Доверие Харрис

      Умиротворение.       Википедия говорит, что это состояние спокойствия, безмятежности в мыслях и чувствах, когда все ясно и понятно и нет нужды в опасениях. Но неужели нельзя постичь этот своеобразный дзен, будучи окруженным проблемами, груз которых с каждым днем все сильнее и сильнее оседает на плечах, давя уровнем силы на ментальное здоровье и состояние в целом? Наверное, можно.       По крайней мере, Агата так точно считает.       Постукивание дождевой воды о подоконники не раздражает слух, а лишь успокаивает. Харрис всегда почему-то больше предпочитала пасмурную погоду с дождем солнечным дням. Идеалом для нее было заснуть под звуки дождя за окном и проснуться, ощущая в воздухе прохладу и запах свежих растений, что шлейфом из сада окутывал каждую комнатку поместья.       Глаза открывать совершенно не хочется. Девушку так и влечет к себе заманчивая идея остаться на весь оставшийся день в постели с ощущением горячих мускулистых рук вокруг хрупкого тела, держащих ее в своих уверенных объятиях. И на какой-то момент это кажется дурманом, будто она застряла на грани между сном и реальностью, где ее тело еще витает в проделках воображения, а разум уже перебрался из сонного состояния в бодрствующее. Но, нет. Это реальность, в которой англичанка ясно слышит аромат мяты и апельсина, что прошлым вечером успокоил ее нервы, помогая скорее убежать в придуманные мозгом картинки, оставляя где-то далеко сущую действительность.       Глубокое дыхание над ухом успокаивает. Спит. Агата не двигается, боясь нарушить столь крепкий сон мужчины, к телу которого она сейчас прижимается. Точнее, это он прижимает ее к себе, не выпуская фигуру девушки из крепкого кокона. Ощущение прикосновений через тонкую шелковую ткань согревает. И плевать, что в комнате тепло. Ей холодно, а он согревает ее своим теплом, заставляя сердце трепетать от одной только мысли о том, с кем именно она делит ложе.       Не меняя своего положения, Агата с опаской открывает глаза. Грудь Александра медленно поднимается и опускается под глубоким дыханием. Девушка не в состоянии противиться своим желаниям, поэтому медленно, крайне осторожно, перемещает свою лежащую до этого ладонь с рельефного, даже во сне, торса на грудь адвоката. Его сердце отбивается размеренным замедленным ритмом где-то под подушечками пальцев, отчего Харрис хочет сжать ткань легкой мужской футболки в своей руке. Она не знает зачем. Просто хочет. Где-то далеко в мыслях огромным баннером висит понимание, что таким образом она обязательно потревожит спокойный сон мужчины.       Но желание сделать это пропадает именно в тот момент, когда она неторопливо скользит взглядом зеленых глаз выше, останавливая взор на лице шведа. До неприличия спокойные и такие расслабленные черты лица заставляют сердце юной наследницы приятно сжаться где-то под ребрами, расплескивая теплую негу в груди. Голова парня чуть повернута в сторону девушки, и желание совершенно невесомым прикосновением пройтись по острой линии мужского подбородка граничит с потребностью в воздухе. Ресницы Нильсена едва подрагивают, а на губах словно бы зависла легкая улыбка. Что ему снится?       Такой контраст… Кажется, Агата уже давно привыкла к тем вечным ухмылках, усмешкам и нескончаемому потоку шуток в паре с подколами со стороны шведа, Господи, да по отношению к кому угодно, не только к ней. И видеть его сейчас, до одурения очаровательного, с растрепанными шоколадными волосами на макушке, было подобно заслуженной награде за столь затяжной период переживаний и стресса.       Приятную, такую умиротворяющую и спокойную, тишину нарушают три ритмичных стука по деревянной поверхности двери. Ладонь Александра, что до этого беспокойно лежала на изгибе талии девушки, несильно сжимает кожу, поднимаясь немного выше по участку оголенного туловища. Его кисть останавливает свое движение прямо под грудью, едва задевая ее кончиками пальцев, отчего по телу Харрис пробегает табун мурашек.       — Агата? — раздается голос Сэма из-за двери.       Нильсен лениво потягивается, немного приоткрывая глаза. Он спускает с губ сладкий зевок, заставляя англичанку начать вести борьбу с желанием зевнуть вслед за ним. Не знает же он, что она неотрывно наблюдала за ним вот уже около пяти минут.       — Сэм? — Девушка напрягается, немного приподнимаясь на кровати. — Что-то случилось? — Нильсен ощущает ее чертыханье в своих руках, ловко притягивая женское тело ближе к себе. Хотя, казалось бы, куда еще ближе?       — Какого черта?.. — тихо произносит адвокат, чуть поворачиваясь набок.       Харрис непонимающе водит глазами, когда ее мозг словно бы утопает в нотках сонного, отдающего хрипотцой, голосе шведа. Он утыкается носом в ее волосы, старательно игнорируя факт нахождения японца прямо за дверью комнаты, что так бесцеремонно нарушил их сон.       — Мне надо тебе кое-что сказать. — Агата слышит это напряжение в голосе полицейского.       — Так пусть говорит. Не поверю, что проблема только в двери, — парирует так же тихо Нильсен, шепча слова прямо в ухо девушке. Его горячее дыхание проходит волной по коже, и от звучания мужского голоса хочется прикрыть глаза, растворяясь в нем целиком и полностью.       Слова мужчины веселят Агату, но она же неугомонная, верно? Верно. Пришлось приложить значительное количество усилий, и вторая попытка выпутаться из цепких рук Александра в своей постели оказывается успешной, вынуждая того обреченно упасть на постель, занимая собой все пространство кровати. Когда-нибудь он припомнит ей эту шалость, которая ему, однозначно, не понравилась, но сейчас он лишь повержено хмыкает, обнимая воздушное одеяло. Когда-нибудь.       — Что? — Харрис резко раскрывает дверь, заставляя полицейского немного вздрогнуть.       Он выглядит… не самым лучшим образом. Под карими глазами поселились примечательные темные круги, очевидно, от недосыпа. И Агата чувствует некое угрызение совести от того, что она провела беззаботную ночь, нежась в оковах мягкого постельного белья на пару с Нильсеном, когда как Макото, видимо, работал допоздна, расследуя очередное происшествие, произошедшее в стенах ее дома.       — Там, — начинает Сэм, пробегая взглядом по фигуре Харрис. Он с тяжело прикрытым интересом смотрит на едва закрывающие тканью ночных шорт ноги девушки, поднимаясь выше по сонному силуэту. Парень прочищает горло, возвращая свои мысли в реальность. Ты пришел поговорить с ней, а не жадно рассматривать ее! — Гудман через полчаса начнет допрос жителей дома, и было бы неплохо, если бы…       — И ты разбудил нас только ради этого?! — удрученный голос Нильсена встревает в негромкий диалог Агаты и Сэма, несомненно, привлекая к себе внимание последнего.       Боже, за что ты свалился мне на голову, то есть, в постель, такой… прекрасный? Макушка шведа невинно выглядывает из-за груды скомканного одеяла и подушек, что теперь, на фоне белоснежного постельного белья, он выглядел крайне привлекательно и очаровательно: с помятыми, после сна, чертами лица и вселенским негодованием от услышанного. Агата, чуть повернувшись в корпусе и склонив голову вбок, шумно выдыхает, поймав себя на мысли, что эта картина нравится ей слишком сильно. Господи, да кому она будет лукавить? Ее, в целом, мог привлечь к себе любой вид, главное, чтоб на его фоне была подтянутая фигура неутомимого иностранца с голубыми глазами. Пусть даже на нем будет подранный мешок из-под картошки или христианская ряса. Неважно — от слова совсем.       Кажется, ты влюбилась, девочка.       