Анатомия влюблённого сердца

Люди каждый день вешают сотни ярлыков на других таких же людей. Им не нужно докапываться до истины и узнавать человека изнутри. Нет, это ведь занимает очень много времени и лишних хлопот. Важна только оболочка. Лучше просто следовать клише суждений: высокий и спортивный — сразу не может быть умным. С очками — значит, заучка и жертва насмешек. А красная помада так вообще предрасполагает тебя к изнасилованию. Чушь! Ведь эти суждения только следствие мыслей, а сами люди не виноваты. Никто не может залезть тебе в голову и изменить что-то. Только ты сам должен понимать и принимать, что не всегда то, как ты думаешь и как было когда-то — правильно. Но даже после того, как некоторые увидели истину, они не перестают следовать своим «точным» мыслям: потому, что потому. Но, признаюсь, иногда немного приятно видеть лица тех, кто был не прав в своих убеждениях: как они мечутся, а глазки бегают… Однако новый учитель сразу же пришёл в себя: — Ладно, останешься после урока, Елена, а сейчас приступим к первой теме… — прочистив горло, ответил мужчина, отходя к доске и заставляя меня ещё на несколько секунд остаться в оцепенении. — Ян Владимирович, вы даже не извинитесь? — Я резко обернулась на голос одноклассника. Егор испепелял взглядом учителя, а тот только ухмыльнулся. — Перед тобой? За что? — Мужчину явно забавляла вся эта ситуация, а по классу раздались одинокие смешки. Я лишь в недоумении стояла и глядела: то на учителя, то на одноклассника. — Перед Леной. Вы же её оскорбили… — Егор даже бровью не повёл на шутку учителя. К слову, она была посредственная. Но почему? Мы хоть и общаемся с Егором, но только в компании, когда ходим с классом иногда гулять, так почему он решил отстоять мою честь? Однако не буду искать там скрытый смысл, сочтём это за простую благородность. Хотя парень всегда был таким: даже весь его внешний вид говорит про внутреннего парижского денди Егорушки — всегда опрятен, тёмные волосы уложены, а в карих глазах лишь безграничная доброта. Так что всё-таки этого можно было ожидать. — Прости, не знаю твоё имя… — Егор Дрозд. — Так вот, Егор, я всего лишь действовал по уставу: в школу нельзя приходить, как на дискотеку, как бы красиво это ни было, — это учитель мне теперь комплимент сделал? — но похвально, что ты заступился за одноклассницу. И на такой хорошей ноте мы всё-таки начнём урок… Не скажу, что мне прям жизненно необходимы его извинения, но Ян Владимирович поступил по-свински. И вообще, судя по его внешнему виду, сомневаюсь, что чему-то он нас сможет научить. Вера Игоревна — вот она была мастером своего дела, а нам так и не удосужился сказать, куда пропала. Не старая, чтобы идти на пенсию, но и не молода, чтобы быть беременной. Хотя-я женщины такие непредсказуемые… — Варя, ты не знаешь, что с биологичкой? Почему у нас он теперь? — когда я уже сидела на месте, спросила. И немножко отвлекла подругу от неимоверно интересного писания конспекта. Прости, дорогая. — Внук у неё родился. Она уволилась, чтобы нянчить, — променять нас на памперсы? Даже обидно как-то. — Кто тебе сказал? — Моя мама в комитете школы. Ты что, забыла? Я и про Яна Владимировича уже с утра знала. — Но почему я узнала последней? — Тебя Наталья Викторовна увела, я не успела, — девушка пожала плечами, и наконец-то прозвенел звонок, а это значит, что впереди ещё два урока (из-за праздника только три занятия) и поедание пиццы в честь «первого сентября». Я быстро собрала вещи, не желая оставаться здесь надолго, ибо помнила, что учитель говорил про «останься после урока» — чего я делать не хотела. Не сегодня. Ян (не думаю, что он заслужил быть с отчеством или хотя б ласкательно. Хотя Янчик звучит даже мило) и так потрепал мне нервишки, а нервные клетки не восстанавливаются, вообще-то. — Лен, так ты же должна остаться, — Варя остановила меня практически перед самым выходом. ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ, ДОРОГУША?! Ты мне тут побег ломаешь. Я красноречиво посмотрела на подругу. — Грин, тише, я надеюсь, он забыл. У него ещё месяц, чтоб поговорить со мной про олимпиаду, — я закатила глаза и попыталась ретироваться уже наконец-то. — Он не забыл, вообще-то, — все ангелы, кажется, взяли отпуск. Я кривлюсь и поворачиваюсь, и уже вижу насмешливый взгляд его… ммм… не могу разглядеть… каких глаз. — Ян Владимирович, я… — оплошалась я, вот что. А Варька ещё хихикала, ужас какой. — Идите уже. Сегодня всё-таки праздник, — зелёные. Зелёные у Яна глаза. А когда он улыбается, в них ещё пляшут чёртики, и радужка ещё так выражено обведена чёрной полосой. Глаза как изумруды… Та-ак, не в ту степь меня что-то повалило, но глаза и вправду красивые… Хоть он и самовлюблённый мужчинка.

