***
Если бы в мире придумали более быструю метафору, чем «пройти, словно один миг» — я бы так охарактеризовала новогодние каникулы. После Нового года и всей этой котовасии я снова забилась в угол, где большими буквами писало «душевные страдания», и даже не старалась вылезти. И в таком ключе прошли три долгие недели, а январь прибежал, даже не подошёл, к концу. За все это время воспоминания смешались в одну кашу: ссоры с родителями из-за состояния амёбы, рыдания в подушку из-за тяжёлой судьбы и Яна, переодически вылазки с Дашей и компанией, которые в дневное время вызывали раздражение, а ближе к вечеру ставали «родными». Как и почти что срослась з губами та помада, что напоминала алую кровь, которую в другой раз я бы назвала вульгарной, но сейчас, она уже неотъемлемая, когда я с новыми приятелями. Они стали теми, кто не осуждает меня, коим все равно на то, что творится за пределами старого гаража. Можно сказать, я стала копией Даши: вызывающие вещи и звонкий смех всегда, не зависимо от того, что я душе. И как бы это не было ужасно, но с ними легче... Точно, ещё были куча дополнительных, не считая биологии. К ней сложно притронутся. Наука, которая всегда поражала меня и интересовала, вдруг стала блеклой и бесцветной, даже темы, которые когда-то были обожаемые, стали ненавистными и раздражающими. Словно ощущения к Яну автоматически перекочевали на ничем не виноватые заключения учёных. Каждый раз стараясь сосредоточится на учении, в голове вспышками проносилась моменты с Яном... То, как он старался меня подловить на вопросах, а я стойко (почти всегда) выдерживала это и отвечала правильно. То, как он объясняя, мог взять меня за руку, при этом не отвлекаясь от темы, и это было так буднично, что уже вошло в привычку. То, как Ян едва улыбался, когда я ломала голову над олимпиадыми заданиями, а я украдкой наблюдала за ним... На глаза снова наворачиваются слёзы, это так странно, я никогда не была плаксой, а сейчас чувствую себя раскислой размазнёй. Поворачиваюсь на бок, скручиваясь в позу эмбриона, со всей силой сжимая учебник биологии. Глубоко дышу, прикрывая глаза... Мне не нужен Ян, не нужен! Мне нужно просто дотерпеть этот семестр, потом я его не увижу, потом будет медицинский, потом будет хорошо... Только когда оно уже прийдет, это «потом»? — Ленка, там твой чай на кухне, идёшь с нами пить? — Петя заглянул в комнату, а я мигом старалась стереть слёзы, которые все-таки скатились с глаз. Брат нахмурился, а я лишь вымучено улыбнулась. — Да, иду, конечно, — Я не успела встать, а Петя уже сел на кровать, смотря на меня пронзительным взглядом. Не спрашивай меня, прошу, не надо. Я же не смогу сейчас ничего тебе сказать. — Ты что плакала? — Немножко. Такой фильм смотрела, невозможно сдержатся, — а смысл врать, мои красные глаза все говорят за меня. Уже было радуюсь, что моя фраза прозвучала даже уверено, как в мозг врезается мысль: ни телефона, ни ноутбука при мне нет. Не много усилий надо, чтобы догадаться о моем враньё. Уже готовлюсь к худшему, но брат только тепло улыбается, и от этого я даже дар речи теряю. Он мне поверил? — Какая же ты чувствительная у меня сестренка, — он мне поверил, и с головы будто спазм сняло. Петя только погладил меня по спине, как и всегда, а потом с такой же тёплой улыбкой продолжил говорить: — Чувствительна и совсем не умеешь врать. Хотя бы для приличия картинку на фон включила. Ты когда такой лгуньей стала, а? Я тебя не узнаю, Лена. Что с тобой случилось что ты постоянно, то ревешь, то лжёшь? Я не ожидал, что ты когда-то станешь такой... — Петь... — Нет, я все понимаю, переходной возраст, доводы, что ты знаешь все лучше всех, но это уже все рамки переходит. Тебя никто никогда не ущемлял, все тебе можно и так ты родителям отплачиваешь? У тебя совесть