Believer

Кир положил распечатанные документы на стол. — Так значит, вопросов только стало больше? — спросил он Адама. Ламберт задумчиво смотрел в окно своего тесного кабинетика. — В какой-то мере, Крейтона можно понять, — наконец откликнулся он на фразу своего секретаря. — Если, конечно, у маньяков или психопатов есть какая-то логика. Крейтон преследует одну-единственную цель. Которая мучает его на протяжении всей его сознательной жизни. Помимо Оскара Уйальда, у него еще есть я. — Кошмар, — передернул плечами Кир. — Тебе непременно нужно все рассказать в полиции. — Полиция совершенно ясно дает понять, что еще пара недель и Дэнни Крейтон будет признан невменяемым и направлен в психиатрическую клинику. Для лечения и исправления. У Адама загудел сотовый. — Хорошо, мистер Виллем, я буду через несколько минут. — Ректор, — утвердительно произнес Кир. — Держу пари, что сейчас начнутся расшаркивания по поводу нового курса? Группа изначально подбиралась под тебя, там все кандидаты спят и видят в своих наставниках Адама Ламберта, а им сейчас подсунут никому неизвестного Генри Джекмана. — Не такой уж он и неизвестный, — справедливо заметил Адам, выбираясь из-за стола. — Все-таки, в свое время он был известным танцовщиком, и не только у нас, а и в Лондоне выступал. — Тем не менее, одно дело — Ламберт, и совсем другое — Джекман, — не сдавался упрямый секретарь, преданный своему шефу и во многом перенявший его привычки — упрямство и настойчивость, например. — Скажешь, не так что ли? — Не кипятись, — Адам дошел до дверей секретарского предбанника. — Если меня будут спрашивать — я у ректора. — Сам понимаешь, Адам, — ректор свел шатром пальцы рук перед собой. — Твоя операция, хоть и была запланированной, и реабилитация идет неплохо… вроде бы. — Он глянул на сидящего напротив Ламберта поверх очков в крупной черной оправе. — Но набор новых студентов — дело ответственное. — Мистер Виллем, — начал Адам. — Вы же знаете меня не первый год. Моя работа всегда для меня на первом месте. И потом, студенты идут персонально на мой курс, на мое имя, каково же будет их разочарование? Я больше, чем уверен, многие отложат свое поступление на следующий год, а среди них могли бы быть будущие великие танцовщики! — Пытаешься меня убедить, что сможешь преподавать после твоего бедра? — улыбнулся мистер Виллем. — Знаю, знаю тебя, хитрый безрассудный мальчишка. Упрямый и стойкий, как оловянный солдатик. — Я просто не могу жить без балета, вы же знаете, — Адам почему-то подумал о Томми, а не о Жизели, например. — Это же мое ремесло. Ездить на такси входило в привычку, хоть без Астон Мартина было немного не по себе. Адам приехал к клинике, чтобы увидеться с Томми снова. Для него было необходимым сидеть рядом с его кроватью, держать его прохладную вялую руку, смотреть в его полускрытые длинными ресницами глаза, невидящим взглядом упирающиеся в противоположную стену больничной палаты. Врачи по-прежнему не давали никаких прогнозов. Без изменения, стабильно-тяжелое состояние. Принимаются все соответствующие этому состоянию меры. Это все, что говорили известные доктора, и Шейн тоже повторял Адаму эти слова не раз. Но что значили эти слова для Ламберта? Очередную порцию бессонницы возле угасающего, словно пламя свечи, безучастного Томми. И все. Он сел на свое обычное место подле Томми и взял его за руку. — Я сразу знал, что Дэнни Крейтон еще долго будет напоминать нам о себе. Адам помолчал, собираясь с духом и переживая заново свое тюремное свидание с сумасшедшим танцовщиком. — Но я не представлял себе масштаба его отношения ко мне, — продолжил он минуту спустя. — Ты тогда спрашивал меня, что это за отношение, если не любовь, не одержимость, не зависть ко мне — более удачливому, более успешному с его точки зрения, артисту, более счастливому на сцене и в личной жизни? Он мне признался, что это была любовь ко мне. Любовь, переродившаяся, мутировавшая и вышедшая из всех этих преобразований настолько болезненной, что ее теперь можно называть ненавистью. Адам поднял голову, в глазах его застыли непролитые слезы. — Я виноват, что все это уродливое, неприятное, страшное чувство ударило по тебе рикошетом. Крейтон не смог подступиться ко мне