***

Объевшись, как свинюшка, пиццей, я направилась домой, ведь обещала Пете, что не буду долго задерживаться. Потому что после очередных поездок на юридические конференции уже должны были вернуться родители. Но меня уже ждал сюрприз: мама с папой опередили меня. — Мамочка, папочка, наконец-то! Почему вы не сообщили, что уже дома? — Я налетела с объятиями на родителей. Как бы у нас ни различались некоторые взгляды на жизнь — это всё равно самые дорогие люди для меня. — Леночка, мы прям перед тобой зашли, — мама говорила откуда-то из недр шкафа, вешая накидку, — ты в домофон звонила, Петя ещё удивлялся, как мы с тобой разминулись. — И как там ваша конференция? — Я никогда не понимала, зачем ходить на одни и те же лекции практически каждый год, но родители говорили, что мне и не понять, если я сама там не буду. — Так, хорош в коридоре стоять. Там Валерия торт на кухню понесла, будем чай пить. И заодно мы с матерью хотели поговорить с тобой, Елена, — вклинился папа. А всегда после таких разговоров мы ссорились, потому что речь частенько заходила про моё поступление и университет. А сейчас отец так вымолвил «Елена», что видно: разговор будет очень интересный. — Как первый день? — Брат, как всегда, весел. — Нормально. Петь, отец опять хочет поговорить… — Иногда мне кажется, что родители думают: вот дочь непутёвая — врачом она хочет быть. И как бы ни защищал меня Петька, пока ему не очень удавалось переубедить в обратном. — Ленка, может, в этот раз не о твоём будущем речь пойдёт. Не накручивай себя заранее, — брат начал делать мне массаж плеч, чтоб успокоить — это, конечно, хорошо, но мало помогает. — Я стараюсь, Петь. Но почему он не может смириться? — А может, родители, наоборот, нашли тебе какой-то супер классный медицинский универ в Киеве? — Хорошая шутка, но что-то не смешно. Я красноречиво глянула на брата. — Ладно, это только мечты, в любом случае я с тобой, сестрёнка. — Спасибо, Петь. Действительно спасибо. — Брат только усмехнулся и щёлкнул меня по носу, на что я поморщилась. Удачно мы закончили разговор: как раз вошли отец с матерью. — Рассказывайте, пап, мам, как всё-таки съездили? — Петя уселся около меня и одобряюще сжал мою ладошку. — Ой, хорошо, тётя Ира передавала вам привет: обижается, что мы никак с вами не приедем. Да и Кристинка очень хочет повидаться. — Тётя Ира — это мамина сестра, что уже как пять лет живёт в столице. Кристина — моя двоюродная сестра одногодка: мы очень хорошо общались, пока она не переехала. Сейчас только иногда списываемся в соцсетях. — Давайте на каникулах поедем к ним? — Не, ну а что, я в Киеве не была ещё. — Как раз про каникулы, Елена, — вклинился отец, — мы узнали, что у нас в городе будут профессора со всей страны, которые преподают правоведение и другие предметы, что учат в юридическом. Мы хотим, чтобы ты тоже пошла туда. Может, всё же передумаешь. — Пап, ну я же говорила вам… — Ну вот опять… — Елена, как у тебя с историей? — Он даже слушать меня не собирался. И при чём тут история? — Ты же знаешь: я и даты — это несовместимые вещи. Но всё равно вышло пять. — Я нервно улыбнулась. А наша историчка — очень умная преподавательница. Для неё более важна следственно-причинная связь между историческими событиями и поступками деятелей, а не зубрение дат, а у меня с первым как раз всё хорошо. — Если проблемы, то возьмём тебе репетитора, чтоб всё выучила. Но я расстроен, дочка: твоя единственная задача — хорошо учиться, но ты не можешь и этого! — Дим, ну не говори так. Леночка хорошо учится. — Мама нервно улыбнулась, всё ещё надеясь избежать конфликта. — Пап, Лене не нужна история для вступительных экзаменов. Зачем её грузить? — Ну зачем, Петя? Просто молчи! Я не хочу опять ссор. — Пётр, в юридический… — Ну это не лезет никуда вообще! — Пап, пойми уже наконец-то. Я хочу быть врачом, не юристом! Хватит всё решать за