Believer

— Что ты там читаешь, дорогой? — Адам вышел из душа, влажный, разгоряченный, розово-белый, и с удовольствием растянулся подле Томми на их широкой кровати. Спальня, как всегда, была погружена в полумрак, рассеиваемый только абажуром винтажной лампы на столе. Томми полулежал на спине, опершись о подушки в изголовье, и держал в согнутой руке какой-то глянцевый журнал. — Я искал эту Саломею, — сказал он, просматривая журнальную статью. — Это было прошлой осенью, точно. Мне предлагали поснимать выставку-перфоманс… Какое-то обращение к древним мифам, организаторам хотелось сделать полноценный буклет с фотографиями участников. — Спектакль, что ли? — Адам тоже заглянул в журнал. — Я еще раз тебе повторяю, про приглашение это я знаю немного. Флоралии, да, они давно известны в Нью-Йорке, но это абсолютно невинная затея, нечто наподобие показа мод, только показывают не платья и брюки, а разные сорта роз или орхидей. Флористы собираются, ну и организаторы рассылают приглашения знаменитостям или медийным личностям, журналистов зовут, кто-то ходит, есть любители. Я не бывал, и не собирался, посмотрел открытку да и забыл, бросил в стол. — А Саломея? Приписка эта, от кого? — Понятия не имею, и к Саломее никакого отношения не имею тоже. Никогда не сталкивался ни с чем похожим. Томми бросил журнал на столик. — А я тогда отказался, у меня несколько больших проектов было, работа в самом разгаре, не хотелось еще и той выставкой заниматься. Саломея была там одним из персонажей. А сейчас я вспомнил, там и цветы тоже были, выставку делали в виде оживших цветов. Выходит, и твое приглашение, и тот перфоманс чем-то связаны между собой, цветы и эта Саломея. — Саломея у меня вызывает ассоциации с танцем, танец семи покрывал, цветов там я не припоминаю, а вот голова Иоанна Крестителя на серебряном блюде…бррр, не очень весело, скажу прямо. — Это ты про балет сейчас говоришь? — Томми задумчиво смотрел на абажур лампы, словно размышляя о чем-то. — Балет я точно не видел. — А его редко ставят, — Адам лег на бок, подложив руку под щеку. — Он технически несложный, но мрачный. Потом, одноактный, да еще и по библейским мотивам. Там хореография произвольная, кто в лес, кто по дрова, не каждому интересно. — Что-то все равно тут скрыто, — упрямо повторил Рэтлифф. — Неспроста все это совпало, перфомансы, флоралии, Саломея… — Выбрось из головы, — Адам провел пальцем по томминому предплечью. — Это нас не касается. — Интересно же! — возмутился Томми. — Опять ты ничего, кроме своего балета! — У меня есть ты! — Адам потянул его на себя. — Зачем мне еще какие-то Саломеи и перфомансы? — Не сегодня, — Томми отвел его руку. — У меня нет настроения. Адам тут же руки убрал и снова повернулся на спину, глядя в потолок спальни. Полежав так несколько минут, он резко вскочил с кровати. — Ты куда? — удивился Рэтлифф. — В душ! — донеслось от двери. — Ты же только что там был! — Дрочить! — и бахнула закрывающаяся дверь спальни. Томми довольно заржал и прислушался. За плотно прикрытой дверью спальни не раздавалось никаких звуков со стороны ванной комнаты: ни шума льющейся воды, ни шлепанья голых пяток по плиточному полу. Тогда Томми выбрался из кровати и тихонько подошел к двери. Прислушался, но снова ничего не уловил своим навостренным ушком с заправленной за него прядью из челки. Рэтлифф потоптался и осторожно открыл дверь спальни. — Попался! — Адам сгреб его в охапку. — Я был уверен, что мой любопытный котяра покрадется за мной подглядывать! Известный фотограф, а еще и извращенец! — Да я вовсе и не собирался! — пытался вывернуться из стального захвата