Это была ужасная идея, поэтому я, конечно же, решил попробовать

— Я думала, что сбила мальчишку, — говорит женщина. Она аккуратными движениями втирает мазь в разбитое колено Торфинн, которая лишь морщится неприязненно и отводит взгляд. — А я думала, что не все бабы за рулём — катастрофы. Артория, та самая чертова катастрофа, приподнимает насмешливо бровь и фыркает. — И всё-таки ты девчонка. Языкастая. Испорченные мозги Торфинн перемыкает из-за двусмысленности, которой здесь нет и в помине, заставляет потупиться и взмахнуть нечёсаной головой, чтобы волосы прикрыли заалевшие скулы. Эта женщина её невероятно выводит из себя. Сначала таранит бампером, опрокидывая на асфальт, затем извиняется высокопарно, будто интеллигентка сраная из высшего общества, притаскивает насильно в свои апартаменты, как сама Артория их назвала, и оказывает первую помощь. Скорую не вызвала, оно и понятно. Проблем не хочется никому, Торфинн, кстати, тоже. Ей отец голову открутит, если она ещё что-то выкинет. К тому же можно поспорить, что даже такой богачке, как эта тупая баба Артория, жалко лишнюю копейку выделить, тем более — такой оборванке. Молчание вязко тянется и давит на уши, словно они не на девятнадцатом этаже, а на самом дне океана, и перепонки под давлением с минуты на минуту лопнут. Невыносимо. — Твоим джинсам уже ничем не помочь. Не против, если я дам тебе что-нибудь из своего? Торфинн сидит в любимой отцовской рубашке, достающей ей почти до колена и эйчэндэмовской футболке, стараясь ту натянуть пониже, стыдливо прикрывая детские трусы. Джинсы у неё отобрали и, оказывается, насовсем. Она же слышит эту пренебрежительную интонацию, привыкла вычленять мерзость в свою сторону, потому понимает, что не отдадут ей её окровавленное и порванное тряпьё. Артория, видимо, правильная и сострадательная, жалеет замарашку. Богатая сука. — Да ваще похер, — Торфинн показательно отплёвывается. — могу и так дойти. Враньё. Не может. В падике тёплом посидит, Кнуд вызвонит, та ведь тоже любимица судьбы, папина дочка, хозяйка платиновой карточки, любит поныть и посочувствовать, потому примчится на своём бентли с водителем и добросит до дома. Тупой Артории об этом знать не обязательно, пусть лесом идёт, плачет по покоцанному авто. — А ты ещё и смелая, да? Ладно. Можешь идти. — Джинсы отдай. — Ты же сказала, что так пойдёшь. Артория ухмыляется, а в глазах искрится веселье, но Торфинн тут в клоунессы не нанималась, поэтому осаждает наглую старуху. — Не хочу, чтоб какая-то старая извращенка надрачивала потом на мои вещи. — Милая, ты себе льстишь. Пожелай я тебя, то действовала бы куда тоньше, а не пыталась бы отобрать драные штаны. — Дай. Мне. Мою. Одежду! — это дело принципа. Торфинн пристально следит, как Артория тяжело вздыхает, поднимается с кресла и исчезает за одной из дверей. Удивительно, что та не побоялась оставлять чёрт пойми кого в своей квартире одну. А вдруг что украдёт? Хотя, может, у неё тут камеры развешаны или охранка стоит, Торфинн, честно, в душе не ебёт, но судя по консьержке в подъезде, всё возможно. Спустя пару минут, за которые она успела жадно рассмотреть все прожилки на диванах из белой кожи и потоптаться босыми ногами по мягкому ковру, Артория возвращается явно не с тем, чем надо. Передаёт в руки бежевую пару брюк и садится довольная, гордая и всё такая же насмешливая. — Что за срань, я не поняла? — Брюки-капри, милая. Носи с удовольствием и не попадай под машины. — Если ты такая старая, что не можешь отличить ебучие светлые брюки от тёмных джинс, то купи себе очки! — А вот это было грубо, дорогая. Хоть бы спасибо сказала. Торфинн скрипит зубами от злости, резко поднимается и, позорно прыгая на одной ноге, неловко надевает предложенное, лишь бы только убраться из этой квартиры. Даже вызов к Кнуд уже прошёл, осталось дождаться ту на улице, задница-то прикрыта, можно не томиться на сраной лестничной площадке в окружении кадок с фикусами. — Я пошла. — Я провожу. А то заблудишься. Напоследок старуха бросает оценивающий взгляд на ноги Торфинн в бриджах, чему-то радостно кивая, распахивает дверь и просит быть осторожнее. Ой, да пошла она. Но вслух Торфинн почему-то этого не говорит. Язык не поворачивается, зато ноги на автомате часто-часто перебирают по ступенькам. Плевать на лифт. Хочется бежать и проветрить голову. Хочется снять поскорее чужую одежду. Хочется сожрать ведро мороженного и посмотреть тупую комедию. Дома Торфинн вспоминает, что мороженного нет, потому что карманных её в этом месяце лишили, зато в заднем кармане гребаных брюк-капри она находит лист бумаги с номером телефона. «Звони, если что. Куплю тебе джинсы. Артория». Через неделю они едут в магазин.