Believer

Томми вошел в спальню и прислушался к дыханию Адама. Тот спал в своей любимой позе — на спине, по ламбертовскому шутливому высказыванию «в позе свободного мужчины», и не заметно было никаких признаков того, что Адам испытывает какие-то болезненные ощущения. Томми улегся на своей половине кровати и взял со стола свой айфон. Ему пришла в голову еще одна мысль о том, что Крейтон проговорился ему не только о собственной интерпретации «Саломеи» как хореографической постановке. Ненормальный режиссер сделал из танца целую пьесу, основанную на уайльдовском сюжете, но дополненную своей безумной фантазией. Томми просмотрел еще раз саму пьесу, отметив, что в популярное творчество писателя она не входит, потом полистал списки экранизаций, спектаклей и постановок по мотивам этого произведения. Везде повторялся классический сюжет, мастерски обыгранный Оскаром Уайльдом, но взбесивший в свое время британскую цензуру именно своей двусмысленностью: каплей эротизма в библейской бочке благопристойности. Он отложил сотовый и еще раз прокрутил в памяти разговор с Дэнни Крейтоном. Оставались его недосказанности и намеки, но прояснить все это мог бы Адам. И получалось, что Адам, действительно, кое-что скрывал от Томми. Разумеется, Джуллиард хранил свои тайны получше, чем Мадридский дворец. Адам шевельнулся, полные губы приоткрылись, пропуская хрипловатый выдох. Томми придвинулся к нему поближе и отвел прядь челки от адамова лба. Ламберт еще раз вздохнул и открыл глаза. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Рэтлифф. — Почему проснулся? — Сон приснился плохой, не волнуйся, теперь все в порядке, — Адам пощупал обеими руками сначала бедро, потом колено и помассировал икру больной ноги. — И, знаешь, я какой-то голодный сейчас! — Я всегда подозревал, что все балетные объедают по ночам холодильник, пока их никто не видит, а днем, — пожалуйста, минералочка и кусочек грейпфрута, не сомневайтесь! — Томми потянулся на кровати. — Ты тому самое яркое подтверждение! Адам пошевелил теперь всей ногой и, оставшись довольным ее самочувствием, выбрался из-под пледа, которым его укрыл Томми перед своим уходом. — Иду на холодильник, — весомо сообщил он. — Идем со мной, я обещаю и тебе горячий сэндвич, раз уж ты разгадал все мои тайны. — Не все, — возразил Томми, накидывая на себя халат из японского шелка, украшенный вышивками журавлей по всей спине. Это великолепие привез ему Адам из Токио, несколько лет назад, когда был в Японии с гастролями труппы Национального Американского Балета. — Но я обязательно все из тебя вытрясу. — Звучит как-то не очень романтично, — Адам разложил на столе овощи и мягкий сыр. — Ну что, как насчет сэндвича? Или тебе котлету в булочку с кунжутом? Томми заржал. — Если уж на то пошло, то твои котлеты в булках тоже несколько пошловато звучат в качестве предложения! — О тебе же забочусь, — весело фыркнул Ламберт, ловко накладывая на прямоугольные хлебцы всякую всячину, которую он выудил из холодильника. — Чтобы ты был сытый и добрый. — Я и так не злой, — Томми уцепил ломтик огурца. — Ну куда ты лук пихаешь? Терпеть его не могу же. — Я не пихаю, — Адам проворно выкинул все розовые колечки, так некстати подвернувшиеся под руку. — А то как же ты меня целовать будешь, да? — Было бы за что, — ворчливо сказал Томми. — Не слушаешься, скрываешь от меня всякое. — Ты тоже, милый, — ставя в микроволновку сэндвичи с сыром, отозвался Ламберт. — Думаешь, я не почувствовал, что ты только что вернулся домой? Куда по ночам бегал, на свидание, а ну, отвечай немедленно! — Адам скорчил угрожающую гримасу. — На свидание, — согласно кивнул головой Томми. — С одним сумасшедшим поклонником творчества Оскара Уйальда! Адам обернулся так резко, что едва не смахнул со стола бутылку с водой. — Ты был у Крейтона? Но я же просил тебя, не лезть в это дело! Микроволновка мелодично звякнула, возвещая о готовности сэндвичей. Томми вытащил блюдо, принюхиваясь. — Ничего, есть можно, — он откусил от ближайшего к нему, довольно блестя карими глазами. — В тебе, я смотрю, пропадает талант повара