Брови Сэма медленно поднимаются вверх, когда он осторожно толкает дверь от себя, открывая для себя больше обзора на комнату. Его брови медленно ползут вверх, когда он понимает, что, нет, ему не показалось. Не почудился в голове этот голос, и он не звучал откуда-то сбоку из коридора. Полицейский несколько раз моргает, отчаянно надеясь, что от недостатка сна мозг начал посылать ему причудливые видения. А может, это вовсе сон?       Но, нет. Агата, неловко обнимающая свои плечи руками, стесненно переминается с ноги на ногу. Ее пухлые губы сжаты в полоску, а в сонных зеленых глазах читались какие-то эмоции, которые Макото не мог понять. Она, черт возьми, видела всю ту симпатию, что он испытывал к ней. Видела те знаки внимания, что он проявлял к ней. И девушка могла только представить, какие противоречивые мысли сейчас атаковывали сознание японца.       — Вас, мистер Нильсен, это тоже касается, — Сэм прочищает горло, беря свое самообладание в руки.       — После всего, что между нами было, ты пользуешься формальностями? — Александр театрально прикладывает ладонь к груди, изображая на лице высшую степень разочарования. — Мужлан.       Губы Макото искривляются в неприязненной улыбке, и Харрис крайне благодарна ему за такую, вроде бы, спокойную реакцию на брошенную колкость. Хоть и понимает, что, скорее всего, в душе у него буйствует пожар. Само собой, он еще недостаточно привык к этому искрометному юмору шведа, который, порой, был действительно не к месту.       — Эй, Сэм, — резво начинает Агата, решая немного сгладить ситуацию на более спокойный тон. Она будто бы чувствует повисшее напряжение, что нитью тянется сквозь всю комнату. — Как насчет того, чтоб, когда ты освободишься, мы съездили и поели тех хваленых тобой рогаликов, м?       Полицейский озадаченно хмыкает, выдавливая из себя подобие улыбки.       — Неплохая идея. — Он очень старается игнорировать присутствие адвоката, что, несомненно, внимал каждому слову, что проскальзывало между ним и англичанкой. — Я сообщу тебе. А пока что, в самое ближайшее время ждем вас в библиотеке. — Сэм презрительно переводит карие глаза с девушки на мужчину в постели. — Вас обоих.       Смерив еще одним взглядом девушку, Макото неспешно удаляется в сторону лестницы. Агата тихонько закрывает за ним дверь, остро ощущая уровень той неловкости, который она сейчас словила буквально за эти тщетные несколько минут разговора с помощником детектива. Я же нравлюсь ему, а он видит в моей постели другого, в то время как расследует убийство в моем доме, отстаивает мою невиновность…       — Все мужики одинаковые, katten, — наигранно говорит Нильсен, разрезая своим все еще хриплым голосом повисшую тишину комнаты. Он играючи вздергивает подбородок к потолку, что не остается без внимания Харрис.       — Даже ты?       Агата усмехается, медленно оседая на краешек постели. Этот шуточный диалог однозначно забавлял ее, даря ощущение внезапно пришедшего спокойствия.       — А я особенный. — Александр смотрит на Харрис с небольшим прищуром, заставляя ее едва ли не плыть под истязающим душу взглядом. — И ты сама это знаешь.       — Не думаешь, что это звучит как-то слишком самовлюбленно? — Агата упирается ладонями в поверхность матраца, облокачиваясь наклоненным корпусом на вытянутые предплечья.       — Мысли шире. Я же не сказал, что являюсь особенным для всех. Только для избранных, кто спустя несколько дней общения не летит в хозяйственный отдел за веревкой и мылом. — Нильсен замечает некое смятение во взгляде подзащитной, что не может не радовать его. Наблюдать за тем, как ее брови медленно сводятся близ переносицы, а губы неосознанно вытягиваются бантиком, в то время, пока она ведет активное переваривание информации в своих мыслях — бесценно. — Например, для тебя.       