«Моя дорогая, любимая и нежная Усако. Я не знаю, простишь ли ты мне когда-нибудь сегодняшние слова, но я должен тебе объяснить, почему их сказал. Ещё на крестинах дочери Ямады начались видения о том, что ты умираешь на моих руках. Сначала я подумал о том, что это просто тепловой удар. Но когда они стали повторяться каждую ночь, несмотря на все обереги и талисманы, когда то же самое начала говорить Рей, что видит твою смерть от моих рук, когда видения стали более яркими после появления Чибиусы, мне стало очень страшно. Не за себя. За тебя. Однажды я чуть не совершил эту подлость. Я не хочу её повторить. Я слишком люблю тебя, чтобы ты исчезла так из моей жизни, Усако. Я не стал ничего тебе говорить. Иначе ты бы опять использовала силу кристалла и снова потеряла бы часть своих сил. Я не мог этого позволить тебе. Моя дорогая, я очень хочу, чтобы ты жила. Пусть и считая меня самым последним подлецом на свете. Прости, если сможешь, моя любимая Усако».
Усаги отложила письмо и закрыла лицо руками. Слёзы текли из её потускневших голубых глаз. — Ещё двадцать девять писем, — заплакала девушка. — За что ты так, Франсуа? Зачем ты бередишь раны? Зачем ты дал мне письма Мамору? Со стоном Банни принялась за следующее письмо.«Моя любимая Усако. Сегодня приходила Ами и сказала, что ты уже неделю не была в школе. Спрашивала, правда ли то, что она услышала от Чибиусы и от остальных воинов. Я лишь подтвердил всё и спросил, чего она от меня хочет. Мицуно сказала, чтобы я извинился перед тобой и отправил тебя снова учиться. Мои слова и поведение перед Ами до сих пор заставляют меня стыдиться того, как я её выгнал. Потом пришла Чибиуса и сказала, что ты плачешь каждый день, когда никого нет дома. И что в ту ночь, когда я сказал самые страшные слова, приходил Юсукэ и о чём-то долго говорил с твоими родителями. Моя любимая, не надо проливать слёзы из-за меня. Я умоляю, не надо плакать. Ты должна жить, а не хоронить себя в склепе тьмы. Прошу, не плачь, Усако. Я не стою ни одной твоей слезы».
Банни читала письма и плакала. В каждом письме Мамору просил её не забрасывать учёбу, меньше плакать и больше улыбаться. В каждом письме звучал его голос, отчего Усаги было ещё больнее. Каждое письмо – это был маленький, не прожитый вместе день. Только битвы теперь объединяли их. Но и они скоро завершатся. Слёзы продолжали литься из погасших глаз. — Последнее письмо, — пробормотала Банни, открывая конверт дрожащими руками.«Моя дорогая Усако. Сегодня я прогулялся до района Гиндза и украдкой взглянул на тебя. Ты прекрасна, как и всегда. Понимаю, что Юсукэ и Франсуа до безумия требовательные директора (Акиро рассказал, что ты работаешь помощником руководителя в клубе, пусть и неофициально), но разбавь немного этот строгий чёрный костюм яркими красками, пожалуйста. Недавно Эжен мне дала фото: ты стоишь вместе с Бертрайт, Петсайт, Калаверайт и Кермисайт в своём золотом платье и с жемчугом, подаренным на твой день рождения. Это был какой-то праздник в клубе? Или просто фотосессия для рекламного проспекта? Но ты так печальна на снимке. Я знаю, что прошу многое. Но улыбнись, хоть немного. Без твоей самой красивой и светлой улыбки этот мир не имеет никакой ценности. Я стараюсь издали наблюдать за тобой, если есть такая возможность. Я не прихожу в «Корону», ведь тогда ты расстроишься ещё больше. Насколько я успел узнать, Мотоки и Жан готовы предложить тебе работать у них после окончания колледжа, если ты будешь успешно справляться в клубе Ямада. Усако, ты ведь умница, ты сможешь научиться этой работе. Ведь смогла же ты уговорить взять этих четырёх невозможных женщин работать хостес в клубе. И даже одеваться прилично, а не в микроскопические юбки и корсеты. Сёстры выглядят неплохо, после того, как стали людьми. Интересно, их ещё Эжен с Франсуа не прибили? Учитывая то, как они любят ссориться со всеми. Сегодня приходила Чибиуса и сказала, что готова всё рассказать в храме Рей, откуда она и что хочет от нас. Почему-то я не хочу знать, что эта вредная и злая девочка с красными глазами будет рассказывать. Не хочу, но надо. Не знаю, моя милая, имею ли я право прийти. Но Франсуа и Эжен придут, значит, и меня притащат, даже на аркане. Эти