Безбожно и аристократично

      Будем объективны: у ненависти есть истоки, у любви — нет.       В нем для Паркера отвратительно все с самых корней: от прически до привередливости к еде. Баки вжился в коллектив слишком уж быстро, по его мнению, слишком быстро начал флиртовать с Наташей и слишком быстро привык к новым людям после всего, что с ним произошло. Он делает все и ничего, и это раздражает сильнее, чем сверлящие в выходные соседи. Питер смотрит на него, никогда не может сразу отвести взгляд, и голова моментально забивается мыльными титрами почему ты все еще здесь.       Утро не бывает добрым отнюдь. Для Паркера этому не бывать: сладко потянуться, чтобы весь позвоночник затрещал, зевнуть и идти умываться. Ведь бессонная ночь не приносит ничего хорошего, и весь день, как бы ты не хотел, идет по наклонной. Вместе с бессонницей Питера атакует внутренняя агрессия, бьет под дых и не позволяет думать о чем-то другом. У него утро начинается всегда с самого бодрящего, похлеще кофе, — с ненависти.       Старк ничего не имеет против тех, кто живет в башне. Питер остается крайне редко в ней и то по очень разным причинам. Иногда это праздники, затусил допоздна или просто решил встретиться с ребятами. Может, Питеру давно не шестнадцать, но к нему все равно все относятся довольно несправедливо. Их отношение к нему оставляет много неразрешенных вопросов, и благодаря постоянному игнорированию его мнения и слов, в нем давно затомился жуткий яд из презрения и брезгливости. Нет ничего вкуснее на языке, как ты ощущаешь сосочками острое лезвие из этого яда. И вся эта ненависть направлена на человека, который по определению ничего ему не сделал.       Часто спонсор его бессонницы — придумывание очередной колкости на очередной ответ. Ну, и всякая угарная дичь на ютубе.       Светлая огромная кухня больше не такая светлая и уютная с появлением мрачного с мешками под глазами Паркера. Он очухался позже всех в обед, так и не в силе отлипнуть от любимого телефона. И его резкая смена лица не без оснований: за столешницей сидит полуголый Барнс, находясь только в цветных шортах и шлепках. Даже сейчас, пока он попивает кофе, он раздражает Питера сильнее обычного. Рядом снуется Романова и, судя по всему, говорит с ним на русском, — это единственное, что раздражает весь коллектив. Ее ругают за это, якобы, навевает плохие воспоминания.       Садится напротив Барнса за белую столешницу, попытался сделать самое милое и непринужденное лицо в своей жизни. Наташа заботливо помогла с едой и поставила очень сытный завтрак. Прекрасный запах, прекрасный вид, прекрасная женщина.       — Спасибо большое, пахнет просто великолепно, — сонно бросил он, пытаясь не смотреть на полуголого Джеймса. — Прости, что молча зашел.       — Я тебя услышала, не волнуйся. Привыкла, что ты не даешь о себе знать.       Подумал, что она сказала двусмысленно или даже с какой-то обидой.       — Извини, правда. Постараюсь исправиться. Просто не выспался.       Барнс сидит напротив на барном стуле и черные как уголь волосы закрывают его острые скулы. Сам сидит слегка ссутулившись, мешает свой капучино, который так любит пить по утру. Смотрит на Питера молча, замечает, как тот напряжен рядом с ним. Такой смешной ребенок, так и хочется рассмеяться.       — Опять не спишь? Тебе очень важен сон, как и еда, с твоим-то бешеным организмом. Даже не вздремнул?       Наташа знает, что между ними. Знает, что Питер крайне скверно признает новых людей в команде. Особенно тех, кто убивал людей безразборно и смотрит на каждого, как на пушечный кусок мяса.       — Да так, не особо, — берет жадно порцию в рот. — Уснул прям под утро, уже слышал то ли вас, то ли работников. Но зато с приколов наржался на год вперед.       