Как у него это получается? В одну секунду быть самым прекрасным, до приторности идеальным, представителем деловой персоны, ведя разговоры о высоком в компании таких же воспитанных людей, а в другую — вести себя как настоящий подросток, отпускающий раздражающие шутки, буквально плюясь саркастичными выражениями вместо простых ответов на поставленные вопросы. Ах, да, как же можно было забыть про разжигающие в душе огонь совершенно обычные вещи, но которые выглядели и звучали из его уст крайне интимно и притягательно. Будто душа Агаты — это лужа бензина, а слова Александра — летящая точно в горючую смесь подожженная спичка, что в секунду после соприкосновения с субстанцией безжалостно всполыхнет.       — Знаешь, мне больше нравилось наблюдать за тем, как ты спишь.       — Так ты любовалась мной? — Губы Нильсена растягиваются в довольной улыбке.       Черт, Агата сама загнала себя в ловушку, собственноручно сдала с потрохами весь свой интерес, что до этого старалась прятать за едкими фразочками, что отпускала в ответ на колкости шведа.       — Ты невыносим.       Ведь лучшая защита — это нападение?       — И я тебе нравлюсь.       Цепкий взгляд Александра будто бы разламывает остатки самообладания Харрис своим напором. Она надеется, что прохлада комнаты как-нибудь поможет ей справиться с накатывающим смущением, но нет! Щеки предательски начинают пылать под пытливым взором шведских льдин, что с упованием рассматривали сонные аккуратные черты лица англичанки. Как же Нильсену нравилось наблюдать за этим смущением Агаты.       — А еще ты выглядишь слишком очаровательно, когда над чем-то размышляешь.       Фраза Нильсена словно срывает с душевного состояния шатенки последние предохранители, что держались исключительно на честном слове изготовителя. Как истинная леди, она не обязана так скоро признавать свое тотальное, но такое неминуемое, поражение. По всем негласным законам их общения, Агата должна сейчас бросить что-то едкое в ответ, раззадоривая интерес шведа к разговору еще сильнее. Ей неумолимо нравилось вводить адвоката в некий ступор, а тому отчаянно доставляло удовольствие выводить девушку на эмоции, впоследствии наблюдая за тем, как ее красивое лицо покрывается краской, выкладывая истинные чувства на прозрачный стол.       — Чтоб когда я вернулась — тебя здесь уже не было.       Агата не выдерживает первая. Она срывается с места, вытаскивая из выдвижных ящиков комода первое попавшееся под руку махровое полотенце. Ей срочно нужен душ, прохладный. Нет, холодный. В конце концов, ей всегда немного импонировала идея начать закаляться. Если, конечно, истинное желание остудить тело не связано с чем-то другим. Или кем-то.       — Тебе потереть спинку, min flicka*?       Уже стоя на пороге собственной ванной, Харрис разворачивается к мужчине с наигранной улыбкой на лице. Сознание старается подобрать какой-нибудь насмешливый ответ на заданный, точно провокационный, вопрос, когда как задворки души будто бы трубят во щели об одном: Боже, да, потри мне спинку.       Нет, Агата — не сексуально озабоченная девушка. И когда в ее воображении всплывает картинка того, как Александр неторопливо, с присущей аккуратностью и деликатностью, водит намыленной мочалкой по ее обнаженному телу, уделяя внимание каждому участку нежной кожи, девушка невесомо трясет головой, прогоняя мысли прочь из головы.       — Как-нибудь в следующий раз.       Под взглядом удивленных, но таких довольных ситуацией голубых глаз, Харрис скрывается за деревянной дверью ванной комнаты. Она с глухим стуком припадает к прохладной поверхности кафельной настенной плитки, блаженно прикрывая глаза. Счастливая расслабленная улыбка начинает проявляться на пухлых губах девушки, заставляя ее судорожно вдохнуть воздух от нахлынувших чувств.       Точно влюбилась.

