Hum to Dil se Hare

Токио, 1993 год, храм Аполлона, вечер.       — Хватит! Прочь! Ами, уведи этих двух скандалисток! — Франсуа уже не выдержал и закричал. Эжен лишь усмехалась, помогая Рей укладывать на алтарь мёртвых Мамору и Усаги.       — Франсуа, что ты будешь делать? — Макото гневно сверкала зелёными глазами.       — Возвращать их с того света, глупый ребёнок. Нет, я так не могу. Уйдите прочь, вы только будете мешать!       — Франсуа, позволь нам остаться и помочь тебе, — Минако сложила молитвенно руки.       — Эжен, есть метла? — деловито поинтересовалась Рей, снимая брошь с кристаллом с груди Усаги. — Я сейчас их выгоню в усадьбу.       — В задней комнате есть швабра, — улыбнулась француженка. — Сделай это, пока Франсуа не убил их.       — Девочки, пойдёмте в дом, — схватила за руки подруг Ами. — Рей, помоги же мне.       — Нет, я сейчас буду помогать Франсуа и Эжен. К вам приду позже, — покачала головой брюнетка, поглаживая по волосам свою подругу, лежащую на алтаре.       — Рей, как ты можешь быть такой спокойной?! И почему только ты можешь остаться помочь?! — закричала со слезами на глазах Минако.       — Потому что я могу помочь, Минако. Как жрица огня.       — Всё, прочь! — пророк вытолкал девушек за дверь. — Ами, ты умная девочка, послушай меня: закрой накрепко все окна и двери, занавесь в доме все зеркала и стёкла. Не открывайте никому двери и окна, что бы вы ни услышали. Не смотрите этой ночью никуда. Сядьте у камина и ждите моего сигнала. Рей услышит меня через огонь. Всё, идите!       Акиро захлопнул дверь храма и вставил щеколду в паз, чтобы девушки не зашли обратно.       — Рей, очисти огнём принца и принцессу, — жрец погладил девушку по плечу. — Потом мне нужно будет, чтобы ты ещё с кое-чем помогла, и ты пойдешь в дом. Ты слышишь, как плачет природа, как стонут сыновья Астрея*(1) и Эос*(2), как мойры*(3) готовы оборвать нити принца и принцессы, как Танатос*(4) идёт за ними, чтобы срезать пряди и не дать вернуться обратно. Тебе сегодня ночью не надо быть в этом храме, если не хочешь умереть.       — Я знаю. Это ведь не моя магия, — долго сохранявшая спокойствие Рей дала волю слезам, пока призывала огонь и очищала им тела Усаги и Мамору от крови и чёрных роз, брошенных Чибиусой, ставшей Тёмной леди.       — Поплачь немного, маленькая жрица, — Эжен подошла и подставила под левую руку девушки небольшой кубок. — Потом ведь не будет времени.       — Я знаю. Что дальше?       — Я возьму немного твоей крови и твоего огня, — Франсуа сделал аккуратный надрез на ладони Хино. — Зажги свою кровь, но не спали её. Сможешь?       — Да, — Рей, продолжая глотать слёзы, сделала, как он велел.       — Всё, достаточно, — пророк забрал чашу с огненной кровью, и Эжен перевязала руку жрицы. — Иди в дом и запри дверь. Помни – никому не открывать, никому не отвечать. Я сам позову вас через огонь.       — Конечно.       Рей пошла к дому под шквальным ветром и молилась про себя всем своим богам, чтобы у Франсуа получилось вернуть обратно Мамору и Усаги.       — Эжен, если хочешь, уйди, — француз серьёзно посмотрел на супругу, ставящую на небольшой столик чашу, кинжал жреца, травы, кубок с вином и кисть из шерсти козы, которая будет принесена сегодня в жертву.       — Франсуа, я не ушла от тебя семнадцать лет назад. Неужели уйду сейчас? — сирена с улыбкой смотрела на обожаемого мужа. — Не гони меня.       — Хорошо. Тогда начнём. Бери чашу.       