***
После урока я решила подождать Варю, на геометрии мы не говорили, так как учительница решила дать внеплановую самостоятельную по теоремах, рассуждая, что только так заставит нас учить формулы. За это время я немного притупила злость к Яну, но стала раздраженной по поводу геометрии. — Господи, ну неужели эти учителя не понимают, что если мы не учим сами, то хоть они десять двоек поставят, это ничего не изменит, — говорю я Варе, когда мы доходим к нашему кабинету. — Зачем ты так разоделась? — Грин игнорирует мой вопрос, а я лишь закатив глаза отвечаю: — Захотела, это же логично, — я же не говорю, почему на ней опять гольф, да чёрная водолазка ей идёт, да, это выглядит стильно. Но если б мне не нравилось, я бы ничего не сказала, потому что не осуждаю выбор. — Вижу ты сильно с этой Дарьей спелась, — началось. Сериал «Варя и нелюбовь к Даше» серия сто вторая. — Да, она не осуждает меня за то, что мне нравится! А ещё знаешь, кто не осуждает? Сава и Никита, помнишь таких? — Помнится, мы вместе говорили, что они... быдло, точно, так мы их называли. Что изменилось сейчас? — я изменилась. Я многое поняла. Чтобы быть хорошем человеком, не обязательно додерживатся правил и ходить по стойке смирно. Я поняла, что такие правильные всегда осуждает того, кто чуть-чуть иной, а вот те плохие и невоспитанные никого не упрекают, они просто живут в кайф, но это не мешает им быть добрыми, верными, не мешают оставаться людьми. Они просто любят веселится. А Варя, Варя только осуждает каждый мой шаг, каждую вещь, которая ей не по душе. Разве это друг? Разве она не должна меня поддерживать? — Я узнала их получше и многое поняла, Варь. Они нормальные люди. — Они прожигают жизнь! Я не хочу чтобы и ты такой стала, Лена... — А что делаем мы? Учимся день и ночь? Ноем, что у нас скучное бытье? Что ты расскажешь детям про свои семнадцать? Что были сплошные репетиторы? Лучшая вылазка — это за хлебом? — поток слов сам по себе льётся из меня, я даже не фильтрую их, но это крик души. Я поняла, что нет ничего плохого в том, чтобы куролесить, чтобы не спать до утра, чтобы просто наслаждаться тем временем, что именуется лучшими годами. — Я забочусь о своём будущем. Или ты уже забыла свои мечты про медицинский ради сказок на ночь детям? — это ударило по больному месту. Когда в последний раз я читала биологию? Давно... Но я просто не могу, пока не могу. — Нет, не забыла, Варь. Но это другое, я не говорю тебе во что одеваться, не говорю с кем дружить. Так будь добра и ты относись ко мне так же, — наконец-то говорю то, что крутится в голове уже давно. — Не могу, не могу видеть то, в кого ты превращаешься, Лена! — Тогда эту дружбу нужно прекратить. Прости, но человек, что не одобряет выбор не может быть другом, — совершенно без эмоций сухо проговариваю я. Варя ничего не говорит, а лишь застывает в немом шоке, я вижу как она опускает голову, как качает ею. Девушка облизывает пересохлые губи и загробным голосом отвечает: — Может, ты когда-то поймёшь... Мне жаль, действительно жаль, — ощущала ли я то же самое? Не знаю, пока сложно сказать. Но разве я не права? Я считаю, что поступила правильно. Нужно обрывать связи, которые тянут тебя вниз, так говорил какой-то философ. А они же, по идеи, должны быть мудрыми. — Я сяду на физике с кем-то другим... — только и отвечаю я. Кажется, так и закончилась дружба длинною в множество лет... И только, когда Варя уходит прочь, в душе образовывается странная пустота. Но это понятно, мы столько лет общались, что я просто привыкла, но это ничего... И это пройдёт, как говорится.***