иначе, как только лишь таким чудовищным способом — через тебя. Причинить страдание тебе, чтобы мучился я. Его слова прервал телефонный вызов от Терри. — Мой детектив обшарил все доступные и недоступные выходы на этот чертов отель в Кони-Айленде, — голос друга звучал огорченно. — Но здание законсервировано, ждет муниципальной реконструкции как историческое строение, она запланирована на следующий год. — А что с этим умершим отцом Крейтона? — спросил Адам. — Доказать мы ничего не сможем, разумеется, — ответил компьютерщик. — Но по всему выходит, что он тут каким-то боком причастен. — Я тебе больше скажу. Крейтон признался, что папа был идейным вдохновителем его в раннем детстве. Почему бы Крейтону-старшему не создать еще одного преданного последователя своей идеи. Идеи преклонения перед писателем Оскаром Уйальдом, а заодно, под этим соусом внушить еще какому-нибудь фанатику слепое подчинение перед ними обоими, перед всей этой долбанной ненормальной семейкой Крейтонов? — И этот фанатик, оставшись на свободе, отомстил тебе, похитив Томми? — Крейтон намекал мне на это, — Адам приложил томмину руку к своей щеке. — Я сразу понял, куда он гнет. — Значит, нужно искать еще одного их сообщника, — Терри расценил эти слова Ламберта как приказ к началу действий. — Полиция будет работать, я тебе обещаю. Через несколько часов, Терри приехал в клинику. Он каждый раз пытался уговорить Адама уехать домой, поспать несколько часов, и изредка ему это удавалось. Тогда Ламберт проводил остаток ночи и утренние часы дома, снотворное и горячая ванна приводила его тело в состояние нормального функционирования. Это было именно оно — механическое функционирование, все чувства замерли в ожидании Томми. Рэтлифф обязан был вернуться из своего сомнабулического состояния, иначе и быть не могло! — Ты мне не рассказал до конца, что там еще тебе наплел этот маньяк? — Терри помог Ламберту выйти из автомобиля. — Дэнни все еще пытается выторговать себе индульгенцию? — Ему не нужно мое прощение, — входя в квартиру, отозвался Адам. — Он хочет гораздо большего. Он хочет, чтобы Адам Ламберт перестал существовать как танцовщик и хореограф. Навсегда. — А можно с этого места поподробнее? — растерянно переспросил Терри. — Он тебе предлагает?.. — Он в ультимативном порядке предлагает мне простейший обмен: я ухожу из Джуллиарда, прекращаю всяческие публичные выступления, убираю свое имя из постановки Жизели, то есть стираю себя из истории американского балета. А он за это раскрывает препараты, которыми напичкан Томми. Томми жив, а я как артист — мертв. — Это шантаж! — воскликнул Спенсер. — Я сейчас же звоню в полицию! — Терри, — Ламберт устало снял пальто и бросил на вешалку пиджак. — Ну что здесь может сделать полиция? Пытками вытряхнуть из Крейтона антидот? Так пытки у нас давно запрещены международной конвенцией… — Зато у маньяков все пытки прекрасно процветают! — Кипятился Спенсер. — То они убивают безнаказанно совершенно невиновных ни в чем девушек, прикалывая их к стене, словно коллекционных мотыльков, а теперь — это же дикое беззаконие, такой шантаж! — Понимаешь, — Адам пошел в спальню и упал на кровать. — У меня нет другого выхода. Ты же видел Томми? Насколько его еще хватит в таком состоянии, а? — Ну, а как Крейтон сможет отследить твой уход? — Предприимчивость друга предлагала лазейки из этого шантажа. — Он же в тюрьме. — А когда его переведут в психушку? — Адам вытянул ноги поверх их с Томми любимого мохнатого пледа. — Там даже телик психам разрешают. И потом, может, у него на свободе не один фанатичный последователь разгуливает? — Нет, это навряд ли, — Терри направился к входным дверям. — Его бы не хватило на организацию целой секты. Так что, того одного, кто там остался, мы вычислим, дело времени. И не спеши, я тебя знаю, наверняка уже распланировал свой уход со сцены по дням и минутам. — А что ты предлагаешь? — нахмурился Ламберт. — Там я днем заезжал, вашей домработнице список продуктов набросал, так она дыню купила, остальные продукты в холодильнике, иди поешь и прими ванну. Поспи. — Как ни в чем не бывало? — Я еще раз повторяю — не дергайся. Пока все без изменений, а завтра у нас уже будет продуманный план действий.