Сказать, что Баки смотрит на Паркера с высоты своего величия, значит, сказать ничего.       Баки не питает к нему ненависть. В нем своего рода предвзятость к пацану, ожидает от него большего. Сам знает, что непростой черт и много у него проблем, но нельзя быть таким злым парнем на ровном месте и везде тебя избегать из разумных целей и огрызаться при первом вопросе. Паркер — обычный пацан и приспешник Старка, он — самый противный и заносчивый пацан с задержавшимся пубертатным периодом, которого Баки смог увидеть после столетних разморозок и управления разума. Кого-кого, но наебать Джеймса не получится и вычислять маски на лице умеет на раз два.       И Питер, на удивление, носит эту маску ненависти, пытаясь что-то отчаянно и старательно скрыть.       Если его размазать, то даже мокрого места не останется.       Сплошные нули — никаких единиц.       — Бестолочь.       Не для кого не секрет, что Барнс много говорит — ругается матом — на русском языке — единственный плюс в общении с Восточной Европой. Просто везет, что никто и не интересуется из друзей этим языком и не собирается для такой гордости хотя бы почитать про русский или ругательства. Поэтому никто и ничего не понимает и угрюмо каждый раз косятся и говорят, чтобы прекращал забавляться. Питер самый первый в очереди, кто постоянно ходит по карнизу дзена и бешенства, когда начинает говорить по-русски. Все хотят, чтобы он забыл самую мрачную часть своей жизни и оставил это в темном ящике.       Но говорить на языке, который никто не догоняет… почему бы и нет?       И Питер зыркнул на него. Знает, что о нем говорит. Ну, чисто гипотетически.       Наташа закатывает глаза, выравнивается в спине и устало смотрит на него. Он знает этот взгляд.       — Ты понимаешь, что в один момент он начнет изучать русский? — плюет предостережено она. — Тебе крупно везет, что он тебя всегда не понимает.       Питер жует вкусную и сильно поперченную стручковую фасоль, смотрит на мрачные и ненавистные руки Баки, как тот четко и почти без акцента говорит на русском. Градус нетерпения растет, а отвеcти взгляд от него опять невозможно. Блять, магия какая-то.       — Похер. Это последнее, о чем он будет заботиться, — смеется Джеймс, отпивая кофе. — Дай мне насладиться языковым барьером, вечно все портишь. Он ведь глупый ребенок.       — Баки…       Наташа не глупая и не дура. Слишком идеально понимает, что нельзя подавать ни малейшего виду, что они сейчас говорили о Питере, в котором уже потихоньку проскальзывают молнии агрессии и глубокой бессонницы. Она любит Питера по-своему: ласково, преданно и по-матерински боится за него. Души в нем не чает, всегда невзначай уберет ниточку или торчащий волос. Любит она его как своего, хотя давно уже взрослый мальчик. Но старые привычки остаются с тобой до конца, как бы иного не хотел.       Так что, видеть жаркий накал между ними, когда два твоих друга друг друга недолюбливают — это худшее, что может приключиться в коллективе.       И, чтобы убавить жар обстановки, меняет резко тему:       — Кстати, Питер, ты же слышал про вечеринку в честь дня рождения Тони? — вспыхивает улыбкой она, не моргнув.       Питер подавился.       — Вечеринка? Старк ходит на вечеринки?       — Тоже удивлена. Думала, он завязал с подобным. Но Баки узнал от Стива, а тот — от Тони. Это, вроде бы как, секрет.       Питер забирает всю фасоль в рот.       — Впервые от тебя это слышу, если честно. А когда она?       — Через неделю. Там строгий дресс-код, не хочешь подготовиться?       — Ты издеваешься? — влезает Баки уже говоря по-английски.       Романова замолкает, смотрит на него со слегка ошарашенными глазами и удивленными. Претензия Баки ясна, но не до конца.       — Что не так? — нашел, все-таки, лазейку Паркер, чтобы доебаться.       — А ты не в силе сам понять?       Баки всегда в выигрыше по одной причине: полное спокойствие и идеальный эмоциональный интеллект. Он на высшем уровне контролирует себя перед людьми и перед ним, никогда не выдавая свою негативную эмоцию. Гордится своими навыками и тем, с какой невероятной легкостью может вывести Питера из равновесия только своими взглядами, жестами и хладнокровием мертвеца.       Просто невероятно — в один миг разозлить человека просто тем, что ты спокоен, словно в танке.       Раз, два, три.       И Питер втыкает вилку в тарелку, и она трескается на осколки. Закрывает глаза, делает дыхательную гимнастику, склонил голову и сомкнул брови. Он смывает все эмоции в одну чашу, создается ужасное оружие, которое собьет парня с ног раз и навсегда.       Поднимает взгляд и смотрит на Джеймса с еще худшим лицом.       — Знаешь… я не обращаю внимание на твою русскую речь, что именно за ней ты постоянно прячешь, как ты ко мне относишься. Я не буду больше молчать.       Джеймс ухмыляется уголком губ.       — Как-то дохера на себя берешь. То есть, по-твоему, я при тебе должен постоянно на английском общаться? Или что я говоря по-русски обязательно должен тебя обсуждать, идиота?       — Если ты не понял, то как раз это я и говорю! — срывается на крик горечи он. — Хватит себя вести, как гребанный ребенок! Говоришь все за спиной, кидаешь на меня высокомерные взгляды, осуждаешь при других! Говори все в лицо и на ебаном английском!       — Питер, угомонись! — влезает Вдова, и сразу переводит внимание на спокойного Барнса. — Джеймс, хватит, я серьезно. Вы провоцируете друг друга, не смей ему отвечать.       Барнс самодовольно смотрит на нее через волосы, а потом уже на раздраженного и выбеленного Питера, который вот-вот грохнется в чан с отчаянной злостью. Глаза злые, речь — неконтролируемая. Завтрак испорчен, как и оставшийся день, — лишь бы вилка в него не полетела да точно в цель.       Баки думает, насколько он и мил и презираем: густые растрепанные волосы, накаченное тело и ужасный характер, переживающий кризис четверти жизни. Джеймсу не интересно разбираться с его проблемами. Его ненависть к нему — это его ненависть, с которой ему и разбираться. Баки за годы реабилитации априори нигде не успел ему насолить, поэтому вины своей не видит. Мало ли что у парня за душой и какие проблемы. Ведь он такой наивный, простой и открытый, как книга на столе. Но вкупе с этим невероятно токсичен, до гроба отвратителен и невыносим, как прогнивший фрукт на столе, который так и хочется выкинуть. Такой весь покрывшийся плесенью, а внутри сплошные черви.       И даже здесь и сейчас, Баки знает, что он и без судейства вновь выиграл.       — Хочешь кофе? Он вкусный, — как ни в чем не бывало, кивает Джеймс. — Я слежу за фигурой, поэтому тут органический заменитель сахара.       Опять этот надменный, грубоватый и насмешливый голос. Заползает в мозг как уховертка, вынуждает Питера кукожиться внутренне и трястись от переизбытка чувств. Бессонница, ненависть, ярость — это все, что требуется, чтобы отправить в нокаут, не дотронувшись и пальцем.       И бетонная стена терпения и душевного равновесия рушится под давлением. Баки — лучший токсин, который выводит из ума по первому приказу.       В голову лезет крайне сомнительная идея, но усталый от полного бессилия мозг ничего другого не в состоянии подкинуть: переворачивает в сонной, всеобщей апатии свой завтрак вверх-дном. Осколки падают на пол, разбиваются на еще мелкие куски. Нервная система визжит, что ей нужен отдых и разгрузка. Паучья стрессоустойчивость не навсегда — все дает жирную трещину, если оказывать на нее постоянное и мощное воздействие.       