Этот день казался мне просто нескончаемый, тянулся, как жевательная резинка, оставляя липкие отпечатки на пальцах. Но к счастью, последний на сегодня звонок прозвенел, а значит можно немного «расправить плечи». Я неспешно натянула куртку, с ужасом смотря на припорошенный снегом асфальт. Кажется, зима решила вернутся. Ветер колыхал голыми деревьями, а они практически сгибались от порывов, наверное, я в своём одеянии тоже буду выглядеть так же. Наконец-то попрощавшись с некоторыми одноклассниками я выхожу на улицу и морщусь от холода. Мерзость, а не погода. Мое внутреннее негодование перебила мелодия входящего звонка. Входящий звонок: Ян Владимирович Сердце забилось со скоростью света, а пульс сиганул под двести. Ошарашенная я смотрела на дисплей экрана, все ещё борясь с желанием сбросить чертов звонок и плюнуть. Но, когда он начал звонить во второй раз, я чертыхнулась и подняла. Такими темпами мне нужно будет пить успокоительные, ибо от одного упоминания имени Яна меня начинает трясти, как при лихорадке. — Алло... — совсем не своим голосом. Дыхание рваное, прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. — Елена, я надеюсь у тебя уважительная причина отсутствия на дополнительном, — что? Хмурю брови, а в молчание в трубке начинает щекотать нервы ещё больше. — В каком смысле? — это шутка какая-то? Юмор, если да, то посредственный, мне что-то ни капли не весело. Если издевка, то пойму, это же так в стиле Яна. Правда, почему-то лишь с меня. — В это воскресенье областная олимпиада, Макарченко. Если ты уже все знаешь и уверена, то можешь не приходить, — учительский тон неприятно резанул по ушах. Я стояла в полном недоумении. То есть Ян просто так перечеркнул всё, что было между нами, да даже сегодняшний день, и просто вернулся к насущным вопросам? Он вообще человек? Если Ян может стать снова учителем, то я в исходное положение вряд ли когда-то возвращусь. Мне тяжело, тяжело даже просто находится в одном помещении, при ещё двадцати учениках, а наедине... Я не могу. — Я... я неважно себя чувствую. Не смогу сегодня, — наглая, наглая ложь и он об этом знает, как и с самого начала знал, что я не приду, потому что... трусиха я, редкостная. А Ян говнюк, тоже редкостный. Внутри небось радуется, что опять обыграл меня, показал, что я ничего не могу, даже столкнутся лицом к лицу. Только, я уже и не хочу доказывать обратное, хоть это и делаю, начиная от Нового года, и нет этому конца-края. Слышу, как на том конце Ян хмыкает, а потом возвращает наиграно серьезный тон: — Как знаешь, Елена. Но можно было предупредить о твоей болезни, — учитель выделил последние слова, делая уж больно издевательский тон, аж затрясло от напыщенности. Только вот Ян и есть мой недуг, и сам он знает. Однако об этом я не скажу, наговорились уже, хватило. — Как раз хотела Вам звонить, — с последних сил выдавливаю премилым голосочком эту фразу, так же выделяя слово «Вам, а после просто отключаюсь. Громко выдыхаю и просто направляюсь домой, моля о том, чтобы все это поскорее кончилось... Только вот придя домой успокоится не получается. Одна лишь фраза, смысл которой доходит только сейчас: Олимпиада на выходных. Я не брала учебник с начала января. Я боюсь. И есть одно большое «но». Теперь нет Яна, который даст напутствия и успокоит, нет даже Вари, что тоже подбадривала. Есть только я сама и любимая наука, что стала запретной. Пора перебороть дурацкий страх биологии, навеянных дурными воспоминаниями... Они не стоят того. Пора заканчивать с этим. Как Ян резко перешёл на учителя, так и я вернусь к ботаникам... Беру тетрадку с красивым цветком, но тут же понимаю свой проигрыш. Синей ручкой выведено множество маленьких сердечек, с которых он мило издевался, если так возможно. Октябрь. — Ян Владимирович, добрый день, — мужчина сидел за учительским