Believer

— Успокойся и убери от меня эту бумажку, что ты мне ею тычешь? — Терри натянул на плечи домашнюю растянутую футболку и пошел на кухню варить кофе. Он так и жил в своей прежней маленькой квартирке с видом на Essex Flowers Gallery, ничего не меняя и никуда не переезжая. Только компьютеров стало больше, а мониторы их шире, Терренс Спенсер по-прежнему разрабатывал новые видеоигры и тестировал разные компьютерные программы. Адам, как-то внезапно, растеряв весь свой воинственный пыл, упал на кресло в гостиной. Терри обернулся и невольно засмотрелся на него. Сколько лет бы они не были знакомы, каких бы экспериментов Ламберт не проводил со своей внешностью, как настоящий творец, то перекрашивая волосы в платину, то примеряя образ длинноволосого хиппи из расклешенных семидесятых, он оставался одним из самых красивых и привлекательных внешне мужчин, с кем когда-либо доводилось встречаться Спенсеру. Высокий, обладающий красивым, стройным телом, безупречной королевской осанкой и природной грацией, Адам всегда привлекал внимание к своей совершенно нескромной персоне. В сотый раз, видя этот медальный профиль с прямым носом, упрямым подбородком и невероятного разреза глазом, еще и подчеркнутым, прорисованным, подводкой, Терри подумал, что выражение «рожден для сцены» — точно было придумано про Адама Ламберта. Заметив на себе его взгляд, Адам повернулся к нему всем телом, сразу, моментально меняя позу, что тоже было его отличительной особенностью — словно бы перетекать из одного положения в другое, двигаясь незаметно, как ртуть. — Я очень прошу тебя, Терри, — Адам поднял руки жестом капитуляции. — Давай, обойдемся без выяснений и нотаций. Скажи, куда Томми от меня спрятался и все. — Ты здорово изменился, Адам, — задумчиво сказал друг, передавая ему кружку с кофе и будто бы, не слыша его слов. — Иногда я смотрю на тебя и удивляюсь, куда все ушло? — Что ушло? — невольно втягиваясь в разговор спросил Ламберт. — Ты был таким … Таким легким, открытым, беззаботным. Мальчик. Адам поморщился. — А сейчас что, превратился в девочку? — Возможно, что твое ремесло просто-напросто сжигает тебя, забирает все твои нервные окончания, делает тебя замороженным, как тот Кай из «Снежной королевы»… — Ты что, переутомился, придумывая свою очередную видеоигрушку? — Даже слышать меня не хочешь… Что произошло? Ламберт отпил глоток кофе. — Я пришел домой, а Томми исчез. Написал несколько строчек невнятных и все свои фотоаппараты забрал. И испарился. Даже меня не дождался! — А ты задержался? — А я задержался! Терри, давай, пожалуйста, не будем превращать наш разговор в исповедь! Где Рэтлифф? — Кто он? — в упор спросил Терри. Ламберт встал, осторожно поставил кружку обратно на стол, не поднимая от нее глаз, словно в оставшемся в ней кофе заключалось нечто важное. — Ламберт, ты в своем уме? — потрясенно произнес Терри. Аэропорт в Ньюарке переливался соцветьем огней. — Мы рады, что ты все же решился присоединиться к нам, — невысокий мужчина средних лет крепко пожал Томми руку. — Когда поступает заказ от Associated Press, сам понимаешь, счет идет на часы. Хорошо, что бы был свободен. — Мне и самому очень хотелось бы там поработать! — Томми пожал руки всей группе журналистов и фотографов. — Я оставлял сообщение в базе, так что, даже если бы я и был занят, то нашел бы время для этой командировки, не сомневайся, Арчи! Арчи кивнул головой в знак согласия. — Да мы все такие же ненормальные трудоголики, Томми. Мы взлетаем не обычным рейсом, поэтому сейчас проедем немножко вперед, там запасные взлетно-посадочные полосы. — Он жестом указал на автобус. — Борт наш уже готов, загружаемся и где-то через час можно будет вздремнуть. Перевалочный пункт через часов восемь полета. Томми закинул на плечо рюкзак и оглянулся на здание аэропорта, уже стоя одной ногой на ступеньке автобуса. Все те же переливающиеся огни, такие надежные и мирные. Только почему-то, слегка размытые, а ведь никакого дождя нет и в помине. Томми сморгнул и поднялся в автобус. — Адам… — Терри начал заново. — Но почему? — Потому, — упрямо не желая отвечать, отрезал Ламберт. — Томми бы ничего не узнал. — Он знал, что ты ему изменяешь, — Терри вздохнул. — Сказал, что и факты этого у него есть. Он тоже не наивный мальчик, Адам. Адам походил по кухне и снова вернулся к Терри. — Ты скажешь мне где он, или мне его через полицию разыскивать? — А я вот теперь понимаю, что Томми был прав, — покачал головой Спенсер. — Прав, что ушел. — Пять лет мы прекрасно ладили вместе, — Ламберт усмехнулся, но улыбка вышла невеселой. — А теперь, в одночасье, не