Анатомия влюблённого сердца

Чувства сравнивают с множеством вещей. С желанием парить над всеми или бесконечно улыбаться. Для кого-то это сродни бурлящему потоку горной речки, что беспрерывным течением бьется об маленькие камушки или совсем большие скалы, что в том или ином виде — преграды на пути к счастью. У других любовь напоминает штиль на голубых водах моря, размеренное, тёплое, как в самый жаркий день, но такое же приятное. Литераторы ещё привыкли называть это будоражащие ощущения с бабочками в животе. Но, в любом случае, в различных сравнениях чувства любви напоминает знак бесконечности. Кажется будто оно такое безграничное, не имеет ни конца, ни края, а заполняет каждый атом, молекулу. Что-то похожее имеет океан. Любовь такая же красивая, как его синева на фоне розового заката... Бесконечные волны, которые раз за разом накрывают тебя, когда рядом Он... И никто другой. Может, слишком романтично, прозаично или до тошноты приторно-сладко, но разве кто-то запретит мне ощущать это именно так? Мне не хотелось прощаться от слова совсем, я больше всего на свете желала лежать под боком Яна и слушать ритмичные стуки сердца, дрожать от прикосновений... Но время не щадит, как и мои родители, которые звонили раз пять, а я взяла трубку лишь на последний, ссылаясь на выключенный звук, хотя так оно и было. Однако даже крики мамы не затмили этот вечер. Сидя сейчас так в авто Яна возле моего дома, когда пальцы переплетены, а его тёплый взгляд блуждает по лицу, мне неважно что там за пределами чёрной машины. Нет никакого дела до проходящих людей, до проблем и даже того, что родители явно не будут довольны такому позднему возвращению. Есть только я, Ян и снежинки, которые кружатся в свете фонарей, помещая нас в самый романтический фильм. Нам даже не хочется говорить, словно это порочно — вот так нарушать идиллию тишины. Ян — удивительный человек, ведь только он может наносить большие раны, а потом с лёгкостью их заживлять. Потому что единственное, что напоминает мне про утро этого дня, — только эта самая одежда: небесно-голубой свитер грубой вязки и такие же джинсы, хотя и это все пропахло парфюмом Яна... — Мне уже надо идти... — разбавляю тишину шепотом. Мужчина ничего не говорит, а только все так же нежно смотрит на меня из-за чего я чувствую прилив крови к щекам уже в миллионный раз. Как всегда не выдерживаю взгляд и опускаю глаза на его черный джемпер, что виднеется из-под расстёгнутой куртки, следя за такими же за цветом горизонтальными линиями во всю длину свитера. Жду, пока Ян скажет хоть слово, но он и не собирается. Уже во второй раз подношу взгляд, а он неотрывно наблюдает за мной, едва ли улыбаясь. — Чего? Что ты так смотришь? — Ничего, Еленушка, ни-че-го, — Ян заправляет мне прядку за ушко, от чего я невольно вздрагиваю, но так и не удосуживаюсь посмотреть в такую любимую зелень глаз. Но потом ещё раз, когда мужчина практически заставляет меня встретиться с ним взглядом, поднимая за подбородок. — Смотри на меня... — тихо, практически неслышно, но это эхом отдаётся в голове... Ян наклоняется ко мне, снова даря такой чуткий поцелуй, но такой же короткий. Мужчина все также держит меня за подбородок и гладит по щеке. Этот невинный жест заставляет чувствовать себе желанной, нужной... И ничего больше не надо. Руки Яна — тёплые, немного шершавые, но мне ничего не хочется сейчас больше, чем держать его ладонь в своей. Что я незамедлительно и делаю. Беру большую ладонь Яна в свою маленькую. Веду пальцами по венам, что похожи на ветви могучего дерева, прощупывая жилы... Начиная с основания указательного пальца венка теряется в большых на ладони, и я невесомо веду пальцем аж до того места, где самая большая вена скрывается под наручными часами, а потом и ткани свитера. — Еленушка, тебе действительно уже надо идти... — как-то слишком хрипло сказал Ян, но от этого у меня ещё больше бурлила кровь внутри, а дрожь внутри только повышалась. Но не от холода, а от переизбытка чувств и эмоций. То, что случилось... и вообще все... Я быстро попрощалась с Яном, мне казалось, что я сделала что-то не так, почти что убегая, но, уже когда я была возле подъезда, меня обняли сзади, ну как — вплотную прижали к торсу спиной и прислоняясь губами к самому ушку заговорчески и немного издевательски сказали: — Неужели ты не знаешь, как правильно прощаться? — этот томный шепот сведёт меня с ума. Я и так тут вся дрожу на грани. Но позволяю себе немножко поиграться с Яном. Загадочно улыбаюсь, хоть знаю, что он не видит. — Ян, ну ты ведь у нас учитель. Так просвети. Научи... — больше повторять не надо. Как только я сделала вдох, меня резко развернули к себе, впиваясь безжалостным и в тоже время таким чувственным поцелуем в губы. Я тонула, как в том океане, от действия Яна и судорожно старалась отвечать на тот бешенный напор. Получая сумасшедшую эйфорию от поцелуя, я едва ли могла стоять на ногах, но руки Яна с лёгкостью удерживали меня «на плаву». Сердце уже начинало быть рёбра, но ещё маленький, такой жалкий миг, и Ян отстранился от меня. Наше дыхание, кажется, заполнило всю улицу, таким оно казалось мне громким. — Ты говорил мне, что не будешь робко целовать возле подъезда, — всматриваюсь в зелень глаз, что сейчас необычайно чёрная, но знакомые мне дьяволята никуда не делись. — Тебе что ли показалось это робким? — изогнувши одну бровь парирует Ян, а я могу только улыбаться, все ещё пытаясь выровнять дыхание.

