Believer

— Он хочет?.. — потрясенно спросил Томми. — Дэнни Крейтон уверен, что поставил спектакль века, — отозвался Адам. — Он создал свою хореографию, подобрал исполнителей, сочинил недостающую музыку. На первые постановки он тщательно подбирал зрителей — их было мало, они все знали, на что идут и держали рот на замке, платя огромные деньги за посещение особняка Крейтона. — А сейчас? — А сейчас он хочет сделать своим зрителем меня. И соучастником убийства, соответственно, тоже. — Хорошо, — Томми постарался не повышать голос, хоть это и далось ему с трудом. — Хорошо, — снова протянул он, собираясь с мыслями. — А что это за намеки на его эротические фантазии на твой счет? Адам дернул уголком брови, как раздраженный кот дергает кончиком хвоста. — Какая разница? — Нет уж, извини! — Томми все еще держал себя в руках. — Что значит, какая разница? Это касается нас обоих, нашей пары! — Я был таким дураком, — грустно сказал Ламберт. — Раньше мне казалось, что на первом месте для меня есть и всегда будет балет, танец… А теперь я уверен, что на первом месте для меня всегда будешь ты. Потому что ты одухотворяешь мой танец! — Это все очень мило, — несся вперед Рэтлифф. — Но ты ответь мне на вопрос, тем не менее. Что это все означает? Адам повернул к нему голову, перестав рассматривать нечто несуществующее на матовом потолке спальни. — Это означает только то, что я защищаю тебя и нас. Именно нашу пару, как ты сам выразился. Тебе не о чем волноваться. — И все же, у меня складывается впечатление, что ты снова мне не договариваешь. Томми поднялся с кресла, походил по спальне и остановился возле окна, спиной к Ламберту. Тот смотрел на его светловолосый затылок и молчал. — Никогда не думал, что в балетном закулисье могут происходить такие вещи, — не поворачиваясь, сказал Рэтлифф. — Что может быть безобиднее танца? Адам прикрыл глаза. — А что ты знаешь про убийства? — внезапно вспомнил Томми. — Это были статисты? — Томми, но я не знаю точно… — протянул наконец, Адам. — Неужели ты думаешь, что Крейтон мне все это выложил от всего сердца? Что-то я слышал от других, что-то додумал сам, в чем-то он проговорился, не заметив. Основная мысль, если можно говорить о мыслях психопата, так это то, что он создал нечто особенное, сплав хореографической постановки с гладиаторским убийством времен Нерона и Ирода. Соответственно и убивают таким варварским методом, пронзая копьем насквозь. — Полиция? — рассеянно произнес Томми. — Они будут искать доказательства, а их нет! — воскликнул Адам. — Труп статиста? Так они его бросили под поезд, и все, никаких улик, а даже если и останется то, что нарыл Терри, про неопознанные тела, так опять как можно рану, нанесенную копьем отличить от какой-нибудь пьяной поножовщины? И поздно уже, все равно… Только то, что можно увидеть своими глазами! — Значит, Крейтон тебе сделал предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — подытожил Рэтлифф. — Чем же он надавил на тебя? Вряд ли ты поддался его несуществующим чарам! Он никак не тянет на предмет твоих эротических воздыханий! Адам рассмеялся, Томми развернулся к нему лицом. — Ты так мило ревнуешь, Рэтлифф, — не переставая смеяться, проговорил Адам. — Даже в такой неординарной ситуации… Прости, — тут же добавил он, оборвав свой смех под непроницаемым карим взглядом. — Я не совсем это имел в виду… — На чем мы остановились? — Томми и сам немного сбился, устав следить за всеми затейливыми виньетками их беседы о сумасшедшем хореографе-убийце, и черт еще знает, ком. — Я так понимаю, что у тебя уже готов план? — Всегда готов! — игривое настроение никак не покидало Адама, и Томми никак не мог взять в толк, чему он так веселится, когда сама сложившаяся ситуация мрачнела на глазах и нагоняла на него самого чуть ли не первобытный ужас. — Ты никогда не научишься быть серьезным! — вздохнул Томми. — Поэтому тебе всегда придется за мной следить! — очаровательно надул губы Адам. — Моя прекрасная няня! Томми шутливо замахнулся на него, тот перехватил его руку за запястье и притянул к себе. — Томми, — противным канючаньем захныкал Ламберт. — Мальчику необходима его порция молока перед сном! — Клоун, — Томми начал раздеваться, а Адам