поговорив… — Действительно, — Терри скрестил руки на груди. — Что это мы превращаем разговор в исповедь. Адам резко взглянул на него, сверкнул льдисто прозрачный серо-голубой всполох глаз. Терри снова пришло на ум то его давнее сравнение Ламберта с самурайским мечом — катаной. — Упрекаешь меня? — тихо спросил Ламберт. — За то, что сам не разговаривал, за то, что привык к нему, что делал все так, как удобно мне? Ты же понимаешь… — Адам, хоть раз в жизни не нужно все оправдывать своим балетом! Ну жизнь же не ограничивается только сценой или только амплитудой пируэта! Ты, к примеру, знаешь, над чем работал твой партнер и по совместительству, твой любимый человек последние пару месяцев? Ламберт уставился на друга своими прозрачными глазами не мигая. — Я так и знал! — Терри положил руки на стол. — Не упрекаю, но сам подумай, это же правда. Ты ничего не знаешь о Томми. — Я знаю, — наконец произнес Адам. — Два месяца назад он внес свое резюме во все информационные агентства страны с пометкой «готов работать в горячих точках и зонах боевых действий». Я был против и сразу сказал, что не смогу смириться с тем, что он будет снимать, ползая под пулями каких-нибудь экстремистов с Ближнего Востока. Так, значит, он… Терри посмотрел на часы. Циферблат мигнул красными циферками: 2:20. — Томми улетел в командировку час назад, — сказал он. — В Бейрут. Остаток ночи Адам провел так, словно находился под сильнодействующими седативными препаратами. Когда тело вроде бы не болит, а вот та субстанция, которую называют душой, просто изнывает от неправильности всего происходящего. Первым делом, Ламберт пролистал все, что нашел в Сети про обстановку в Бейруте, Ливане и, в целом, в этой части света. Информация была неутешительная, какого рожна Рэтлифф ввязался в эту служебную командировку — ни черта не понятно. Радовало одно, что Агентство самое влиятельное в США, журналисты работают легально, под эгидой посольства и под защитой находящихся там американских военных. Потом Адам начал систематически искать тех, кто был как-то связан с Томми и мог пролить свет на то, как он туда попал, надолго ли, и есть ли какой-нибудь способ с ним связаться, или хотя бы просто узнать, что там сейчас происходит. Выяснить удалось лишь мелкие детали, а самое главное — связи для частных лиц никакой, если только через пресс-атташе Агентства, а это только по расписанию и только для близких родственников, внесенных в специальный список. Вряд ли, строптивый Рэтлифф захотел бы видеть Адама в офисе секретариата Associated Press, болтая с ним, как ни в чем не бывало, по спутниковой связи, в компании жен и детей остальных журналистов. И Адаму чуть ли не впервые за последние пять лет стало страшно. Не за себя. За Томми. — Мы предоставили вам все наши соображения по поводу новой постановки «Жизели», — художественный руководитель театра Марк Майерс аккуратно расправил салфетку на коленях. — Не думал, что классический балет может вызывать у нас какие-то разногласия. Бранч с меценатами Адаму давался с трудом. Он никак не мог отвязаться от мыслей о Томми, неизвестность пугала, а влиятельные покровители искусства были не теми людьми, от разговора с которыми можно было бы отмахнуться. — Это не совсем разногласия, мистер Майерс, — самый, пожалуй, вменяемый из этих денежных толстосумов, мистер Бошеми, он немного разбирался в театре, в балете и часто давал дельные замечания по технической части спектаклей. В область искусства не влезал, поэтому было странно, что именно он настаивал на встрече. — Видите ли, мы еще раз обсудили с коллегами концепцию вашего спектакля… — И чем же она вас не устроила? — не вытерпел Адам. — Что не так? — Дело в том, Адам, что вы пытаетесь сделать центральным персонажем вовсе не Жизель, как это задумано классиками, а Альберта. Не так ли? Адам молча ждал продолжения. — Вы слишком выпячиваете этого персонажа. Не потому ли, что здесь играет роль и ваша личная заинтересованность в именно этом танцовщике? — Что вы имеет в виду? — Майерс предупреждающе шевельнул рукой в сторону готового взорваться Ламберта. — Это какие-то инсинуации! — Хорошо, я выскажусь яснее, — вздохнул Бошеми. — Режиссер перекраивает классическую версию спектакля, выдвигая на первый план не главную героиню, а совершенно другой персонаж. Нам не нравится подобная трактовка. Кроме того, есть основания считать, что подобное происходит потому, что партию Альберта постановщик отдал своему любовнику, а тот совершенно не справляется с ней. Спектакль обречен на провал. А мы не хотим тратить деньги впустую, да еще и отбиваться потом от обвинений в прессе.