***

За пейзажем сменяется пейзаж. То маленькие домики в посёлках, то холмы, припорошенные снегом. Дорога в заснеженные горы длинная, но в круговороте мечт и воспоминаний она кажется как одно мгновение. Музыка в наушниках меланхолично и ненавязчиво звучала, а исполнитель, как всегда, пел про любовь. Одна сменяла другую, но только мои мысли все никак не отходили от брюнетистого мужчины. Ян стал будто вирусом, который сливается с каждой клеточкой, каждой мыслей, изменяя ДНК. Прокручивая в голове раз за разом все эпизоды, я будто заново попадала в тот день, что сначала не сулил ничего хорошего, а потом... потом было хорошо. Когда мы уже подъезжали к посёлку, где будем жить следующие три дня, я сняла наушники и в пол уха следила за разговором и планом действия. Родители думали, что я смотрю в окно и улыбаюсь из-за прекрасных видов гор, но только Пётр, который все-таки захотел с Лерой поехать, загадочно подглядывает на меня. Но мне неважны сейчас ни величественные Карпаты, ни заинтересованные взоры... — Лена! — я встрепенулась от громкого выкрика. Отлипла от окна и уставилась на семью. — Е-е... что? — Мы говорили про завтрашний день. Ты что больше хочешь: пройтись по местности, купить их сыры и вкусности или сразу на подъёмник? — наверное повторяет во второй раз Мама. Не задумываясь, отвечаю: — Подъёмник, конечно, — улыбаюсь. — Наш человек! — Петя с Лерой дали мне «пять» и с довольно переглянулись, я только пожала плечами. Вопрос мамы был больше риторический. Я наесться и дома могу по самое не хочу. А тут — подставлять лицо под порывы ветра и мчаться на лыжах с горы, маневрируя между людей, ощущая, как сердце пляшет от удовольствия и адреналина, да что может быть лучше?! Моя бы воля, я уже сегодня бы помчалась на спуск. — Лене разве можно на лыжи? — вопрос папы застаёт меня врасплох. Кошусь с непониманием, встречаясь взглядом с отцом в зеркальце. — В смысле, папа? Почему нет? — кажется, тут в шоке все, но лишь тактично помалкивают. — Я, конечно, не врач, но мне кажется, что после перелома твоей ноге нужно спокойствие. И вообще... — перебиваю отца на полуслове. Стараюсь держать себя в руках, но мое спокойствие вот-вот выскользнет. — Моей ножке нужны лыжи. А вообще обоим. Смысл ехать в горы и не кататься... — ворчу себе под нос толкая маму рукой в бок. Это тяжело делать с заднего сидения, но все же. Я так не сдамся! — Даже месяц не прошёл после снятия гипса. Дочка, я же для твоего блага. Или ты хочешь опять только лежать? — нет не хочу! Но ещё больше я не хочу валятся на кровати в Карпатах. Я понимаю, деревянные домики с видом на лесок это очень хорошо, но я не за тем сюда ехала! — Папа прав, Леночка... — отдых коту под хвост, хотя ради драматичности и соответствию местности — барану под хвост! И ничего, что он у него куцый. Жаль, что я не взяла конспекты по биологии. Так хоть бы повторила чем отличаются рептилии и земноводные. Или там правила по украинскому вызубрить. Про математику не говорю — это гиблый вариант. Начинаю бухтеть себе под нос, не забывая громко вздыхать и показушно морщиться. Пётр с Лерой только сочувственно улыбаются, когда родители едут по волнистой дороге с обрывами и мило обсуждают, как они любят грибную юшку и им не терпится побывать на гуцульском пиршестве. Конечно, это же не у них трагедия мирового масштаба. Жаль, что мы уже приехали к коттеджу и я не успела послушать двести песен про предательство близких. Не смирившись с ужасной участью, но будучи завороженной прекрасным номером, что во всю пахнет древесиной и различными травами, я отвлеклась и просто раскладывала вещи. Пока отец вышел обсудить какие-то детали с администратором, я быстренько пошла все-таки упрашивать маму пустить меня на лыжи. — Ну почему нет? Я, видишь, скачу и ничего не болит! — размахиваю руками, прыгая на месте. Из-за этого ходуном ходит весь номер, но я упущу этот момент. — Лена, перестань. Внизу ещё есть люди — это во-первых. Во-вторых, мы все уже решили, — вздыхает мама, что явно уже устала говорить одно и тоже. Но я тоже устала доказывать, что я хочу. Но есть тут у меня одна идейка. — А если позвонить семейному врачу? Если и он скажет, что нет, то так тому и быть, — улыбаюсь на все тридцать два, а мама драматично закатывает глаза, но все же ищет нужный номер. Фортуна сегодня у кого-то другого на стороне. Может, этому человеку нужнее, так что я в расстроенных чувствах потопала кушать и понимать, что лыжи я буду видеть только возле вывески «Прокат», а не на своих ногах.