Пророк вывел из задней комнаты белоснежную козу и подошёл с ней ближе к огню большого золотого треножника. Взяв поданный женой родовой кинжал, он перерезал горло животного и дождался, когда последний удар сердца вытолкнул алую жидкость, чуть дымящуюся от пара. Отпустив рога козы, Франсуа принял чашу с кистью и подошёл к алтарю, где лежали очищенные Серенити и Эндимион. Жрец обмакнул кисть и принялся рисовать какие-то узоры на обнажённых телах, уделяя особое внимание сердцам и ранам. Эжен нараспев затянула низкие ноты, призывая в эту ночь всю магию, какая была ей доступна. Закончив с нанесением узоров, пророк вернулся к треножнику и стал кидать в огонь пучки розмарина, тмина, шалфея и цветы подснежника.       — Я взываю к вам эту ночь, создатели мира, Офион*(5) и Эвринома*(6), — Франсуа простёр руки к огню. — Взываю к вам, хранители времени, хранители Аида, хранители света. Я приношу вам эту кровь, это вино и этот хлеб. Примите их и верните души Эндимиона и Серенити.       Жрец выливал кровь и вино в огонь по ведомым только ему узорам. Эжен начала брать более высокие ноты. Положив хлеб в огонь, Франсуа перехватил кинжал и рассёк свою левую ладонь. Кровь стекла в огонь.       — Я взываю к вам, боги, своей кровью и силой! Внемлите мне! Придите ко мне!       Огонь сменил свой цвет на тёмно-бордовый, и Акиро продолжал читать заклинания. Он подошёл к алтарю, взял кубок с живым огнём Рей и, разжав по очереди челюсти Усаги и Мамору, стал его вливать.       — Я дарую вам живой огонь, Серенити и Эндимион. Примите его. Вберите в себя.       Огонь сменил цвет. Теперь он был цвета поздних сумерек или раннего рассвета, густой тёмно-фиолетовый. Постепенно из огня возникла фигура богини, держащей глефу.       — Ты призвал меня второй раз, жрец, — Сатурн усмехнулась. — Чего ты опять хочешь от меня?       — Верни принца и принцессу, — Франсуа смотрел прямо в аметистовые глаза, казавшиеся сейчас непроглядной чернотой. — Какую цену ты готов заплатить?       — Кровь, душа и тело призывающего.       — Нет. Не их возьму, — Сатурн опёрлась о глефу, с интересом глядя на сирену и пророка. — Моя цена – голос твоей сирены и твоё право на детей.       — Что? — Франсуа на мгновение оторопел.       — Её Голос и твои дети, — как маленькому ребёнку повторила Сатурн, нахмурившись. — Так что или ты принимаешь мои условия, или я ухожу.       — Франсуа, — Эжен подошла к мужу, взяла его за руку и посмотрела в наполненные болью и горечью вишнёвые глаза. — Половину моей жизни голос приносил мне только проблемы. И только ты, любимый, радовался ему. Дай мне право самой выбрать цену.       — Голос — чёрт с ним, но дети, Эжен, — пророк попытался вразумить супругу.       — Пусть всё будет так, — Эжен поднесла руку мужа к губам и прикоснулась к изломанным когда-то пальцам, глядя прямо ему в глаза. — Большего я не прошу.       — Мы принимаем твои условия, Сатурн, — пророк сделал шаг к огню, держа Эжен за руку. В душе его снова начинала цвести чернота.       — Да будет так, — глефа ударила об пол. — До рассвета ты можешь петь, сирена. Если до рассвета они не придут на твой зов, вы оба лишитесь права на жизнь.       — Ты же сказала, что возьмешь только голос и детей! — сирена взирала с ужасом на саму смерть, предвкушающую жертву. — Вы слишком долго думали. У вас есть время до рассвета. Пой, сирена.       С этими словами Сатурн исчезла. Огонь снова пылал яркими красками. Нож жреца лёг на столик рядом.       — Эжен, до рассвета не так много времени. Пой, моя сирена, пой в последний раз и призови голосом наших принца и принцессу, — горькие слёзы отчаяния текли по лицу француза. — Другого пути нет.       — Я буду петь, любимый. Не плачь, теперь я прошу тебя об этом, — с печалью сказала Матьё. — Что ж, помоги мне их позвать голосом.       — Конечно, моя дорогая.       Эжен снова начала петь, и в её голосе звучали ночь и надежда, хрустальный звон и падение звёзд с небосвода. Она брала самые высокие ноты так, словно это был её бенефис. Франсуа вторил жене в припеве.