есть? Или она заблудилась, когда ты шастала со своей новой подружкой? — Пётр говорил, а слова ударяли по больному месту, но в тоже время раздражали так сильно, аж до скрипа зубов. Там внутри начинало бурлить, вскипая до такой температуры, что кажется взорваться можно. Не выдерживаю поток причитаний Пети и взрываюсь так же, как и брат, чей тон уже давно не напоминает светский разговор, а нотации. Хватит меня поучать! Это моя жизнь, и я выбираю, как мне её проживать! — Родители? Да они даже не замечают моего состояния, у них есть работа и ничего больше! Мы давно уже не близки с мамой, а с отцом подавно! И вообще, хватит читать мне морали, Петь! Это моя жизнь, хочу рёву, хочу — нет! Или тоже скажешь, что моя жизнь будет после свадьбы?! Да?! — Думаешь самая умная? Ты не знаешь, как места себе мама не находит, от того что ты закрылась от неё, что постоянно ходишь зареванная. Это она попросила меня поговорить с тобой, думала, что я смогу тебе помочь, узнать, почему ты такая стала, — «правда», кажется у меня уже аллергия на это слово. Пётр думал вызовет во мне раскаяние, но нет, я ощущаю лишь злость. Петя-переговорщик, замечательно, просто. Только вот даже тебе я не доверюсь. Уже нет. И от этого очень больно. Потому что после Яна мои доверительные отношения с семьей скатились в Тартары. Теперь между нами стена, которую я не могу повалить, это просто невозможно без правды, без истинной причины того, что кроется за моим ограждением плача и лжи. Поэтому остаётся только продолжать игру неблагодарного ребёнка и слетевшего с катушек подростка. — Много узнал? Помогло? — язвительно улыбаюсь, ненавидя себя за это. За пару лет можно будет вернуть наши нормальные отношения, когда рана от Яна и собственной глупости заживёт, а это всё можно будет списать на переходной возраст, если ещё будет, что спасать, если не развалится к чертям... — Я все равно узнаю, Лен, — ох, ну конечно, как юрист Пётр Дмитриевич может что-то не узнать, до чего-то не докопаться, даже если это личная жизнь его сестры! — М-м-м и как? Прослушку повесишь на меня или следить будешь? — театрально, будто бы раздумываю всерьёз, — достал уже! — Как же бесит это желание меня спасти, навернуть на путь истинный. Чушь! Мне и так хорошо! Я глядела на брата вызывающим взглядом, а на его лице была самая настоящая грусть, непередаваемая, напрасно я взглянула ему в глаза... — Надеюсь когда-то поймёшь как больно делаешь близким. Прости, что мы беспокоимся о тебе, — Петя только ещё раз кинул на меня взглядом и безмолвно ушёл, а от последней фразы сердце сжалось, а дышать вдруг стало нечем. Во мне разочаровался брат... моя семья. Боже, когда она закончится? Эта боль... Я все-таки пришла на кухню пить тот злосчастный чай. За столом сидела мама и Лера с Петей. Я молча села за стол, сдерживаясь чтобы не закричать, мама лишь с горечью поглядывала на меня, как и Лера, Пётр решил меня не замечать. Ну и пусть... — Мам, может, идём в комнату? Что на кухне сидеть? — Петя обернулся к маме, а она только непонятливо нахмурилась, но кивнула головой. — Зря ты, Лена, так ведёшь себя, — Лера покачала головой и пошла вслед за ними, я почувствовала себя самой одинокой в целом мире. Хотя вокруг столько близких людей... Допив чай, я уже выходила с кухни. Только брошенный взгляд на чашку, в которой давно уже остыл мамин кофе, утратив свой приятный вкус, оставив лишь горечь от морозной жидкости, что когда-то была наполнена пряностями и приятным послевкусием. Возле пачка сигарет. Я даже сейчас ощущаю тот едкий дым, который наседает в легких после того, как ненамеренно вдыхаешь. Ненавижу, когда брат курит, ненавижу быть возле него в такой момент. Но сейчас, я бы выкурила не одну сигарету, задыхаясь от никотина, а не от той боли, что облепляет легкие хуже за смолу. Но проблема в одном — я ведь не курю...***
