Hum to Dil se Hare

      — Мотоки, ты сейчас серьёзно просишь не наказывать Банни за одну тройку? — брови Икуко Цукино, матери Банни, взметнулись вверх. — У нас был уговор, если помнишь.       — Госпожа Цукино, если бы были абсолютно все тройки в табеле, я сейчас бы с вами не разговаривал и не просил бы смягчить наказание, — Фурухата тяжело вздохнул.       — Мотоки, тройка по родному языку! Я понимаю, что вы с Рейкой добра желаете Банни, но это уже чересчур!       — Она всего одна, — Рейка приобняла упавшую духом блондинку за плечи. — И насколько помню, разговор у нас был про количество троек не меньше пяти. А она всего одна. Госпожа Цукино, посмотрите на Банни. Скоро истерика на третий круг пойдёт.       — Рейка, я рада, что ты тоже поддерживаешь мою дочь. Но год занятий с вами - и что я вижу? Тройки есть.       — Икуко, прекрати, — произнёс Кенджи Цукино, входя в гостиную. — Банни весь год старалась.       — Дорогой, ты вечно балуешь детей! — недовольно воскликнула Икуко.       — Я разрешу вам гулять этим летом, — добавила она, глядя на друзей дочери. — Но ты всё равно будешь заниматься усиленно японским. По вечерам делай что хочешь, Банни, а сейчас иди наверх, в свою комнату. Рейка, Мотоки, спасибо, что привели мою непутёвую красавицу домой.       — До свидания, госпожа Цукино, господин Цукино, — пара вежливо попрощалась со всеми, обняв девушку напоследок. — Банни, ждём завтра на занятия.       Усаги долго лежала в своей комнате, глядя в потолок. Почему-то ей не хотелось рассказывать даже Луне о том, что Мамору был с ней вежлив сегодня. И даже почти похожим на себя прежнего. Тяжко вздохнув, принцесса направилась в ванную, чтобы смыть с себя всю сегодняшнюю усталость и тоску от наказания.       Вернувшись из ванной, Усаги принялась за ежедневный ритуал расчёсывания волос, успокаивающий её каждый раз. Уютная фланелевая пижама розового цвета с кроликами, приглушённый свет ночника (всё равно все домашние легли спать) и джаз прекрасного композитора и друга Юсукэ Ямады*(1) немного согревали душу. Для полного счастья не хватало только шоколада и чашки горячего чая. Внимание девушки неожиданно привлёк звук от открытого окна, как если бы кто-то карабкался по стене.       «Неужели грабитель?» — мелькнула у неё мысль. Взяв в руки тяжёлую палку, принесённую для тренировки с Макото, Усаги встала сбоку, чтобы её не было видно. Занеся палку для удара, она приготовилась ждать, когда грабитель залезет. Каково же было её удивление, когда она увидела, что через подоконник перевалился Мамору Джиба! От неожиданности Банни опустила палку на его голову со всей своей силы.       — Ты чего делаешь, бешеная? — прошипел парень, скрючившись у окна и обхватив голову обеими руками.       — А ты зачем ко мне в окно полез? — резонно спросила девушка, чуть прибавляя громкость приёмника, чтобы их разговора не услышали родители и вредный Шинго.       — Извиниться хотел, — буркнул Мамору, устраиваясь по-турецки у стены рядом с окном. — Шоколад будешь?       — Я не ослышалась? — Банни вскинула брови, спешно натягивая халат и убирая палку в сторону. — Ты хотел извиниться?       — Всё верно. Я хотел извиниться за кошек и за сегодня. Да и за весь год, пожалуй, — парень достал из рюкзака три больших коробки конфет. — Кричать под окном не стал. Все спят.       — Ты купил мои любимые конфеты? — Банни подошла и села рядом с человеком, которого год боялась обидеть хоть словом.       — Да. Надеюсь, что хоть немного, но ты простишь меня. Как прошёл разговор с родителями?       — Неплохо. Я буду заниматься днём с Мотоки и Рейкой, а по вечерам делать, что хочу. Я давно не ходила в Гиндза*(2), в клуб Юсукэ Ямады. Он мой друг, в его клубе всегда меня ждёт столик, чай и пирожные.       — Не знал, что у тебя такие друзья.       — Да, Юсукэ мой друг. Он звонил сегодня, оставил приглашение, сказал, что ждёт меня. Мама с папой разрешили пойти.       — И ты пойдёшь?       — Да, пойду.       — Я могу помочь тебе с японским?       — Если хочешь, — Банни ела конфеты и смотрела в пол.       — Хочу. Ты чай сможешь принести? А то после сладкого пить хочется.       — Только из одной кружки, иначе мама неладное подумает.       — Жду.       Банни ушла на кухню, чтобы быстро приготовить чай. Мамору осматривал комнату, в которую залез, точно герой любовного романа: в простых бежевых тонах, с вкраплениями розового, сиреневого и белого цветов, с яркой лоскутной накидкой на постели, она производила впечатление уютной. «В отличие от моей серой и скучной квартиры. Как и жизни, впрочем», — отметил про себя парень.       — Держи, — Усаги поставила кружку на пол рядом.       — Спасибо большое. Ты меня не отравишь, случаем? — поддел Мамору.       — Нет. Твой труп не смогу спрятать, — не осталась в долгу девушка.       — Как скажешь. Во сколько ты завтра идёшь к Мотоки?       — К трём часам в «Корону». Потом вернусь домой, переоденусь и к восьми часам пойду в клуб.       — Хочешь, я завтра помогу тебе с заданиями? Скажем, часов в двенадцать, в парке?       — Я раньше полудня не проснусь. Я очень устала.       — Что ж, тогда держи, — Мамору протянул листок бумаги, на котором был записан номер сотового телефона. — Это мой номер, звони, как встанешь. Я завтра свободен весь день. Смогу помочь.       — Я подумаю, — Усаги убрала листок в карман халата и встала. — А сейчас уходи, не хочу, чтобы тебя мама с папой увидели.       — Как скажешь, — Джиба встал и потянулся. — Набери, помогу с учёбой.       Убедившись, что все соседи спят, Мамору снова ушёл через окно. Помахав на прощание рукой Усаги, он пружинящей походкой пошёл в сторону своего дома.       — Банни, я правильно понимаю, что Мамору сейчас был почти таким же, как раньше? — Луна во все глаза смотрела на хозяйку, убиравшую конфеты в стол вместе с телефоном парня.       — Да, — грустно откликнулась Усаги, подхватив кружку с чаем и обнимая кошку на кровати. — Почти. Как думаешь, стоит позвонить?       — Лучше не сразу, мало ли, опять выйдет скандал. Иди лучше к Рейке завтра.       — Хорошо, давай ложиться спать. Завтра будет трудный день. Спокойной ночи, Луна.       — Спокойной ночи, Серенити.