— Quel cuor perdesti Per un miraggio Quel cuor tradisti Odiar di più, non può! La mia voce, senti Il suo dolor... o no? La tua sparí E io, pazza, t'aspetto! Dimenticar... O non più vivere Ormai, salvo... La notte... la notte... la notte... Ah!.. Spente le stelle Col pallido raggio di luna Piange l'amore Che si lancia come l'onda poi se ne va Vuota, la notte E la sua speranza breve Or asgorga l'amaro pianto Un cuor ferito, disperato passa qua Dunque fuggisti I sogni vuoti Dunque perdersi I brevi vortici Dimenticar... O non più vivere Ormai, salvo... La notte... la notte... la notte... Ah!.. Spente le stelle Col pallido raggio di luna Piange l'amore Che si lancia come l'onda poi se ne va Vuota, la notte E la sua speranza breve Or asgorga l'amaro pianto Un cuor ferito, disperato passa qua*(7).

      За окном гремел гром, шумели ветер и дождь. За спиной двух людей начинал угасать огонь. А они всё звали и звали самыми разными песнями Усаги и Мамору.       Вдруг резкий порыв ветра распахнул двери храма, голос Эжен оборвался на самой высокой ноте. К чете Акиро приближался молодой мужчина, весьма бледной наружности. В одной руке у него горел факел, в другой он держал меч. Танатос готов был срезать пряди волос и с живых и с мертвых.       — СТОЙ! — громовой женский голос разнёсся под сводами храма. Стена света отбросила бога смерти ото всех четверых, и из рассветных сумерек возникла Селена, держащая в руках меч и два маленьких камня. — Условие выполнено, Сатурн. Забери своего подручного. Души вернулись, — с этими словами богиня вложила камни в сердца девушки и юноши. — Забери свою плату и не тревожь более никого.       — Хорошо, да будет так, — мужчина развернулся и вышел из храма. Не в его силах было тягаться с титанидой, дочерью Урана.       — Селена, благодарю тебя, — Акиро опустился на колени перед богиней.       — Я благодарю вас, сирена и пророк, — Селена печально смотрела на пару перед собой. Жестом она велела Акиро встать с колен. — Я не могу вам вернуть всё, что вы отдали. Простите, пожалуйста.       — Ничего страшного, ваше величество. Мы рады, что смогли выполнить вашу просьбу.       — Я отдаю вам мой меч. Передайте его Эндимиону, Эжен, — с этими словами богиня вложила в руки молча плачущей сирене серебряный клинок с золотой рукоятью. — Этим клинком он сможет убить не только Мудреца, но и бога. Если захочет.       Затем богиня подошла к треножнику, около которого лежала мёртвая коза. Она провела рукой по шерсти, после чего животное рассыпалось жемчужной пылью и на его месте оказался осколок, блестящий, как золото.       — Эндимион был прав только с огнём, — богиня покачала головой. — В муках и огне мы рождаемся, в муках и огне умираем. Это осколок Золотого кристалла. Сохраните его до поры, прошу вас.       — Разумеется, ваше величество, — Франсуа бережно принял осколок и убрал его в карман брюк.       — Моих сил хватит перенести в дом Серенити и Эндимиона. После я навсегда останусь в Тартаре. Прощайте, мои верные подданные.       — Прощайте, ваше величество.       Селена сделала взмах рукой, после чего исчезла вместе с телами. Франсуа подхватил на руки супругу, разом обессилившую после ухода богини и выронившую меч, и усадил на алтарь. Эжен беззвучно плакала, уткнувшись в плечо мужа.       — Моя любимая, моя Эжен, — Акиро заплакал вместе с женой. — Мы вернули их, выплатили свой долг. Новый мир и новый день будут прекрасными. Я знаю. Ты знаешь. Эжен, прости меня за всё, если сможешь. Прости. Если сможешь.       