Школа. Это место теперь вызывает страх. Сегодня первый день, когда я увижу Яна спустя месяц. Ведь надворе практически февраль, а от января осталось только несколько дней. Руки дрожали от того, что я взгляну на того, кто месяц не оставлял меня в мыслях, кто постоянно напоминал о себе, правда, только в моем сознании. Рука потянулась за любимым пушистым свитером, но я резко отдернула её, как от огня. Я же теперь другая. Усмехнулась сама до себя и вытащила из шкафа ну очень короткую юбку в клетку, что напомнила мне одеяния всех «крутых» девочек с американских фильмов про подростков. Она даже не моя, а Даши, но сути не меняет. К ней белая блузка, на что-то более меня уже не хватит. Добавив свою алую помаду я уже напоминаю не Елену, а Ленок, как меня называет Сава. Наиграно улыбнувшись к зеркалу, я решила, что готова. И это была ложь. Серое здание школы сегодня особенно не привлекало, добавлением ко всему стал противный ветер и зябкая погода, которая ещё больше портила мой настрой сильной и независимой. После расставаний девушки стригутся под каре, ну хоть этого я не сделала, пусть и проскальзывала такая мысль. А ещё жутко неуютно. Каждый прохожий считает обязательством разглядеть меня, а самые животные особи ещё й посвистеть в догонку. Мерзкое чувство... Кажется за то время, что шла, я подцепила всю грязь, и теперь не отмыться. Да даже уже в вестибюле школы я видела заинтересованные взгляды и перешёптывание. Господи, будто бы вы каждый день в соцсетях не видите и поразвратней наряды. Фыркнув про себя я поднялась в кабинет своего класса. — Привет всем! Ну что, как каникулы прошли? — с улыбкой встречаю одноклассников, будто бы ничего не изменилось, а мои ляшки не страдают от холода. На улице февраль, а отопления никто и не собирается поставлять в школы. Снимаю куртку и поправляю волосы, слыша первые улюлюканья «парней с галёрки», как всегда называла я их. Довольно типичные образы школьников, которые в этой жизни считают долгом пошутить про все, что перестало быть смешным после лет эдак тринадцати и похамить учителям. — Лена, а ты чего такая... нарядная?— едкие смешки ползут от тех самых. — Ковалёв, что, нравится? — моя фраза вызывает ещё больше всеобщего крика, так что хотеться заткнуть уши. А ещё лучше попасть домой и закутаться по те самые уши в плед и просто не слушать этого, не слышать. Закатываю глаза, молча проходя возле них. И толко выйдя из класса, я могу облегченно вздохнуть. Да только и здесь не стало лучше — кажется все с восьмого по десятый класс решили поприсутствовать в нашем крыле. Ладони начинают потеть, а больше всего хочется прикрыться, кожа вдруг становится липкой и будто не моей, словно меня облепили скотчем, сковывая движения. Вдыхаю поглубже и всем видом показываю, что так оно и должно быть, хотя, кажется, что все взоры обращены на меня, на длину моей юбки и лицо, что, наверное, изображает ужас и всепоглощающий страх. Трясу головой, чтобы убрать это наводнение и подскакиваю, когда кто-то касается плеча. — Я не успел с тобой поздороваться. Привет, — Егор дарит мне ослепительную, но все равно нервную улыбку. Обнимаю друга, при это чувствую ещё более некомфортно. Прижиматься к чужому телу, когда ощущаешь себя почти что голой — такое себе удовольствие. Но нацепляю улыбку и отвечаю Егору. — Привет. — Ты изменила стиль... — не знаю, был это вопрос или утверждение, но делаю невинное лицо и спрашиваю: — Не нравится? — в организма уже выработался рефлекс, каждый раз, когда кто-то обращает внимание на мои изменения, я стаю тем, кем пытаюсь казаться, а не Еленой, которая пытается быть мини Дашей. Так случилось сейчас, и почему-то я не могу этого контролировать. Это малость пугает... — Нет-нет. Просто непривычно, — парень