***

Утро следующего дня встретило солнышком и блестящим снегом на земле. Сидя в зимней пижаме со снежинками, в деревянном домике, я переносилась в самый атмосферный фильм про Рождество. За окном виднелись, будто нарисованные, ёлки, как произведения искусства. Насыщенно-зелёные с могучими ветвями, на которых величественными коврами лежал снег. Я протерла окошко, чтобы лучше видеть. Было ещё совсем рано — солнце тоже только проснулось. Мне резко захотелось выйти на улицу и подышать таким свежим и морозным воздухом. Что я незамедлительно и сделала. На цыпочках, захватив папину куртку, вышла на балкончик, который так же был из дерева. Снимая с перил слой снежка, что уже успел нападать, я предавалась какой-то странной эйфории. Будь то летом, или зимой, я всегда наслаждалась горами: их могуществу и красоте, неважно, когда все цветёт и пахнет или же в зимней спячке. Горы очищают разум от мыслей, тут отдыхаешь. То ли карабкаться на высоту или наоборот мчатся с неё, не имеет значения — главное в Карпатах. — Ещё такая рань, ты чего встала? — я подпрыгнула от голоса брата. У нас смежные балкончики, так что я пожала плечами и подошла ближе к Пётру. Мы смотрели в даль, думая про своё. — Тут невозможно долго спать. Все будто говорит тебе «вставай», — спустя время все же ответила я. Это не было, будто бы я упала с горы, отвечая. Наоборот, словно время замедляется и даёт тебе возможность насладиться моментом. — Ты в последнее время изменилась, Ленка. Что-то в тебе поменялось, но я не могу понять что именно, — не отвлекалась от созерцания гор сказал брат. Он достал из кармана пачку сигарет, делая глубокую затяжку, а потом громко выдохнул. Я поморщилась. Едкий дым, отрава для легких, но никто так и не может справится с пагубной привычкой Пётра. — Мог бы хоть сейчас не курить. Ты оскверняешь горный воздух, Пётр, — я проигнорировала фразу Пети про изменения. Я не хочу вникать в суть фразы, не хочу знать, хорошо это или плохо. Но ничто не стоит на месте. И я тоже не исключение. Я не хочу сказать, что всему виной Ян, его слова и фразы, хотя толика правды есть в этом, даже большая часть. Но все же мое «Я» всегда будет такое же. Как ветка той ёлки — грубая основа остаётся та же, только вот веточки меняются, одни падают, другие потихоньку растут. — Это все из-за него? — я резко обернулась, встречаясь с пронзающим взглядом. Пётр сделал ещё одну затяжку, но легкие сперло у меня. Руки задрожали, но никак не от холода, а от страха. Откуда? Откуда Пётр может знать про Яна? Он видел нас тогда возле подъезда? Нет-нет, не может быть. Сглатываю слюну, которая дерёт обсушенное горло. Так стоп! Петя думает про Егора. Все хорошо. Моя тайна со мной. Выдыхаю, с нервной улыбкой отвечая: — Егор? Нет, он тут ни при чем. Я вообще и не изменилась. Тебе кажется, — последнюю фразу я сказала очень тихо. Я поёжилась, закутываясь сильнее в куртку. Этот холодный взгляд не верил мне. Я только раз видела Петю такого — тогда он был Пётром Дмитриевичем на работе. Но я не выдавала себя, а дальше гнула линию, хотя брат видит меня насквозь и ложь тоже. — Нет, это не из-за того мальчика. Тут другое, Лена. Скрытная, более циничная, это на тебя не похоже. Ты словно обросла корой, той, что на дальней ели, — что ж мы прицепились к бедному растению... — Разве? Может, я просто выросла? — Кого ты пытаешься обмануть? — ещё одна затяжка. Ещё больше нервов. Хоть стой, хоть падай, не замечаю того, что сказал брат. Я все та же. Просто прямолинейней, что ли. — И что, ты будешь, как истинный юрист искать причину? Копаться в моей жизни? Да ты и так её всю знаешь, Петь, — слишком резко. Но слова сами вылетели изо рта. Пётр улыбнулся, как-то иронично. — Даже сейчас, накинулась, будто я тебе враг. Но нет, Лен, не буду. Я просто переживаю за тебя, не хочу чтобы ты натворила глупостей. А раз ты лжёшь мне, уже что-то нечисто. — С чего ты взял? — Помнишь, ты показала Егора, но твои глазки бегали не от влюблённости, и краснела ты не из-за этого, а из-за страха и волнения. Можешь не отрицать, ибо ты и сама знаешь, что это так, — он не поверил с самого начала. Он говорил в точку и это било под дых. Я бы сказала тебе, Петь, но ты не поймёшь, никто из моего общества не поймёт. Но, что мне до других, каждый имеет свою порочную привычку. Пётр — курение, а у меня Ян. Что одно, что другое — пагубное, но отказаться не может никто из нас. — Я лишь помолчу, а презумпция ещё действует, ваше судейство, — протянула я. Не хочу ссориться, но и не хочу об этом говорить. Лучше перевести на шутку, хотя она уж слишком наполнена язвительным сарказмом. Но либо так, либо никак. — Сейчас я говорю не как юрист, Лена, а как брат, что переживает за свою маленькую сестру, — с этими словами Петя забычковал окурок и безмолвно вышел из балкона, оставляя меня наедине с едким запахом дыма сигарет и своими мыслями... Что будет дальше?