два гения, появившихся в нашей жизни, имеют почему-то слишком большое влияние на нас с тобой. Мне думается, что пора их выгнать. А как ты считаешь? Или стоит их ещё немного потерпеть? Ты смеёшься. Я слышу твой серебряный смех, вижу твою улыбку, ощущаю твой аромат уюта: выпечка, запах клубники и роз, аромат лимонного пирога твоей мамы. Эти запахи не могут заглушить даже дешёвые и ужасные сигареты, так обожаемые Франсуа. Возможно, после прихода в храм, меня Рей и Ючиро точно будут бить метлой. Я уже представляю себе твои глаза, моя Усако. Моя Парвати, моя Чандрамукхи. Моя самая нежная и прекрасная часть моей жизни. Прости, если сможешь меня. Я, твой недостойный Девдас , моя нежная Парвати, моя сильная и страстная Чандрамукхи*(3). Моя самая красивая. Моя самая любимая луноликая красавица. Усаги Цукино. Моя Оданго. Наверное, однажды, как Девдас, я приду и нарисую свой синдур*(4) до того, как ты выйдешь за другого. На дворе уже глубокая ночь, мои мысли всё более сумбурные. За эти недели я рассказал тебе больше, чем когда-либо говорил в принципе. По своей натуре я молчун, ты это знаешь, моя красавица. Мне никогда не было нужды говорить иначе, кроме как по работе. Но с тобой я готов говорить и говорить. Я не могу молчать рядом. Ты умеешь молчать и слушать как никто другой. Но сейчас ты вынуждена слушать меня. Все эти письма Франсуа отдаст, когда я сяду в самолёт, уносящий меня в Америку. Возможно, расстояние поможет тебе меня забыть. Я всё равно буду любить тебя больше жизни, моя Усако».
— Франсуа, Франсуа, где ты? — Усаги выбежала из храма, держа в руках последнее письмо. — Зачем так кричать, принцесса? Мы тут, — супруги Акиро подошли к ступеням здания. — Иди внутрь, иначе заболеешь. Эжен, дорогая, сложи письма, пожалуйста. А то улетят в огонь, и что мы будем делать? — Ты дал мои письма Мамору? — Усаги сверкала голубыми глазами на своего пророка. — Пришлось, — Франсуа пожал плечами и начал разливать чай. — Вы оба не умеете разговаривать. Ладно, наш принц сирота, его никто этому не научил. Но ты, дорогая принцесса, выросла в семье и знаешь, что разговоры нужны и важны. — Франсуа, зачем ты это сделал? — Вам надо обоим остыть, а потом разговаривать, — Эжен усадила Банни в карло. — Вы не умеете по-другому общаться. Два упёртых человека. Нет, Лапин и Дракон. — Вот именно. И завтра я надеюсь увидеть эту Чибиусу, из-за которой вы столько дров ломаете. Твоя честь, Златокосая Серенити, что ты не бегала за своим Эндимионом эти недели. Ты бы поставила себя в неловкое положение. — Дорогой, прекрати. Посмотри на принцессу. — Простите, пожалуйста, — Банни закрыла устало глаза. — Я просто не понимаю, чего вы пытаетесь добиться тем, что заставили меня прочитать письма Мамору. — Мы добивались того, ваше высочество, чтобы вы поняли друг друга. Про видения ваш принц молчал до последнего. Что же до разговора, то мы просто откопали за пару часов историю с его несколько навязчивой одногруппницей. Я понимаю, что принц отшил её давно. Но объяснить многое надо было твоим родителям, пока ты ночевала у нас. Пока что они нейтрально, если так можно говорить, относятся к нашему несчастному дракону. Сейчас надо решить, как вы завтра покажете нам эту девочку, Чибиусу. Учитывая, как она упорно избегает нас, есть смысл на неё взглянуть именно нам. — Завтра мы вас будем ждать в храме Рей. Сейчас, ваше высочество, вы должны пройти в дом, умыться, и лечь спать. Тем более, что вас ждёт ваша крестница, малышка Банни. Эжен, проводи, пожалуйста, нашу красавицу. Завтра она точно должна быть во всеоружии. — Viens-tu recommencer tes rites, mon chèr? Attends un peu?*(5) — Non, vous ne pouvez plus attendre, ma chère sirène Eugène. Il reste moins de deux jours avant la prochaine action. Et nos amants ont vraiment besoin de parler avant cette heure. J'appellerai Rei Hino plus tard, j'ai une idée*(6). Златокосая красавица, тебе надо поспать. Отдохни, ведь завтра будет трудный день. Франсуа наблюдал, как две женские фигуры исчезают во тьме. «Прости меня, принцесса. Но завтра вы поговорите до того, как отправитесь спасать родителей этой маленькой негодницы», - Акиро захлопнул двери храма и сел в карло, в котором недавно сидела Банни.