замялся, а я лишь иронично подняла краешки губ. Какой же ты ещё мальчишка, Егорушка, смущаешься, краснеешь... Смешно так, наблюдать над тем, что кажется я переросла даже не понимая. Да, парнишки в семнадцать ещё такие детишки. Тепер понятно, почему одни любят девушек на год-два младше — соответствовать уму. Правда, Егор исключение. — Пойдём уже, Егорушка, не надо опаздывать на биологию, — биологию... это слово, наверное, впервые далось мне так легко, но не забрало дрожь, она волной покатилась по телу, щипая пальцы на ногах. Нет! Стоп! Я должна показать, что мне так же все равно, что я теперь другая. Нужно соответствовать своему амплуа, а не быть только дешевой пародией, только вот сердце от этого не перестаёт стучать, как сумасшедшее. Мы доходим к кабинету с звонком, значит у меня даже минуты передышки нет, даже секунды настроится, а только вперёд... Вот я захожу в кабинет, вот он сидит, вот знакомый серый вязаный свитер, который колется когда его обнимаешь, вот руки, которые перелистывают страницы, а когда-то обнимали меня. Ян не обращает внимание на зашедших нас, а сосредоточенно пишет что-то. Дыхание перехватывает, а слёзы вдруг скапливаются в уголках глаз. Я не думала, что это будет так... тяжело. Увидеться с ним, услышать голос, когда Ян кому-то отвечает. Начинаю дрожать, как осиновый лист в грозу. Не могу! Разворачиваюсь на пятках, хочу выбежать с кабинета, не могу видеть Яна, не могу смотреть, не могу, не могу! Смотрю под ноги, не обращая внимание ни на кого. И это была моя ошибка. Практически врезаюсь в одноклассницу, что заходит, а она тут же начинает вопить. — Лена! Ты куда так несёшься? — это ещё и Варя к полному счастью. Замолчи, пожалуйста! Девушка обнимает меня, а мне больше всего хочется поскорей убежать отсюда, не стоять в этих объятьях, не чувствовать ее приторные духи, и не улыбаться, словно я съела кислинку, и сейчас челюсти сведёт... — Уже никуда... — Одиннадцатый класс, это все, кто сумел придти на первый урок? — от голоса Яна подпрыгиваю. Стараюсь не смотреть в глаза, на лицо, когда прохожу к своему месту, только на уровень его коленей, на светло-синие джинсы, но не на самого Яна. Нужно пройти возле него, а учитель, как на зло, стоит посередине кабинета, наблюдает. — Там ещё Лена и Маша в кабинете, они уже идут, — отвечает кто-то, а взгляд сам по себе перемещается на Яна, который тоже смотрит на меня. Боже... Вижу, как мужчина оглядывает меня с ног до головы, при этом не выдавая ни единой эмоции, оставаясь невозмутимым. Но даже этот взгляд кажется мне презрительным, хотя это только в моей голове. — Так, ладно. Рад вас видеть, надеюсь, каникулы прошли у всех хорошо. Что касаемо биологии: я понимаю, что у вас уже только экзамены на уме, поэтому во втором семестре будем работать немножко по-другому. Каждый должен сделать по презентации, докладу или реферату, как кому больше нравится, большего от вас не надо. А кто вовремя будет приходить на контрольную, сам поймёт свои привелегии, — я всеми силами старалась не смотреть, но в конце я невольна была устоять перед бархатным голосом Яна, и краем глаза позволила себе посмотреть на него... И это было зря. Все воспоминания, начиная от соблазнений в парке и заканчивая маленькой дрянью, калейдоскопом пронеслись перед глазками, сжимая все внутренности. Я заметила, как Ян улыбнулся в конце своей фирменной улыбкой, как сел обратно, но видела, словно оболочка меня, что не способна отвечать на что-либо, а только смотреть, только испепелятся изнутри. Так и прошёл весь урок. Я писала конспект, дрожа от каждого слова, я смотрела на видео-урок, когда слёзы щипало от слёз, я не знаю, как сумела сдержать порыв и просто не выбежать, просто плюнуть на все и сбежать, как трусиха. Но я смогла, я осталась. Я даже сумела сказать