***

После этого разговора стало немного неловко. За завтраком я не проронила ни слова, лишь наминала свои вареники с вишней. Семья скинула это на мою любовь хорошо покушать, так что не задавали вопросов. Я только ловила взгляды брата, который будто сканировал каждый мой шаг. И лишь, когда мы разошлись по номерах, я смогла выдохнуть спокойно. Когда мы все убрались, как капустки, в лыжные костюмы, я немного успокоилась. — Мам, так скажи зачем я вообще иду? Я же кататься не буду, а быть на горе целый день такое себе удовольствие, — все расспрашивала я, когда мы доходили к машине папы. — А в телефоне весь день, нет? Леночка, подышишь воздухом. — И стану Снежной Королевой от отморожения. У неё хотя бы Кай был, а мне в одиночестве там торчать! — вот бы мой «Кай» был здесь. Правда, мой ли он? Мне кажется, Ян вообще ничей, он никому не даст себя «прикрепить» к чему-то. Но это был бы лучший подарок, если бы Ян каким-то чудом оказался здесь. Жалко только, что это не сказка, а «Кай» сейчас в городе и скорей всего с тетрадками. Но помечтать... Ладно, соглашусь, что подняться на подъемнике в зимний час не менее очаровывает, чем летом. И смотреть на все с высоты тоже захватывает дух. И ощущать покалывания на щеках от морозного ветерка тоже именно то, что было надо мне все это время. И когда солнышко пробивается сквозь ели, скользя по лицу тоже прекрасно. Здесь все такое — завораживающее. Внутри будто в танце пляшет от эмоций, что дарит высота. Когда все такое крошечное, люди, как муравьишки, в сравнении с лесами, со всей природой. — Лена, подойди, пожалуйста, — отец, единственный кроме меня, не был в обмундировании, — идём со мной. — Куда? — но папа не ответил, а размашистым шагом пошёл куда-то в бок, а я лишь бежала за ним. Господи, да что ж такое! — Вот сюда, дочка, — мы подошли к странному огромному сооружению, что напоминало горку, которой нет и конца. Люди уже во всю стояли в не очень большой очереди, а я обернулась с горящими глазами на отца, что во всю улыбался. — Папа! Серьезно? — я обняла отца, он только посмеялся, обнимая в ответ. — Я разве мог лишить свою доченьку развлечений? Ты за кого меня принимаешь, Леночка? — улыбка не сходила с наших лиц, и мы обсуждая поездку на этом «аттракционе». Это было что-то вроде Американских горок на санках и по горам. Только, как нам объяснил инструктор тут мы сами можем регулировать скорость, а зная нас с папой, она будет самая большая. Я уже предвкушала, как внутри все будет подпрыгивать, а встану с этих «санок» я с лёгкой тошнотой и головокружением, но удовольствие затмит все. И вот уже наша очередь. Я села спереди, а папа сзади, а работник уже спрашивал готовы ли мы. Конечно, что да. Ну что, понеслась!