столом, смотря в свой смартфон. А потом поднял взгляд на меня, слегка улыбаясь, и от этой улыбки я мигом покраснела, хотя упорно старалась делать вид, что меня ничего не колышет. Да я сама скала! Бумажная... — Виделись же, Еленушка, — Ян садится по мне за парту со всей горой учебников и таблиц. В нос ударяет запах его одеколона, и я на миг прикрываю глаза, — так, ты тесты сделала? — Конечно. — Показывай, — я вытаскиваю тетрадку, а сама стараюсь ещё что-то подглядеть в распечатках, что давал мне учитель. А ещё просто не люблю смотреть, как он проверяет буковки, потому стараюсь смотреть куда либо, только не на Яна. Но только он все разглядывает титульную страницу. А потом оборачивает насмешливый взгляд ко мне. — Миленькие сердечка, Еленушка. Надеюсь, они адресованы мне? — а я надеюсь, скорая уже маячит перед окнами школы. Сгораю от стыда, смотря в зелень глаз, где во всю пляшут чертята. Но потом на языке вертится одна язвительная фраза, которую я непременно озвучиваю: — Конечно, задабриваю Вас, чтобы выше оценки мне ставили, — хитро улыбаюсь, а затем стараюсь что-то сделать с горящим щеками. Мужчина только хрипло смеётся, начиная проверять-таки эти тесты. Нужно выбросить эту тетрадь! Смахиваю слезинки, и почему-то улыбаюсь. Тогда все было так легко, так просто и безоблачно, а сейчас жизнь чернее грозовой тучи. Но переступив через воспоминания, я все же открываю конспекты, почему-то сейчас это сделать легче, и все же начинаю повторять материал, даже не плача и не проклиная никого. Пока что...***
Пятница-развратница пришла, на удивление быстро, если учитывать, что зачастую биологию я просиживала в туалете или на самой последней парте. Благо, родители в очередных разъездах и я полностью наедине с собой. И это во всех смыслах. Ведь с Варей я не общалась, даже словом не перекинулась, да и не хотелось особо. Честно говоря, я мало с кем говорила из одноклассников, только и слушала вечные подколы и старалась так же язвить. Но сегодня это перешло все меры... — Лен... А ты хотела бы в Амстердам? Нравится тебе этот город? — не догоняю сказанной одноклассником фразы, а он и его свита во всю лыбится, обнажая желтые зубы, и окидывает меня взглядом с ног до головы. Единственное, что приходит мне в голову — это музей тела в Амстердаме, где можно посмотреть на все внутренние органы человека, но сомневаюсь что он об этом. Но пожимаю плечами и отвечаю: — В принципе да. А что? — по тому как взрывается он и другие крутые парни класса, я понимаю, что явно сглупила... — Ну ты тогда нас, как своих, проведёшь, правда? — опять ухмылка. — Куда? — Как куда? В квартал Красных Фонарей, ты же для них тренируешься, — злобные смешки звенят в ушах, а я сжимаю кулаки до боли в суставах пальцев и стараюсь не заплакать. Уже открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но на ум ничего не приходит. Так и стою, открывая рот, как рыба в аквариуме. Мерзкие намеки... Становится тошно от них, от себя... от того, как одноклассники скалят зубы, от того, как делают неприличные движения. — Или ты уже сейчас можешь... станцевать, — уже открываю рот чтобы ответить, но не успеваю. — Ещё хоть одно слово, и ты потанцуешь с моим кулаком, Ковалёв! — подпрыгиваю от грозного голоса... Егора. Он стоит, тяжело дыша, будто прикрывая меня собой. — Тебе разве не хочется посмотреть на свою Леночку?... — Закрой рот! — Егор теряет самообладания и со всей силы пихает одноклассника в плечо, а я вскрикиваю. Они валятся на пол, а я визжу, как курица, но никто и не спешит их разборонить. Руки начинают трястись, а коленки подгибаются. Что это творится и почему всем все равно?! — Егор! Хватит! Остановитесь! — не своим голосом, — да что вы