Believer

— А он точно еще вернется в Джуллиард после того, как выжмет все соки из своих там, в театре? Терри приехал в Школу Балета, прекрасно зная, что уж где, где, а на своем законном рабочем месте Адам не отвертится от разговора с ним. Кир утвердительно кивнул, не отрываясь от своих занятий: он что-то бодро набирал на компьютере, рядом уютно гудел принтер, выдавая распечатанные страницы. — Вернется. У него еще здесь куча всяких бумажных дел, что-то подписать, с кем-то согласовать. Маэстро вникает во все, лично. Терри откинулся на спинку высокого кресла. Ему было не впервой приезжать сюда, в эту разношерстную обитель высоких искусств, вечно наполненную самыми неожиданными ее персонажами. Здесь постоянно толкались музыканты, танцовщики, вокалисты, студенты и преподаватели, приглашенные звезды, балетмейстеры и хореографы, режиссеры и художники. Целый мирок, со своими правилами и законами. — Что-то случилось? — вопрос референта вырвал Спенсера из глубокой задумчивости. Он поднял голову, Кир тревожно смотрел на него из-за монитора. — Ты приехал, не позвонив, я так понимаю, Адам не ожидает тебя здесь увидеть. Что происходит? Терри развел руками. — Я пытался поговорить с Адамом, — продолжил Кир. — Все-таки, мы знакомы уже много лет, я, пожалуй, мог бы считать себя если не его другом, то хотя бы старинным приятелем и помощником, но… Он молчит. — Молчит? — переспросил Спенсер. — Непробиваемо, — печально подтвердил Кир. — Он получил по электронке все заключения от Шейна, все результаты своего медицинского осмотра, просил меня их распечатать, просмотрел и выбросил в корзину. И вот уже второй месяц как он не выходит из репетиционного зала. Он или там, или в театре. Я едва уговариваю его что-нибудь съесть… — Значит, у врача он, все-таки, был? — Был, но пользы от этого никакой, — секретарь-референт Ламберта потер лоб ладонью. — Я спрашивал, может быть, Шейн назначил какие-то препараты, так их нужно заказать и купить, но Адам только отмахнулся. Я подумал, вдруг, он сам перешел на всякие медикаменты, ну ты понимаешь, которые вовсе и не медикаменты даже, но опять, никаких признаков. — Ты же понимаешь, Кир, сказать сейчас Адаму, чтобы он берег себя — это все равно, что добровольно лечь под танк. Или размажет, или просто не заметит. Терри умолк, снова вслушиваясь в тихий гул работающего принтера. — Это так, — опять соглашаясь, сказал Кир. — Сейчас у него осталась только «Жизель»… Спенсер вскинул голову и глянул на секретаря в упор. Его черные, слегка навыкате глаза, насмешливо прищурились. — А я бы поставил вопрос немного иначе, кто у него остался! — Терри, ты что! — Кир махнул рукой, так и не вылезая из-за монитора компьютера. — Джуллиард — это такая штука, здесь не бывает сплетен и слухов. Здесь всегда все знают точно и наверняка. А вот в театре, там совсем другая атмосфера, и артисты уже взрослые, не какие-то студенты-выпускники, которыми можно руководить, этим не прикажешь жить по указке. И молчать они бы не стали. Но, говорить или не говорить, здесь уже совершенно все равно. Это постановка Адама Ламберта, не выпускной спектакль, а грандиозный режиссерский замысел, так что, в этой постановке у него карт-бланш. — Пока, — Терри потянулся в кресле. — А то я не помню, что у вас постоянные терки с меценатами, спонсорами, художественными критиками и прочее и прочее. — До премьеры все будут молчать. — А после? Кир только собрался ответить, как дверь с матовыми стеклянными вставками отъехала в сторону, и в кабинет секретаря стремительно вошел сам Адам. Бросил на стол у входа ключи от машины, мимоходом посмотрел на свое отражение в зеркале в полстены, и