или бармена! — Рэтлифф, — не обращая внимания на томмины слова, произнес Адам. — Я серьезно с тобой разговариваю. — Прекрасно, — снова покивал Томми. — Вот и расскажи про хореографию этого психа. Ты же знал, что он не просто балет там выстроил? Ламберт вздохнул и сел на высокую барную табуретку. — Не просто балет… Томми, мне не хотелось бы говорить о том, что все эти балетные и околобалетные истории вовсе не предназначены для ушей тех, кто не варится в этой кухне постоянно. — Еще интереснее! — Томми возмущенно фыркнул. — У вас там преступления творятся, а вы оправдываете это принадлежностью к касте? С ума спятил? Адам вынул из вазы яблоко и начал срезать с него зеленую кожуру. Она закручивалась спиралью под его ножом. — Не мы придумали эти правила, — Адам бросил в рот дольку яблока. — И не изменит их никто. — Правила? — прищурился Томми. — Дэнни Крейтон всегда балансировал между нормой и безумием, — Ламберт задумчиво почесал кончиком ножа нос. — Остановить его никто не мог — не сдавать же его полиции. Да и идеи его были настолько дики, что все старались держаться от него подальше. Знали о нем всего несколько человек. Почему он рассказал все мне, тогда, давно, когда он провалил вступительные в третий раз и решил, что классическое образование танцовщика ему ни к чему. Он всегда был двинут на этой пьесе. — На пьесе? — переспросил Рэтлифф. — На пьесе. Он изобрел симбиоз театральной постановки с балетным танцем внутри. Сам написал, вернее, дописал, музыку, подобрав ее так искусно, что шов мог заметить только профессионал. Нашел исполнителей. — Этот Найт? — О, Найт, все еще с ним? — слегка удивился Адам. — Я помню его. Он, кстати, одно время учился в Джуллиарде. Недолго, потом пропал. Последнее, что я слышал о нем, так это то, что он работал стриптизером в одном известном заведении Нью-Йорка. — А кем он приходится Крейтону? — Томми дожевал один сэндвич и машинально взял следующий, увлеченный рассказом Адама. — Мне он представился как помощник и секретарь. Ламберт укоризненно глянул на настырного фотографа. — Все-таки, я тебя просил не совать свой нос в это осиное гнездо! Как только Крейтон тебе рассказал так много? Не иначе, под кайфом был… — Он что, правда, на наркоте? А деньги у него откуда? И немаленькие. — Дэнни получил наследство. По крайней мере, так он рассказывал тем немногим людям, которых он подпускал к себе поближе. После того, как он исчез из Джуллиарда, он возник в своем паучьем особняке, потом там замелькал Найт, пригретый Крейтоном, ну и… Понимаешь, я не хотел вникать в детали этого странного дела, мне Саломея никогда не была интересна, ни в каких постановках, совсем. Но волей-неволей… — Он завидовал тебе? — напрямик спросил Томми. — Хотел делать то же, что и ты? — Не как танцовщик, здесь ему пришлось отказаться от этой идеи. Путь на большую сцену ему уже был закрыт. И он нашел другой, своеобразный способ поиграть со своим эго, прикрывая все это соусом из задумок Уайльда. Он решил привлечь зрителей настоящим гладиаторским поединком. — Гла… — Томми проглотил кусок сэндвича, едва не закашлявшись от неожиданности. — Диаторским?.. — Ага, — вздохнул Адам. — Убийство на сцене, во время его спектакля. Зрители тоже специфические, мультимиллионеры, падкие на всякое такое, щекочущее нервы, короче. Впервые я услышал об этой древнеримской поделке от итальянского художника, который был шокирован увиденным. Он приехал в Джуллиард вдохновляться нашими балетами, а попал к Крейтону. — Постой-ка, — Томми судорожно взъерошил свою челку. — Ты знал про убийства, а их, оказывается, еще и не одно было, и молчал? — А что я бы сделал? — воскликнул Адам. — И потом, наверняка мне ничего не было известно. Я предполагал. Но вслух об этом никто и не говорил! — Значит, выход только один, — сказал Рэтлифф. — Только рыпнись, — Адам притянул его к себе за завязанный узлом пояс халата. — Ты мне обещал же не соваться! — Да ты тоже хорош! — пытаясь вытянуть пояс из рук Ламберта, крикнул Томми. — Горы трупов по всему городу, а ты тут сидишь, сказки про Древний Рим мне рассказываешь! — Какие