следил жадными глазами за всеми его неторопливыми движениями. Сам он уже давно разделся и смирнехонько лежал поверх одеяла. — Тебе нужно выступать в цирке, а не в театре! Томмина рука медленно заскользила от шеи Адама, нежно поглаживая его грудь с моментально затвердевшими сосками и, внезапно, затормозила в районе пупка. Адам распахнул глаза, четко обведенные подводкой. — А дальше? — Я тут подумал, — лукавые карие глаза высветлились мягкими крапинками-золотинками. — Мэри Поппинс всегда пела на ночь колыбельные… Может быть, я тебе лучше спою? — А я станцую? — Адам легко поднял Томми на вытянутых руках и уложил на себя сверху. — Из нас получился бы незабываемый дуэт! — Возможно, мне бы стоило посещать школу бальных танцев в раннем детстве! — Не стоило! — Ламберт поцеловал лежащего сверху Томми. — Это я неверно выразился, мы уже и есть незабываемый дуэт! Быстро их шутливая перепалка сходила на нет, наступало время рваных выдохов, коротких стонов, глубоких поцелуев. Адам перевернул Рэтлиффа под себя, придавливая его своим тренированно-рельефным телом, уже покрытым легкой дымкой испарины. Томми выгнул шею, подставляясь, чувствуя одновременно влажный жар поцелуев на своей коже, спускающийся все ниже и ниже, и сухой жар внутри, тянущий и завязывающий все ощущения тоже там, низко, в животе и в подрагивающем члене. Выдохи Томми становились все отрывистее, он раздвинул ноги шире, чувствуя скользящие по внутренней стороне бедер пальцы Ламберта, и Адам сразу уловил его движение и понял его. Это означало, что Томми уже не хочет ласк, а хочет адамов член, и незамедлительно. Адам вошел, легко скользя по смазке, и остановился, привыкая заново сам и давая привыкнуть Томми к слиянию их тел. И если Томми чувствовал бешеную пульсацию внутри себя, ощущал свою заполненность как единственно правильную закономерность их интимной близости, то Адам переживал безудержную эйфорию счастья обладания любимым человеком. Когда же Ламберт начал двигаться, то Томми превратился в одну сплошную эрогенную зону: от движений Адама расходились темные круги удовольствия, как бы член Адама был эпицентром томминого взрыва, грозящего взорвать его в любой момент. Как бы не предвкушал этот взрыв Адам, как бы не предугадывал его Томми, он накрыл их обоих стремительно и практически одновременно. После их бурного оргазма Адам не спешил выходить, так и лежал еще некоторое время, липкий и потный на Рэтлиффе, тихонько дыша ему в висок. Спустя несколько минут, нехотя, Адам все-таки, скатился с Томми и улегся на кровать подле него. — Повтори, как там Крейтон сказал о своей пьесе? — опираясь на согнутую в локте руку и всматриваясь в повернутое к нему лицо Адама, спросил Томми. Ламберт вздохнул, понимая, что упертый фотограф только зря притворялся, что перестал интересоваться этой дьявольской «Саломеей». — Что это уникальное и неповторимое в своем роде зрелище. — А про убийства? — Это я сам предположил, я же тебе сказал. Что эта пьеса может играться как-то нетрадиционно, то есть, так она игралась при Уайльде и считалась еретической за то, что нарушает библейский канон. Показывает любовь Саломеи к Крестителю, а это — грех невообразимый по церковным меркам. — Больше Крейтон ничего не сказал? — Томми покусал нижнюю губу. — Полно всяких нестыковок… — Он спросил, крепкие ли у меня нервы, — ответил Ламберт. — Что? — удивился Томми. — И теперь мне самому хочется взглянуть на спектакль, приглашая на который, Дэнни заботливо интересуется, крепкие ли у меня нервы. — Я поеду с тобой, — сразу же отозвался на это Рэтлифф. — Конечно, — спокойно подтвердил Адам. — Я и сам хотел предложить. Томми озадаченно взглянул в любимое лицо. Он ожидал шквала отговорок, напоминаний, что все это опасно, что они играют с жизнью и безопасностью, так близко подбираясь к психопату, а сейчас Адам сам, без лишнего сопротивления, соглашается взять его с собой на этот, черт знает, чем похожий на гладиаторский поединок, хореографический этюд. Об этом он и высказался Адаму в присущей ему прямолинейной манере. — Насрать на «Саломею», — не менее прямолинейно ответил Ламберт. — Если Крейтон — маньяк, свихнувшийся на ее почве, он больше никогда и никого не будет убивать.