И Баки понял, что разрушает его своим бездействием.       — Почему-то я и не сомневался в твоей детской реакции.       Романова шарахнулась назад от звука битой посуды и, кажется, этот звук услышали другие гости этажа.       — Что за херню ты творишь, Питер!       Питер встает на ноги, игнорирует все и вся кроме Барнса и приближается к нему впритык через длину столешницы, выставив руки в качестве опоры. Хочет донести всю свою мысль ему и вылить это ведро на голову. Смотрит в эти ярко-голубые глаза, в которых различается открытый текст только попробуй, шпрот.       — Не думай, что тебе все дозволено, просто, блять, не сомневайся в этом. Ты — обычная игрушка, которую подключить к компьютеру и запоет по любому повиновению. Сколько того захочу я или кто-то другой, кто до тебя доберется.       Наташу терзают настоящие черти, что она ничего не делает. Но лучше стоять, молчать, ничего не делать из одной мысли — чтобы никто не закусил за то, что ты сказала что-то не то или мало высказалась в сторону защиты. Питер горит огнем, когда находится в такой опасной близости с Джеймсом. В такие часы в него вселяется самый настоящий монстр и он управляет им. И, если попадешься на пути — Питер с радостью покормит этого монстра.       — Питер, из нас двоих с короной на голове только ты. Думаю, тебе стоит научиться контролировать свой пыл. Ты ведь не хочешь попасть в коррекционный класс под конец выпуска из университета?       И делает глоток капучино большой, смакуя теплое молоко и вкус нежнейшего кофеина на языке. Капучино не Питер — его выплюнуть не хочется.       И сам факт того, что Джеймс знает, что Питер учится в университете, злит не на шутку. Они даже не общаются, а он, блять, знает о нем уже слишком много. Может, еще в соцсетях найдет его, аккаунт на порнхабе? А хули нет?       Питер от полного поражения и немощи встает на ноги и насмешливо фыркает. Такое ощущение, что ему попался тот солдат, который в любой войне выигрывает. Вид Баки сводит скулы, Питер утопает в этих черных волосах, черством голосе и поведению грязной сучки. А еще чертовски боится его титановую руку, как огня.       Ненавидеть Барнса лучшее, что есть в нем.       Солдатская выдержка дает о себе знать — никаких движений против Питера, каменное лицо и нуль намерений. Главное — дзен и самоконтроль рядом с ним, иначе грозится начаться внеплановая Третья Мировая.       Ему надо уйти и лечь спать, тактично съебаться с места преступления. Или выпрыгнуть в окно, проскакать пару небоскребов, дабы проветриться.       Потому что чутье говорит, что на грохот посуды и на живой спор собирается народ. Судя по амплитуде шагов, сюда идет Роджерс.       — Я тебя, блять, ненавижу. Я тебя просто ненавижу.       Барнсу не составляет труда держать с ним зрительный контакт, заползать ему под эти темные красивые глаза, в которых вечно танцуют бесы. Он заползает ему в самое нутро, куда-то под кожу, сильные мышцы, кости, целенаправленно двигаясь в подкорку мозга. Он ментально ощущает этот напряг, как ему тяжело упрямо смотреть в глаза и оставлять эмоции неизменными. Сколько же в нем актерской игры, упорности и агрессии. А еще доля такого взгляда, и Питер грозится пустить слюни.       Джеймс улыбается ему в контакт, первый отводит взгляд и, не смотря даже в сторону коридора, приветствует своего дорогого друга. Питер на недовольный тон Стива оборачивается и не сразу понял, что ему пиздец в квадрате.       Зато понял, что его извилины визжат в истерике от передоза высокомерного и напыщенного взгляда.       А еще от осознания, что Баки выиграл своей безоговорочной пассивностью.       И Романова подумала, что о ситуации в башне надо знать всем.       Без разбора.