тихое «до свидания», хоть и не надеялась, что он услышит. Наконец-то финиш, выход из кабинета. Ощущение, будто бы я петляла по лабиринту и наконец-то нашла заветную дверь. — Елена... Задержись, — сердце ушло в пятки, нет оно остановилось, прекращая кровоток. Я вздрогнула, а паника начала накрывать меня с головой. Я же гордая, должна просто пройти, сделать вид, что не услышать. Хоть сейчас это говорил учитель Ян Владимирович, а не... я даже не знаю, как можно назвать Яна. Кавалер? Друг? Не мой мужчина? Боже, легкие напрочь отказываются работать. Я... боюсь. Я остаюсь. Я жду, пока закроют дверь, жду, когда дрогну от громкого удара от закрытия журнала класса. — Что вы хотели, Ян Владимирович? — говорю сквозь зубы, смотря прямо в зелень глаз со злостью, с обидой. Столько сил мне надо, чтобы голос звучал твёрдо, хотя больше звучит так, будто бы я сейчас разревусь. Ян ничего не говорит, только ищет что-то в тумбочке стола. Хмурюсь, не понимая ничего. — Зачем я здесь, если ты даже не говоришь со мной? — да, молниеносно я перешла на панибратский тон... Мужчина только глубоко вздыхает и кидает что-то на парту, а маленькая вещица скользит прямо мне в руки по дереву. Это... влажные салфетки? — Цирк уехал, клоун остался. Держи и смой этот боевой раскрас, — раздаётся раздражённый тон, от чего я с яростью смотрю на Яна, а его губы не скривлены в привычной ухмылке. Он зол. Сжимаю кулаки, но потом понимаю. Ян этого и хочет — эмоций, взрыва. Нет, я это не подарю. Таких надо брать их же способами. — А что, не нравится? — театрально прикрываю рот, иронично протягивая, а сама прячу руки, что уже синие от переживаний. Ян словно вампир, выпивает у меня все силы. — Тебе-то самой нравится? — слишком вымучено. Слишком большой скачок. Опять его уловки. Не поддамся! Снова иронично, даже в чем-то соблазнительно улыбаюсь, желая вызвать в нем негодование. Переиграть. — Парни оценили, — беру за края юбки, приседая в реверансе. Ты не был до такого готов, Ян. Ты не ожидал, я вижу это по тому, как ты хмуришь брови, как в глазах что-то непонятное, но тут я веду счёт... За долю секунды Ян реабилитируется, но я же видела, видела, как заметался брюнетистый, непобедимый мужчина. — Не знал, что твой предел —озабоченные подростки. — Ну твой же — малолетние школьницы. — Тебе не идёт быть стервой, не твоё это, — холодно заключает Ян. Без тени эмоций, и это безумно злит. Ну да, я же послушная овечка, что только идёт за своим пастухом, повинуется гавканью собаки, сама не понимая зачем. Это. Больше. Не. Я. — А мне лучше пресмыкаться перед тобой, да? Так тебе больше по душе? — взрываюсь я, уже не сдерживая эмоций. Плотину прорвало... — Не надо что-то делать для меня или на зло мне. Страдаешь только ты, — серьезно ответил мужчина, без иронии или насмешки. Ян дал понять, что ему начхать на меня? Это было больно. И снова от него. — Кто тебе сказал, что я страдаю? — с вызовом. Ступая шаг на встречу, готовясь до новой борьбы. Собрав все силы, доказывая, что со мной все прекрасно, жизнь не рушится по швам. Что мне все это нравится, а не вызывает рвотные позывы. Я смотрела прямо на Яна, который секунду будто размышлял о чём-то, а потом размашистым шагом подошёл вплотную ко мне. Сердце забилось, как сумасшедшее, а кровь сворачивалась в венах. Я всматривалась в до боли знакомую зелень глаз и будто шла на дно. А потом и вовсе была на грани срыва, когда он прикоснулся тёплыми пальцами к подбородку, от чего пошли мурашки. Где же моя ненависть? — Глаза, Еленушка, в них столько грусти... — я не могла ничего сказать. Он говорил обволакивающим голосом, был так близко, что я ощущала запах бергамота, снова дрожала, практически не дышала. Вдохи были рваные, пульс близок к нулю... Я вот-вот упаду. Только Ян не словит меня, как и всегда...