меня! У меня своя жизнь, и я сама могу решать! Я не маленькая уже! — Я вскочила со стула. Но меня никто не слушал. — Замуж выйдешь, тогда и будет твоя жизнь, а сейчас я решаю! — Как же вы все достали! Это моя жизнь уже сейчас! — Слёзы подступили к горлу, но я не расплакалась, чтобы не показать, как мне больно от его слов. От того, как родной человек вовсе не считает тебя кем-то. Но я не игрушка отца! — Наша дочь не идёт туда, Дима, смирись с этим наконец! — Уже и мама перешла на крик. Я просто выбежала из кухни, и плевать, чем это кончится. Уже в своей комнате я дала слезам волю, всё ещё слушая крики родителей и брата: они опять ссорятся и опять из-за меня. Это всё из-за меня… — Доченька, ты не спишь? — Нет, мам, я просто внутренне умираю, а так всё нормально. — Нет. — Я не хочу общаться сейчас, мам. Не хочу слушать, что отец это делает для меня, что он хочет лучше. Потому что это ложь: папа делает это только для себя. А на меня ему плевать, вернее, на мое мнение в серьёзных вопросах. — Ленусь, не злись на папу, он просто… — Что просто, мам? Я устала. Устала от того, что он не считается со мной, всегда критикует мои действия и любимые занятия. — И так с самого детства. Да мы с мамой год уламывали папу, чтоб я на бальные танцы пошла, он же хотел ненавистную мне спортивную гимнастику. — Ну такой он у нас, ты должна понять папу. Дима очень любит тебя, — я только горько улыбнулась. Мне кажется, любил он меня, только когда я беспрекословно делала то, что он хотел, — но чтоб ты знала, папа согласился больше не давить на тебя… пока что… — Серьёзно? Спасибо, мам. — Я обняла маму, и она облегчённо вздохнула. А я поняла, что хоть немного смогу пожить без нравоучений отца: если папа что-то пообещал, то всегда держит слово… Но только интересно, надолго ли перемирие у нас в доме?

***

Выходные — это всегда хорошо. А после первого сентября — само блаженство. Я вообще люблю начало осени, так называемое «бабье лето», когда листва только начала обретать золотой оттенок, а ветер всё ещё веет летней теплотой. Можно часами бродить по паркам и любоваться, как солнце просвечивает сквозь деревья, делая прогулку какой-то магической, вместе с щебетанием птичек. Потому я и решила вытащить Варьку погулять. — Привет, Варь. Чё делаешь? Не хочешь прогуляться? Смотри, какое солнышко. — Я даже позвонила, а не написала ей в телеграм, а это уже многое значит. — Привет, Лен. Что-то как-то не хочется. — Голос подруги явно не был наполнен жизнерадостностью. — Что-то случилось? Голос у тебя грустный. — Кажется, на меня напала осенняя хандра. — Сейчас даже не ноябрь, какая хандра? — Ну не-е-т. Так, подруга, не пойдёт. Тебе семнадцать или шестьдесят? Будешь старше, вот и похандришь, заодно колени покрутит на погоду. А сейчас давай, пойдём. — Ну-у… — Что ну? Это было утверждение, а не вопрос. Давай-давай, поднимай свою пятую точку с дивана. — Я хихикнула в конце. Надо будет точно разобраться, что творится с Грин, ибо это очень на неё не похоже. Влюбилась, что ли? — Ладно, уговорила, — я почувствовала, что Варя улыбнулась, — я позвоню, как выйду из дома. — Вот и славненько. Всё-таки прийти в парк было хорошей идеей. Несмотря на солнечную погоду, людей можно было пересчитать по пальцам. Но нам это только на руку. — Это последние выходные, — грустно протянула я. Варя в недоумении уставилась на меня, — ну, перед учёбой. Уже начинаются репетиторы и все дела. — Ну, это да. У меня уже с понедельника дополнительно математика будет. — Не напоминай про понедельник. У нас биология… — Я фыркнула при воспоминании о новом учителе. — Тогда ты произвела фурор: так возмущалась. А с Егором вас и вовсе сводить начали. Ты как после первого сентября убежала, Дрозд тоже быстро удалился. Вот все и начали говорить, какая вы была б прекрасная пара. — Удивительные люди — подростки: только подышат в сторону противоположного