Томми. — Я только хотел проверить, не случилось ли чего с тобой в ванной! — Я вспомнил! — внезапно Ламберт разжал руки, выпуская на волю любознательного Томми. — Я вспомнил, где я еще слышал про Саломею! Но это такая старая история. Астон Мартин въехал на парковку Мэйселловского Центра на Манхэттене. — Вот это да! — покрутил головой Томми и моментально навел камеру. — На этой парковке одни только тачки представительского класса! Сразу видно, приехали в приличное место. — Пафоса много, — проворчал Адам, выходя из машины. — И денег. — Ну, — Томми не удержался от капли сарказма. — Сам ты тоже не на подержанном Форде приехал. Ламберт независимо фыркнул и двинулся к прозрачному кубу входа в выставочный центр. Он так и не добился от Рэтлиффа желаемого эффекта ночью, а утром его разбудил заполошный звонок его собственного референта, слезно взывающий к своему шефу. Необходимо было срочно приехать в Джуллиард и расписать заново все составы на все ближайшие постановки курса. Адам уже пару лет курировал все постановки выпускников, и осенью как раз и составлялись графики репетиций на год. Пришлось расстаться с надеждой на утренние ласки, быстро принять душ и побриться. Томми дрых, разметавшись по подушкам, и даже и ухом не повел на гудение кофемашины и снование Ламберта от спальни до столовой через гостиную, гардеробную и два холла. Все деловые моменты утряслись к середине дня. — Наш договор в силе, я надеюсь? — звонок Томми застал Адама на пороге кабинета Кира. — Разумеется, Томми, — Ламберт проверил ключи от машины в кармане пиджака и кивнул секретарю. — Я заберу тебя от Хантер-колледжа, минут через двадцать. Томми коротко прогудел свое жестковатое «окай» и отключился. Адам же еще раз прокрутил в памяти то, что пришло ему на ум еще этой ночью. Про Саломею Ламберт впервые услышал еще во время конкурсного отбора в Джуллиард. Вместе с ним тогда пробовался на оставшееся вакантное место у Филиппа Марка немного странноватый танцовщик по имени Дэнни Крейтон. — А знаешь, — заговорщицки подмигнул Адаму этот Дэнни, пока они ждали вызова на просмотр в класс, где проходил первый отборочный тур. — Меня Филипп точно возьмет к себе в группу. Все остальные, — он небрежно кивнул головой на претендентов — танцовщиков и балерин, разминающихся в коридоре и холле. — Они даже мизинца моего не стоят. — Это что же в тебе такое есть необычное? — Ламберт оценивающе осмотрел Крейтона с макушки и до пят. Ничего такого в нем не было, разве что худой он был до неприличия, все ребра можно было пересчитать, а ключицы использовать как крючки для одежды. — Вот увидишь, — твердил худосочный Дэнни. — Марк как только увидит, что я могу танцевать, так сразу проникнется! — А что у тебя, хореография необычайная, или техника заоблачная? — Я буду танцевать Саломею, — покрываясь румянцем, раскрыл свой секрет Крейтон. — Танцевать женщину, будучи мужчиной. Филипп моментально уцепится за мою идею, и место в его группе мне будет обеспечено! Неизвестно, что там произошло на просмотре, а только Филипп не только не уцепился за Дэнни Крейтона, а даже и не включил его в резервный список претендентов. Потом Адам еще пару раз слышал о Дэнни от их общих знакомых в мире балета. Что, якобы, он несколько раз пытался пробиться в Джуллиард, потом эти попытки прекратил и основал собственную частную балетную студию для начинающих танцовщиков. Но студия не просуществовала долго, и Крейтон потерялся в Нью-Йорке. И вот совсем недавно, Адам получил письмо по электронке. Оно было ему отправлено чуть ли не накануне премьеры «Жизели», поэтому Ламберт и не придал ему никакого