горы, что ты несешь? — Ламберт и не думал выпускать строптивого храбреца из своего захвата. — Это сумасшествие требует подготовки, и зрители отбираются тщательно, это же не кино с попкорном. — Сколько там гладиаторских убийств было? — Томми перестал сопротивляться и посмотрел прямо в глаза Адаму. — Настоящих, с летальным исходом? — Дэнни Крейтон представлял свой спектакль два раза, — твердо ответил Ламберт. — И, возможно, он бы и не стал продолжать дальше. Но премьера моей «Жизели» подстегнула его зависть. Он во что бы то ни стало жаждал превзойти меня. Даже таким кровавым способом. Так он мне и сказал. — Предлагаю поступить так, — они уже лежали в постели, но Томми был настолько потрясен услышанным, что никак не мог успокоиться. — Мы пойдем в полицию и ты все им расскажешь. — Томми, — Адам уже не рад был, что все рассказал своему прыткому возлюбленному. — Я не пойду в полицию. — Ладно, — тут же покладисто ответил Рэтлифф. — Тогда мы расследуем это дело вместе. Попадем на этот гладиаторский спектакль и сами во всем и убедимся. Может, там и трупов никаких нет? А Крейтон тебе просто наплел всякое, чтобы ты сам начал ему завидовать. Чему тут завидовать? — сам себя спросил Томми. — Слава его как режиссера сомнительна, зрители один раз увидят и уезжают, да и спектаклей всего два… — Ты ищешь логику в действиях психопата? — моргнул Адам, прищуриваясь на свет настольной лампы. — Ему на все это абсолютно фиолетово… — Да, ты прав, — Томми закинул руку за голову. — Поэтому мы и сами… — Сами, сами, — подбираясь к нему ближе, произнес Адам. — Еще как сами… — Ну, Адам, — слабо засопротивлялся Рэтлифф, — Лучше спать давай! — Еще чем это лучше? — возмутился Ламберт, стягивая с Томми белье и поглаживая его живот. — Что может быть лучше? Пока еще мягкий томмин член вздрогнул под пальцами Ламберта, а под его поцелуями заметно напрягся впалый живот. Томми поджал пальцы ног и коротко выдохнул. Адам заурчал, как довольный кот и уверенно двинулся с поцелуями ниже, оставляя влажную нежную дорожку от пупка и до паха, покрытого темными щекочущими адамов нос волосами. Томми оставалось лишь придержать Адама за затылок, когда он, набрав воздуха побольше, сразу же вобрал томмин член в свой рот. — Да, — едва смог пробормотать Томми. — В этом ты лучший… — О, — выдохнул он еще через секунду, поймав сверкнувший снизу адамов потемневший взгляд. — Разумеется, после танца — лучший… Язык Ламберта действительно, умел творить чудеса, даже тогда, когда не помогал своему обладателю говорить. Он ласкал, обвивая давно уже напряженно стоящий ствол Томми, он вылизывал его гладкую головку, испускающую по капле прозрачную смазку, танцевал от одной выпуклой вены на нем до другой, прошивая самого Томми точечными уколами наслаждения, легко переходящего в сладко закручивающийся в низу живота спазм и снова расслабленно вылизывая его сверху до низу. Одна рука Адама поглаживала томмино бедро, а другой он нежно массировал его мошонку, а когда томмин член выскальзывал изо рта Ламберта с характерным шлепающим звуком, то тут же неутомимый язык принимался посасывать и полизывать и томмины яйца, а рука переключалась на член, скользя по нему сильными движениями, пропуская его сквозь кольцо плотно сжатых пальцев. Томми стонал все громче и громче, уплывая в своих горячечных ощущениях, полностью отдаваясь в сладко-требовательную власть Ламберта. Тот вбирал, всасывал его внутрь себя, не отпуская его ни на миг. Полностью расслабив горло, Адам пропускал томмин член так глубоко в глотку, что Томми оставалось только цепляться пальцами за льняную шероховатость простыней и закусывать губу, стараясь не закричать раньше времени. Но сладостная пытка подходила к концу, Томми уже не хватало сил сдерживаться, Адам даже не думал отстраниться и проглотил все до последней капли. — Видишь, — усмехнувшись, Адам потянулся к столу за салфетками. — А ты меня упрекал, что я ем по ночам. У меня же диета! — Своеобразная диета, я заметил! — колотящееся сердце давало Томми говорить через небольшие паузы. — Практически чисто белковая!