пола так уже всё, приехали — любовь. А слово скажут, так это уже и на крестины ребёнка звать надо, — со всеми театральными способностями произнесла я, не сдерживая улыбку. — Причём второго, Лен. — После этих слов наш громкий смех заполнил улицу, правда, ещё крики какой-то старушки про «молодёжь», но это уже детали. У меня даже живот начал болеть от смеха, видимо у Грин тоже, так что мы в минутном молчании просто пили латте и успокаивались. — Лен, скажи, я страшная? — Кхм, я чуть напитком не подавилась. Ты чего, Варь, мы же только что смеялись? Я непонимающе уставилась на подругу. Что за тараканы у неё в голове? Не нравится мне это. — Варь, в смысле? — Я наконец-то смогла что-то сказать. — Ну просто: да или нет? — Нет, конечно. Ты очень красивая. Ты чего спрашиваешь? — Ну действительно. Курносый носик, белые шелковистые кудри по пояс, выразительные серо-голубые глаза — это всё не могло не притягивать. Только к чему эти вопросы и кто так задел девушку? — Просто, — я красноречиво уставилась на подругу, — у меня никого нет, Лен. Я может, тоже, как и все, хочу парня и всю эту романтику, бабочек в животе. Только этого ничего нет, мне даже турки не пишут. — Варя горько усмехнулась на этом. Дура ты, Варька. Просто не пришло ещё твоё. А смысл ходить с кем попало ради галочки? Тебе не сорок лет, не время ещё просто. Только это я ей не скажу. — Варь, у меня тоже ведь нет никого, даже из подруг только ты. Это нормально: мы не меняем парней каждый день, а ждём того самого. Или ты хочешь только «а чтоб был»? — Нет, конечно. Я любви хочу. — А кто её не хочет? Только в этом вся загвоздка. — Во-от. Так зачем тебе эти толпы, если с них толку никакого? Подумай, Варь. — Ну просто, я ж отшила и Саву, и Никиту, а сейчас никого… — Только Грин может ныть, что у неё нет парня, когда сама отвергла где-то троих. Но я здесь её поддерживаю: они все были мягко говоря… не нашим контингентом. Для одного день без пивка или чего-то погорячее был днём прожитым зря, а про другого вообще молчу, парень и ко мне клинья подбивал. Но мы другие, нам чужда такая дворовая романтика. Только вот все говорили, что сглупила Варя, когда прервала общение. Попробовать стоило, не нравится — бросай. Нет! Ничего не стоило. Портить жизнь себе или, наоборот, тому парню. А может, он действительно влюбился, а для неё это ничего бы не значило. Так что Варя молодец. Она ждёт, как у нас любят говорить — «своё»: пусть не ноет, а глазки строит прохожим паренькам. — Тебе они не нравились, так из-за чего себя корить. Варь, ты ещё своё найдёшь. — Мы найдём. Ты к Егору-то присмотрись, — я улыбнулась; кажется, подруге полегчало, — ладно, давай мороженку купим? — Я ещё латте не допила, но я за. — До магазина идти было недалеко, минут десять к супермаркету. Был ещё ларёк, но там маленький выбор. — Лен, ты как свинка. Всё лицо в мороженом, — смеялась Варя, а я лишь показывала ей язык. — Где? Черт, у меня руки липкие, а телефон где-то в рюкзаке. — А портфель марать жалко, его родители с Киева привезли как подарок. — Лен, так вон пойдём к машине, в стекло посмотришь. — Девушка показала на рядом стоящий транспорт. Я прям ахнула от красоты. Чёрный спорткар, блестящий на солнце, так ещё с тонированными окнами: не автомобиль, а просто мечта. Дорогущий, наверное. — Надеюсь, там никого нет, а то будет не смешно. — Я обернулась на Варю, та только усмехнулась. — Это точно. — Ну я и хрюшка. И на щеках, и на губах, всё в зелёной субстанции вкуса киви. Я аккуратно слизывала языком мороженое с верхней губы, потом с нижней, когда окно автомобиля начало медленно опускаться, а с ним и моя душа в пятки. — Макарченко… Еленушка, ты что, решила меня соблазнить? — Он внаглую ухмылялся, а я покраснела, кажется, до кончиков пальцев на ногах. Кажется, мои ангелы-хранители не просто ушли в отпуск, ОНИ УВОЛИЛИСЬ! — З-здравствуйте, Ян Владимирович…