значения, будучи полностью поглощенным своим спектаклем. А тем временем Крейтон писал, что его Саломея — настоящая находка, не только для любителей классического танца, но и для ценителей острых ощущений. И вот только теперь Ламберт заинтересовался теми строками письма Дэнни. И Томми предложил съездить в Мейселл и посмотреть на флоралии, а, заодно, и разузнать про Саломею у знающих людей. — Мне Форд не нравится чисто с эстетической точки зрения, — Адам исподтишка разглядывал посетителей выставки, гадая, сможет ли он узнать Крейтона самостоятельно, ведь прошло довольно много времени и тот мог здорово измениться. — Если уж Форд, то что-нибудь коллекционное, вычурное, шокирующее, как… — Как Последний танец Саломеи? — раздался рядом вкрадчивый тенорок. — Танец семи покрывал? Томми почти сразу же почувствовал в Дэнни Крейтоне нечто отталкивающее. Как только пожал его влажную ладонь, знакомясь, так сразу и подумал о нем как о неприятном типе. Едва Адам перекинулся с ним взглядом, который тоже не выражал восхищения одержимым Саломеей танцовщиком, или кем он сейчас являлся, режиссером, как публику пригласили в зал, где все уже было готово для показа флоралий. Адам наклонился к томминому уху. — Если будет откровенная тягомотина, извини, но я сразу предлагаю смыться. Тихонько и незаметно. Уж лучше посидим в ресторанчике, кофе выпьем, чем тут время зря терять. Томми согласно кивнул, глядя в объектив на «язык», на котором уже появились первые модели. Шоу было так себе, ничего нового. Единственным моментом, показавшимся Рэтлиффу странным, было то, что в зале показа присутствовало очень много пожилых иностранцев. И то, что среди приглашенных не нашлось ни одной женщины. А так — молодые манекенщики профессионально сновали по подиуму, полностью обнаженные и «одетые» в гирлянды из цветов. Ничего неприличного, но состоятельные японцы и латиноамериканцы, сидящие в первых рядах, понимающе перемигивались между собой и покачивали головами в немом восхищении. — У меня такое впечатление, что происходит отбор в какое-то следующее шоу, — проговорил Адам. — Что-то такое затевается, куда нас не посвящают. — А ты бы поговорил об этом с Крейтоном, — отозвался Рэтлифф. — Только я вроде не вижу его в зале, куда он делся? — Я пойду в холл, ты как закончишь фотографировать, выходи, я подожду тебя у выхода. В холле остались немногие посетители выставки, разглядывающие огромные портреты моделей флоралий, развешанных по стенам помещения. — Не впечатлен живыми цветочками? — тот же жидкий тенор. — Всегда был уверен, что ты любитель чего-то погорячее. — О чем ты, Дэнни? — пожал плечами Адам. — Мы с тобой и знакомы-то практически не были. Что ты можешь обо мне знать? — Я следил за тобой, — лихорадочно блестя светло-голубыми глазами, ответил Дэнни. — Очень долго следил. «Маньяк», — забеспокоился Ламберт, оглядываясь на зал, откуда вот-вот должен был появиться Рэтлифф. — «Сейчас еще и Томми приплетет в свои маньячные фантазии». — Филипп тебя тогда выбрал, — продолжил Крейтон. — Дэнни, это же было так давно, ты же после поступал в Джуллиард, — примирительно проговорил Адам. — Филипп уже бы и не был твоим наставником, если бы ты поступил! — А я не поступил! — махнул рукой Дэнни. — Но дело не в этом. Я создал свою Саломею. Это было не легко, но оно того стоило. Томми вышел из зала флоралий минут через десять и обнаружил Адама, стоящего в центре холла в полном одиночестве. — Что, так и не нашел Крейтона? — подходя к нему задал вопрос Томми. — Как сквозь землю провалился. — Скорее, вылез из-под земли, — мрачно ответил Ламберт. — Прямиком из преисподней.