смотрите, как мультик! — кричу парням, а они лишь стоят, и никто из них не спешит разборонить Егора и Ковалёва, пока меня кто-то не отодвигает, и я замечаю рыжую макушку Лёвы, который наконец-то отводит их друг от друга. Парни тяжело дышат, а Егор лишь смотрит прямо на меня, и я ещё не видела никогда такого взгляда. Он будто озверел: щеки красные, кофта растянутая, одноклассник тяжело дышит и мне становится как-то не по себе. — Егор... спасибо, — говорю я тихо, дрожащим голосом, когда мы выходим с кабинета. Хочу притронутся к нему, поправить свитер, но он лишь скидывает мою руку с плеча. Непонимающе хмурюсь, смотря на Льва, а он отводит взгляд. — Не надо, Лена. — Почему? Мы же друзья... были. — У тебя теперь новые приятели. С которыми ты праздновала Новый год, с которыми гуляешь и на которых променяла нас, — слова ранят и до того кровавую душу, но я не понимаю одного: что я сделала лично Егору? Или то, что я теперь в юбочке на пять сантиметров выше, делает меня другой? Да, я гуляю с Дашей, Савой и Ником, да мы творим всякое, но до пьяных дебошей не доходит. Так, за что меня так обижать? И зачем было это все? — Почему ты тогда заступился? — Он не имел право оскорблять девушку, а ты или другая — это уже неважно, — благородный Егорушка. Прямо голубых кровей, смотрю. — За меня уже есть кому заступиться, Егор. Спасибо за великодушие, — хмыкаю себе под нос и ускоряюсь, не хочу даже идти возле него, тоже мне доблестный рыцарь. Только от этого снова хочется кричать, хочется орать и долбится об стенку. Почему все отворачиваются от меня?***
Вечером у меня совершенно отсутствует настроение, но Даша звала с собой гулять. Так что, убавив обороты злости и всех негативных эмоций, я начала собираться. Надев серое, короткое, но более-менее тёплое платье и закончив с макияжем, я выдохнула и пошла к ребятам. Может, хоть там развеюсь. Один из множеств гаражей уже был перед носом, я нацепила улыбочку и вошла. Дашка сразу отлипла от Ника и начала меня обнимать, а я в ответ. Парней чмокнула в щечку и вытащила кое-что вкусное с рюкзака: — А не подсластить ли нам жизнь? — нет, это был не алкоголь, тут и так его полно, а всего лишь огромная шоколадка, что будет под вышеупомянутое. Сегодня пятница, так что могу себе позволить, да и хочется расслабится: день-то был тяжелый. — У нас даже повод есть, Ленок, — Савелий приобнял меня за плечи, а я уже даже привыкла к нему и его резкому одеколону. Обняв парня в ответ, я лишь заговорщически улыбнулась: — И какой же, Савелий, поведай мне, — у нас с ним после чтения матерного Есенина фишка, говорить как аристократы, хотя в его лексиконе только слово «соизволю, сударыня». И на том спасибо. — Сударыня Ленок, мы с Ником купили машину! — Одну на двоих? — Зато без мам, пап и кредитов, — улыбается парень, а Ник только кивает, кривясь от того, как плюхнулась на него Дашка. — Ну показывайте, — со всей грацией медведя на льду Сава выходит на улицу и показывает мне это чудо отечественного производства. Ярко-салатовая «восьмерка» мерцает невидимым огнём. Сдерживаю смешок, но в глазах у парня гордость за себя. Оборачиваюсь к Савелию, показывая два пальца вверх. — Прокатишь? — Запрыгивай в мою... — Нашу! — со спины кричит Никита. — Только не говори «ласточку», пожалуйста, — смеюсь я, потом все мы залазим в автомобиль. Теперь на фон только песни такой же давности, и хорошее настроение обеспечено. И оно правда будет, когда мы будем ездить в полночь по пустынным улицам города, будем орать песни аж до хрипа в голосе, а люди на нас с окна, когда забудутся все обиды со школы, от Яна, а голова станет мутной от шампанского, когда я просто буду отрываться и не думать, что там будет завтра...