обернулся к широкому столу Кира. — Терри, привет, — он поправил свою зачесанную на лоб челку. — Заскочил со мной поздороваться? — Не совсем, — Терренс поднялся со своего кресла. — Томми вернулся вчера из командировки. Звонил мне, просил забрать его вещи из … из твоей квартиры и привезти ему. Он пока в отеле остановился. За спиной Спенсера Кир выронил из рук кипу только что распечатанных документов. — Я не желаю исполнять роль буфера между вами двумя! Терренс Спенсер раздосадованно пнул ногой дорожную сумку, стоящую возле раскрытого шкафа. — Откуда я знаю, где его вещи? — А мне наплевать! — Разъяренный Ламберт пронесся мимо, словно тайфун с запахом текилы. — Если он такой трус, что не может приехать и забрать свои вещи собственноручно, так мне плевать, Терри, какие вещи ты там напихаешь! — И как это тебе удается? — Терри даже растерялся. — Как это так может быть, что изменяешь ему ты, но при этом и ухитряешься его в чем-то обвинить? — Довольно, — Адам обернулся к другу. — В конце концов… Не станет же он бегать от меня всю жизнь. Поехали. — Куда? — В каком он там отеле от меня спрятался? — Я не прятался, с чего ты взял? — Томми Джо Рэтлифф отступил на несколько шагов назад, отходя от двери в гостиничный номер. К тому, что Адам приедет он был готов. Прилетев из Бейрута, повидав все эти демонстрации, забастовки, волнения на улицах ливанской столицы, Томми как-то остро почувствовал, что в жизни есть что-то такое, чего он оказался лишен. Хотелось бы ему надеяться, что на время, но, от изменений в жизни не застрахован никто. Если его любимый человек не дорожит их отношениями, не интересуется его жизнью, пустив все на самотек, то самое время, эту жизнь изменить. Даже если и придется это делать в одиночку. С такими мыслями он и позвонил Терри, попросив того привезти вещи. На то, что Адам привезет их ему лично, он надеялся, но потом, вспомнив, что в процессе подготовки спектаклей, Ламберт становится особенно нечувствителен к окружающим, расслабился и решил, что не в этот раз. — Не ждал меня? — возможно, что с мыслями о бесчувственности Адама Томми слегка поспешил. — Надеюсь, не очень помешал твоему уединению? Терри благоразумно выскользнул из номера. Рэтлифф же только дернул бровью и спокойно уселся на диван. — Премного благодарен, но, право слово, не было необходимости отрывать себя от репетиции! Ламберт уже не сдерживал свой знаменитый темперамент. — Да сколько же можно! — Он с размаху хлопнул дверью. — Ты чем меня упрекаешь? Тем, что вся моя жизнь, это балет? Ну, извини, если так получилось! Он размашисто походил по гостиной номера, спотыкаясь о неразобранную сумку Томми и повсюду разбросанные камеры, объективы, папки с уже проявленными и отпечатанными снимками. — Так вот, оказывается, как это называется, — в отличие от Ламберта, сам Томми был убийственно спокоен. — Секс со своим премьером-танцовщиком называется просто балетом? — Томми, я все объясню, — Адам сел на стул напротив дивана, на котором, поджав под себя одну ногу, сидел Томми. — Ты не понимаешь… — Конечно, и я не понимаю, и ты все сможешь мне объяснить! Адам, ты говоришь репликами дешевой мелодрамы! — Я не виноват, что только такие слова тут подходят! — А в чем ты виноват? — в упор спросил Рэтлифф. — Или во всем виноват я? Ламберт смотрел на него, не отрываясь. — Томми, я виноват, правда. Я не хотел, чтобы ты узнал об этом, я бы все сделал, чтобы ты не узнал. Кто тебе сказал? Томми заметно удивился, и, даже забыв добавить в голос злости и ехидства, ответил: — В смысле, кто? Габриэль ЛеБорн, собственной персоной. Сообщил, и даже в подробностях, хоть я и не просил его об этом.