Believer

Мечеть неподалеку от телецентра, где поселилась их журналистская группа, оказалась знаменитой на весь Старый Бейрут. Утром протяжное «Аллааху акбарул-лааху акбар» муэдзина будило почище «Металлики» на айфоне Томми. Зато потом сон пропадал совершенно, впрочем, и по ночам у Томми разыгралась его давняя бессонница. Вот работы было много. Корреспонденты Агентства моментально, в первый же день развернули в местном офисе телецентра оперативный штаб. Вся информация стекалась сюда, тут же фотографы оборудовали свои походные лаборатории, поделив все по-братски, и проявочную и все копировальную технику. В эфир выходили по очереди, сигнал был хорошей, но из-за разницы в часовых поясах, спутник давал им сигнал поздно ночью, зависая ровно над Нью-Йорком и протягивая им невидимую нитку связи с домом. — Этот портрет тебе нужно выставить на конкурс World Press, — Арчи заглянул Томми через плечо, пока тот задумчиво перебирал отпечатанные снимки. — Настоящая ливанская мадонна. На фотографии Томми поймал момент шествия протеста против существующего правительства, на заднем фоне как раз митингующая толпа с чисто ливанским колоритом: пестрые одежды, развевающиеся флаги, самодельные плакаты. А в объектив крупным планом — молодая женщина, почти девочка, сидящая на тротуаре на скамейке, поджав ноги под широкую юбку и держащая на руках спящего малыша. — Да, — согласился Рэтлифф. — Удивительно, ребенок спал под этот шум и гвалт, как будто это была его любимая колыбельная. — Привык, — вздохнул журналист. — Дети ко всему быстро привыкают. — Томми, — Арчи указал на дверь в пресс-центр. — Наши заканчивают через несколько минут. Если хочешь поговорить с кем-то из близких, как раз есть возможность. — Нет, — покачал головой Томми. — Мне не с кем разговаривать. В спальне пентхауса «Византии» свет был притушен и роскошная широкая кровать выхватывалась ночником как айсберг посреди темного северного моря. Габриэль сидел на кровати, склонившись над Адамом, лежащим на животе и положившем голову на скрещенные руки. — Мне кажется, что ты совсем охладел ко мне, после того, как… — сказал танцовщик, водя пальцами по гладкой спине Адама. — После того как трахнул тебя? — не меняя положения тела, подсказал ему Ламберт. Габриэль поморщился, темно-рыжие прямые волосы свесившись, почти полностью закрыли ему лицо. — Тогда, зачем?.. — он снова не закончил фразы. — Опять вопросы, — голос Адама тоже зазвучал тише, приглушеннее, словно он засыпал рядом со своим премьером. — Можно же как-то обойтись без них? — Но ведь было же классно! Адам перевернулся на спину и притянул к себе ЛеБорна ближе. — Классно! — протянул он с теми же интонациями. Его руки легли на предплечья Габриэля, заставляя его переместиться и сесть на Адама верхом. Где-то в глубине сознания Адама всплыла мысль, что весь этот акт близости с Габриэлем происходит механически, что его тело всего лишь автоматически или инстинктивно воспроизводит нужные движения, а все остальное блуждает не здесь, не в отеле, а совсем на другом краю света. Всплыла и пропала, растаяла под горячностью молодого премьера, который, по-видимому, никакими мыслями не мучился, а резво оседлал Ламберта уже по-настоящему, приведя того в боевую готовность несколькими сильными движениями по его члену. Адам придерживал Габриэля за бедра, а тот уже насадился на член отработанным движением, привычно задержав дыхание на пару минут и после начав с медленных тягучих движений, в такт которым перед Адамом качнулся тяжелый набухший орган танцовщика. Убыстряя свой темп, ЛеБорн откинулся назад, опираясь расставленными руками о колени Адама, угол проникновения изменился, Адам зашипел, закусывая нижнюю губу. Габриэль был особенно красив в эту минуту — он словно парил, поблескивая в свете ночника своей влажной светлой кожей. Вот он снова поменял положение тела, наклонился вперед, практически прижимаясь своей грудью к груди Адама и движения его замедлились, снова становясь тягучими и выбивая из легких Ламберта остатки воздуха. Адам перехватил его член одной рукой и пропустил его через кольцо своих сильных пальцев. Габриэль уже был на грани, в преоргазменной пляске убыстрился, стал хаотичным, и выплеснул в руку Адама горячую и липкую струйку спермы. Адам кончил несколько минутами позже, и затих, слушая стук своего колотящегося сердца. — «Хезболла» все еще проводит захваты заложников, — водитель уверенно направлял их маленький автобус к окраине Бейрута, а Раф рассказывал о последних событиях в столице, показывая рукой полуразрушенные здания. — Сейчас они становятся все реже, но, — он искоса посмотрел на Арчи, сидящего рядом с ним. — Американцев они до сих пор называют врагами ислама, а религиозные фанатики, сами понимаете, дело гиблое. — Просирийские настроения теряют свою былую привлекательность, — отозвался Томми с соседнего сиденья, наводя свою камеру на пересохший городской