В распахнутые двери храма смотрел розовый рассвет, принесённый Эос. Догорали угли священного огня, в воздухе стоял терпкий запах трав и холодной октябрьской погоды. Наступал новый день, должный принести или облегчение, или страдание. Эта же ночь. Особняк Ямада.       Рей подбежала к двери особняка вымокшей до нитки. Резко начавшийся дождь застал девушку на полпути к дому. Добежав до спасительного тепла, уставшая Марс открыла дверь и зашла внутрь.       Закрыв дверь и вставив на место тяжёлую щеколду, Рей скинула промокшие сапоги, пальто и внимательно осмотрела холл. Да, зеркала были накрыты тканью, как и велел Франсуа.       Пройдя на голоса девочек в гостиную, Хино села на пол и с благодарностью приняла кружку с горячим чаем от Макото.       — Дома действительно никого нет, как и сказал Франсуа, — сказала Ами, греясь у камина. — Рей, что они там делают?       — Возвращают души через воззвания и жертвы богам, — негромко сказала мико. — Франсуа взял мой огонь, чтобы дать его Банни и Мамору.       — Что мы можем сделать? — Минако, сгорбившись, смотрела на очаг камина.       — Только ждать, надеяться на чудо и верить, — ответила Макото, наливая всем очередную порцию чая. — Ами, Рей, я хочу вам задать несколько вопросов.       — Какие? — синеволосая девушка нервно теребила низ кофты.       — Вы несколько недель не позволяли нам с Миной свести Банни и Мамору. Почему? И почему вы обе так ратовали за то, чтобы Уса работала и не говорила с Мамору? Почему Джиба проводил столько времени с Франсуа и Жаном? Почему Чибиуса столько времени не пыталась поговорить с Франсуа и Эжен, раз она их знает?       Рей и Ами нерешительно переглянулись, после чего синхронно вздохнули. Дать ответы на вопросы предстояло кому-то из них.       — Ами, давай начну я, а после ты расскажешь? — Хино отставила чашку с чаем в сторону.       — Хорошо, Рей, — Мицуно махнула рукой и взяла кружку с горячим напитком.       — Всё началось с того, что мне позвонил Франсуа в тот день, когда расстались Мамору и Усаги, — Хино смотрела невидящим взглядом в огонь и сжимала кулаки до побелевших костяшек на руках. — Сказав дедушке, что везу учебники для Ами, я поехала в клуб «Эдем», так как просто от скуки этот человек мне никогда не звонил. Когда я пришла к нему, Франсуа был один. Эжен увезла Банни домой к Юсукэ, а сам композитор уехал домой к Банни. Франсуа рассказал, что Мамору бросил Усаги и та пришла в клуб в слезах. Я не могла поверить в это, и Франсуа предоставил убедительные доказательства: я услышала весь диалог через огонь. Не спрашивайте как, я не владею такой магией, — вскинула голову Рей, глядя на Мако и Мину. — В итоге Франсуа выведал, что я видела смерть Банни. Он так на меня кричал на французском, что и без перевода всё было понятно.       — Потом Франсуа позвонил мне, и я тоже приехала в клуб, — Ами отставила кружку с чаем в сторону. — Франсуа попросил, чтобы я пришла к Мамору и выяснила, правда или нет, что он окончательно расстался с Усаги. Чибиуса к тому моменту уже осела в семье Цукино и начала предпринимать попытки забрать Серебряный кристалл. Один раз у неё получилось, и мы все помним, к чему это привело.       — Через неделю мы снова встретились в клубе «Эдем». Мы рассказали Франсуа, что узнали. Он был просто в бешенстве, — Хино вздрогнула, вспоминая глаза и выражение лица пророка. — В итоге в клубе собрались: Акико, Эжен, Жан, Мотоки и Рейка, приехал даже Ючиро, и мы долго обсуждали сложившуюся ситуацию.       — Было решено, что Мамору на себя возьмут Франсуа, Жан и Эжен. Они узнают его мотивы и помогут преодолеть все страхи. Оставшиеся брали на себя Банни. И во всех случаях мы заваливали их таким количеством дел, чтобы ни у одного из них не оставалось времени на глупости, — Ами обхватила колени руками, стараясь согреться. — Как вы видите, Банни стала более собранной и спокойной. Мамору и вовсе превратился в сухарь. Вот как-то так.       — Вы, — чуть не задохнулась от гнева Минако, — ненормальные, что наделали?       — Ничего такого, что испортило бы отношения окончательно, — Макото внимательно смотрела на Ами и Рей, выглядевших совсем подавленными. — Я правильно понимаю, что в итоге у Банни всё стало лучше с учёбой и пониманием причин поступков людей?       — Да, всё верно. Мы знали, что Франсуа уговорил писать их друг другу письма, — Ами вздохнула. — В общем и целом, Мамору и Банни наконец-то поговорили. Не знаю, что сработало, но итог — они снова вместе.       — Вместе. А Чибиуса? — Минако сжала кулаки. — Что вы о ней скажете?       — Чибиуса предпочла вообще отстраниться от помощи и решать все проблемы сама, — Макото, вздохнув, устроилась сидеть по-турецки. — Я помню, что она предпочитала большую самостоятельность. Я как-то с ней разговаривала. Малышка сказала, что раз нам никому нет дела до её проблем, то она их решит сама. Как мы помним, она украла брошь Банни. А теперь Чибиуса решила, что все проблемы ей поможет решить Мудрец.       — Да, верно, — Мина медленно разжала кулаки и взяла кружку с чаем. — Но это не объясняет, почему она ни разу не встретилась с Франсуа и Эжен.       — Всё просто, — усмехнулась Рей. — Мой дедушка не выносит магии Франсуа и попросил его не появляться часто на территории храма. А так они ведут практически ночной образ жизни, ведь в девять часов вечера Малышка спит дома в кровати Усаги, а не ходит с ней на работу.       — Вот оно как.       — Да.       — Мда, весело, — Макото опёрлась локтями о колени, а голову подпёрла ладонями. — В любом случае, что нам делать дальше?       — Серебряный кристалл сейчас у меня, — Хино глотнула уже остывший чай. — Нам сейчас остаётся только ждать, когда наступит рассвет. Тогда и видно будет, что делать дальше. Кстати, есть идеи, где может быть Золотой кристалл?       — Нет, идей нет. Луна и Артемис ищут информацию, куда он мог деться, — Айно тяжело вздохнула. — Нам остаётся только ждать результатов. Да и если найдём, остаётся другая проблема: как уже было рассказано Малышкой, кристаллом сможет управлять только Мамору. Но он уезжает в Америку. Как тут быть?       — Не знаю, — Ами снова смотрела в огонь. — Жан и Юсукэ обещали что-то придумать.       — Понятно. Что же, сейчас мы точно ничего не сделаем, а только души друг другу разбередим зря, — Макото встряхнула волосами и начала вставать. — Я пошла на кухню, приготовлю что-нибудь. В любом случае, нам надо всем поесть. Да и когда Банни с Мамору вернутся, им точно надо будет перекусить.       — Ты так думаешь? — Минако встала вслед за Кино.       — Да. Девочки, идёмте. Рей, ты с нами?       — Нет, я останусь тут. Буду ждать сигнала, — Хино подвинулась так, чтобы за её спиной оказался диван, на который она опёрлась. — Идите без меня.       — Хорошо, — и Минако, Макото вместе с Ами ушли на кухню, а Рей осталась, продолжая смотреть в огонь.       — Франсуа, Эжен, пусть у вас всё получится, — тихо молилась жрица.       За окном шумела осенняя гроза, выл ветер. Ливень бился о стёкла. Рей молилась и надеялась, что ей ни разу не придётся воспользоваться Кристаллом.