От ненависти до любви — одно погружение, так захлебнись же в моей всеобъемлющей любви, эгоистичная сучка! И ты, наконец, поймешь мое безумие, мою привязку, мою одержимость…
Холодный прибой принёс с собой поток леденящего ветра, обдавая твоё лицо влажным дыханием. Лениво играя с длинными каштановыми волосами, он проникает за шиворот, касаясь тонкой нежной кожи. Меня раздражает эта идеальность, гладкость и здоровый цвет, хочу испортить её. Испортить своими метками. День нашей первой встречи… Он запомнился мне твоим окровавленным в ходе схватки лицом, где сияла тёплая улыбка от достигнутой цели. И ты впоследствии дарила её всем, но не мне. Ты — истинное воплощение героя и неприязнь ко мне было легко объяснить. Но почему же великодушная и идеальная Мэй Аоки, не заметила обожания и нежной привязки за маской грубого цинника? Я всего лишь хотел открыться тебе, а моё желание быть рядом, ты трактовала как нездоровое поведение и слежку. Это не моя проблема, «мисс прилежность», ведь тогда я ещё не позволил себе залезть в твою голову. Я просто сходил с ума, и как в тумане, шёл за тобой по пятам… Лето закончилось, но на улице по-прежнему стоит невыносимая жара, и лишь у моря в утренние часы можно запастись бодростью и свежестью на весь день. Потому-то ты и здесь, Мэй. Ежишься, грустно улыбаясь и проглатывая солёные слёзы, текущие рекой из опухших глаз. Вода холодит твои ноги, остужая кипящий от страха и волнения организм. И тебе стоит бояться, потому что я — рядом. Три месяца свободы заканчиваются сегодня, вместе с первым днём в академии, и наша игра начнётся сначала, ты ведь счастлива, правда? Я знаю, Аоки, ты рада вернуться к друзьям и совершенствованию своей причуды, себя, как героя, но и я никуда не делся. Знаю и то, что ты меня ненавидишь, но от ненависти до любви — одно погружение, так захлебнись же в моей всеобъемлющей любви, мать твою! Обожаю глядеть, как моя одержимость держит тебя в тисках страха, толкает к пропасти отчаяния и душевной нестабильности. И ты боишься всего и всех, задницей чувствуя, что твой демон-хранитель прямо за спиной, следует по пятам, не в силах отказать себе в удовольствии. Не стоит оборачиваться и проверять, Мэй, сегодня я тоже с тобой, слежу и анализирую каждую эмоцию, каждое движение. Без опаски и робости приближаюсь к твоему силуэту, объятому рассветными лучами солнца. Слышу тяжёлое дыхание и остервенело бьющееся сердце. И ты замираешь, переставая моргать и задерживая воздух, когда горячие, словно лава, руки, сдавливают твою шею. — Снова твой запах, — шумно выдыхаю, облизывая кожу за ухом и чувствуя приторность на языке. — Я зверски по нему соскучился. А в ответ лишь тихий хрип и плотно сжатые зубы. Я знаю, ты не позволишь слишком многого. Но нам нужен новый уровень, помни, от любви до ненависти… Наступая на пятки, веду твоё отяжелевшее тело к кромке воды. Пена ласково лижет твои пальцы, утопающие в сыром песке, но ты быстро смываешь её остатки, ведомая мной на глубину. Руки бережно скручивают волосы, пряча их в вороте рубашки. — Ты всегда молчишь, создаешь видимость покорности, — мы были уже по пояс в не прогретой за ночь воде, и на твоём теле проступили узоры вен, причудливо переплетающиеся друг с другом. — Ты становишься пустой куклой, оказываясь в моих руках, но за год нашего знакомства, я успел увидеть всю палитру твоих эмоций. Я заставлю тебя показать лицо, Аоки. А волны, снося с ног, терзали наши тела, стремящиеся к завораживающей синеве моря. Щурясь, я покрепче схватил твою руку, сплетая пальцы. Ты не достаешь до дна, и единственная опора — моя рука, которую ты опрометчиво пытаешься отвергнуть. Гордость, в которой ты погрязла, вскоре утянет тебя на дно, но я люблю тебя и помогу достигнуть почвы под ногами прямо сейчас. Схватив теплую от целующего солнца макушку, без сожаления, топлю тебя в соленых глубинах. В душе — смятение, ведь ты и не подозревала, что я решусь на этот отчаянный и опасный поступок. Сначала сопротивление, потом — смирение, и идущие на поверхность пузыри. Десять, двадцать, тридцать секунд — и твоя гордость даёт трещины, а тело начинает извиваться, поддавшись панике. Но трещина — не дыра, поэтому погружаясь следом, продолжаю держать тебя у дна, всматриваясь через кристальную воду в твоё охваченное страхом лицо. Глаза, являющие ужас, дрожат, закрываясь, а хаотичные движения, тормозятся, прекращаясь. Но я не возвращаю тебя на поверхность. Лишь притягиваю к груди, прикасаясь губами к твоим посиневшим устам и покрепче ухватив за волосы, сокращаю расстояние между телами до минимума. Отдаю весь воздух, оставшийся во мне, возвращая тебя в сознание. Наслаждаясь этими мимолётными секундами близости, хватаю твое лицо в плен ладоней, не желая отцеплять его от себя. А внутри — взрывы, и тепло, которое хочется разделить с тобой. Но ты по-прежнему недосягаема и холодна. Почувствовав прилив сил, отталкиваешься от моего колена, выплывая наверх, оставляя в темноте морских глубин, умирать от неизлечимой зависимости.***
Выныриваю следом, быстро протирая глаза. Ты, смешно брыкая ногами, пытаешься добраться до берега, подгоняемая волнами. Ну, а мне остается охлаждать пыл, стоя в ледяной воде, стыдливо пряча последствия своего возбуждения. Словно промокший котёнок, стряхиваешь лишнюю влагу, опускаясь на песок и переводя дыхание. Всегда идеальная, чистенькая и до омерзения правильная — ну, а что теперь? Теперь ты взлохмаченная и дикая, словно кошка, брезгливо убираешь прилипшие листья и ветки с насквозь мокрой формы. Какого это — почувствовать себя в другом амплуа? Ты глядишь с ненавистью и жалостью, грустью и усталостью. Ты надеешься скрыть их от меня, но я вижу эти новые эмоции — облегчение и эйфорию, подаренную тебе адреналином. Какого это — осознать цену жизни? Ты обязательно расскажешь мне, но позже, ведь наша терапия только начинается. Раскрой мне все прикрасы своего внутреннего мира, Мэй, и я положу весь этот прогнивший мир к твоим ногам.