фонтан. — Однако, ваш Президент… — О, нестабильность нашей политики уже стала объектом шуток, хоть шутить на такие темы опасно для жизни! — улыбнулся ливанец. — Наше правительство полностью является зеркалом нашей страны — все руководители из разных религиозных конфессий, вот и никак не договорятся! Автобус свернул от городского рынка, шумящего своими многочисленными покупателями и продавцами и въехал на площадку перед торговой улицей Хамра. — Пожалуйста, — Раф поднялся со своего места. — Вот вам и митингующие. Студенты против коррупции, — перевел он надписи на плакатах. — Очередной сбор в столице. — Прости, Терри, — Адам прошел в комнату мимо посторонившегося друга. — Я переночую у тебя сегодня, можно? Никак не могу ехать домой. Терри лишь покачал головой. — Обещаю, завтра буду ночевать дома, — заметив его укоризненный взгляд, сразу добавил Адам. — Кофе? — привычно направляясь на кухню и запуская кофемашину, спросил Спенсер. — Я бы выпил чего-нибудь покрепче. — У тебя завтра репетиция, — напомнил Терри, но бутылку виски, все-таки, поставил на стол. — У меня всю жизнь репетиция, — Ламберт налил спиртное в стакан и выпил залпом. — Всю мою жизнь репетиция… Томми нет дома всего три дня, а мне кажется, что прошла вечность. — Тебе надо его вернуть. — Я его не выгонял! — Адам прикрыл глаза рукой. — Тем не менее, он в какой-то ближневосточной передряге, а ты не хочешь идти домой, — Терри помолчал. — И эта твоя идея с участием в спектакле… — Знаешь уже? — Я же постоянно в Интернете, все новости проходят через меня. Сайт Джуллиарда с гордостью анонсировал совместную с Театром Балета новинку сезона — великий Адам Ламберт в роли Альберта в собственной постановке «Жизели»! — А какая сейчас погода в Бейруте? — Адам раздвинул пальцы и глянул на друга одним глазом. — Солнечно и жара. — Томми не очень хорошо переносит жару. Еще и эта его привычка вечно надеть на себя что-нибудь с длинными рукавами и потемнее… — И, все-таки, я не понимаю… — Не надо, Терри, — Адам поднялся со своего места. — Я пойду лягу в гостевой спальне, хорошо? Спенсер проводил его взглядом и тоже налил себе виски в стакан. Покрутил стакан в пальцах, покачал головой и выпил. Репетиции Адама никогда не повторялись. Разумеется, у него была целая команда помощников, хореографы на классы, концертмейстер, они давно уже работали с Ламбертом и были привычны ко всему. Иногда возникали проблемы с танцовщиками. — Эмси! — Адам объяснялся с ведущей балериной, горячо жестикулируя. — Твоя героиня наивна до овечьей глупости! Она бездумна, но бездумна не от того, что неспособна мыслить, а просто потому что ей это незачем. Пока. — Встала еще раз! — Мне нужна такая интенсивность чувств с самого начала, чтобы любой в зале отключил все свои воспоминания о предыдущих постановках, которые он видел! — Адам сердился. — Поэтому вот эта серия прыжков должна быть не такой! Он показывал, расставлял, направлял, сам жил вместе с солистами в каждом их движении. — Габриэль, это пойдет сюда, и прыжки мы начинаем для того, чтобы вы с Эмси встретились лицом к лицу! Ну, нет, это уже народные танцы пошли под чечетку, повторяем от последнего такта, пожалуйста! — Стоп! Адам остановил репетицию раздраженными хлопками ладоней. — Габриэль, подойди ко мне. ЛеБорн остановился перед режиссером. — У тебя голеностоп гуляет, ты о чем думаешь? — Глаза Ламберта презрительно сузились. — У тебя, может, болит что-нибудь? Мочки ушей молодого премьера предательски заалели. — Нет, ничего у меня не болит! — Ну и прекрасно! Подбери себя и еще раз… Начали! — Адам, я тебе еще в прошлом году сказал, — доктор Шейн рассматривал рентгеновские снимки Ламберта на специальном экране. Адам приехал к нему в клинику сразу после репетиции. — У тебя есть все шансы попасть в инвалидное кресло! — Но ты же мне говорил, что разрушение сустава не произойдет! — Ламберт упрямо сжал руки в кулаки. — Ты бы уже определился с моими перспективами! — Я тебе не Господь всемогущий, чтобы так определяться, извини! — Шейн сурово посмотрел на танцовщика. — Тебе пять лет назад еще было сказано, ни в какой балет не лезть! Очень ты послушался меня тогда. — Частично послушался. — Адам кивнул на экран. — Нагрузок же почти не было. — Именно, что почти, — сдаваясь, пробормотал врач. — А сейчас ты собрался без одной ноги по сцене прыгать? Не очень жизнеутверждающе, знаешь. — Давай, сделай, что можешь. — Ленточкой перевязать? — скептически усмехнулся Шейн. — Опять постоянные блокады и заморозки. Не дело же. И что значит, что можешь? Тебе по-хорошему ко мне в клинику надо, все обследовать, сейчас можно и вопрос об операции бы рассмотреть, пока процесс перешел в хронический, так ты же со своими репетициями снова заработаешь обострение и все насмарку! — Шейн, потом все обследования, ну я обещаю. Мне укольчиков выпиши и я поеду. — Домой, я надеюсь? — Да, только в театр заскочу на часик и домой, честное слово!