***

      Место, в котором Агата всегда себя чувствовала в полной безопасности, сейчас лишь нагоняло на нее страх и панику. Она не виновна в произошедшем прошлым вечером, но все равно ощущает этот пугливый мандраж в груди. Хорошо, что на нее еще не направили включенную лампу, как это всегда делали клишированные полицейские из фильмов и сериалов во время допроса возможного свидетеля.       — Агата, — голос детектива Гудмана звучит беспристрастно. Он усталым взглядом осматривает сидящую напротив него хозяйку поместья, стараясь уловить ее эмоции в ясных зеленых глазах. — Куда вы пошли после того, как покинули дом?       — Я прогуливалась по территории Бишоп-Мэнсон.       Детектив знает, куда и с кем она пошла. Конечно, он видел только направление движения пары, что медленно шагала вдоль темных дорожек сада, постепенно скрываясь с радиуса, что охватывал объектив видеокамеры, неприметно расположенной на углу внешней стены поместья, спрятанной в небольших лиственных зарослях.       — Одна?       — Изначально, да. — Агата расправляет плечи, прогоняя прочь чувство нервозности. Надолго ли? — Но потом я встретила на парковке Александра и продолжила свою прогулку с ним.       И это Гудман тоже знал. На записях он видел, как их фигуры скрылись за листвой одного из кустарников. В следующий раз Александр и Агата попали под объектив камер спустя час, когда они вдвоем впопыхах возвращались в поместье: Нильсен быстрым шагом шел чуть впереди, держа Харрис за вытянутую руку рядом с собой, отчего она едва ли не бежала за ритмично двигающимся мужчиной.       Детектив делает несколько пометок в своем потрепанном блокноте.       — Где вы именно находились в период между девятью и десятью часами вечера?       — Мы какое-то время гуляли по саду, а потом ушли к речке.       Агата поджимает губы, виновато смотря на сидящего недалеко от Гудмана Сэма. Она до сих пор ощущает себя достаточно неловко после того, как он застал в ее постели развалившегося Нильсена, что не упустил сладостной возможности вновь отпустить едкую колкость в сторону японца.       — Когда вы в последний раз видели мисс Рэдбок?       — Незадолго до того, как ушла на улицу. Она покинула гостиную, и больше я ее не видела.       Гудман уверен, что юной наследнице многомиллионного бизнеса нет смысла врать. Да и к тому же, ее возвращение, так или иначе, было бы запечатлено на одной из установленных камер, о существовании которых девушка до сих пор не знала. По правилам, он должен был давно сообщить хозяйке поместья о нововведениях на принадлежащей ей площади. Заранее предупредить об некоторых изменениях в технической составляющей поместья, если, конечно, Сэмюэль не разболтал.       Детектив задает Агате еще несколько рядовых вопросов, на которые она отвечает совершенно спокойно, не поведя даже бровью. Поза, в которой девушка словно замерла в кресле напротив, слишком открытая для того, кто собирается врать. Гудман помнил, с каким страхом в глазах зеленоглазой он допрашивал ее впервые: тогда шатенку едва ли не трясло от каждого вопроса, когда она детально пересказывала ему события вечера празднования Дня Рождения Аннет и последующей ночи.       — Агата, — детектив опирается локтями на поверхность стола, сцепляя пальцы в замок, — буду с вами откровенным: пока все жильцы дома, включая прислугу, находились на похоронах в церкви, мы заменили поддельные камеры слежения в доме на настоящие.       Мужчина с интересом наблюдает за тем, как брови девушки медленно нахмуриваются. Она с недоверием осматривает полицейских, сгорая внутри от возмущения.       — И почему я об этом не знала раньше? — Агата старается сохранять в интонации непоколебимость, хоть ее голос в конце фразы все равно срывается на более эмоциональный, что не остается без внимания мужчин.       — Потому что мы посчитали, что таким образом вы, мисс Харрис, не вели бы себя естественно во время поминок. — Так себе оправдание, детектив. — Если это утешит, то никто, кроме сотрудников полиции, не был в курсе об этом.       Еще бы. Девушка переводит озлобленный взор на Макото, раздраженно выдыхая. Нет, если уж он не рассказал ей об этом, то, скорее всего, на то были свои причины. До сих пор Сэм делился с Агатой всеми подробностями расследования, не утаивая от нее даже самые интересные факты, о которых она, как главная подозреваемая в убийстве, уж точно не должна была знать, а тут…       Харрис делает несколько глубоких вдохов и считает мысленно до десяти, постепенно успокаивая разрывающееся от негодования сознание.       — И что? — она чуть прищуривает глаза, в какой-то степени надменно смотря на детектива. — Вам удалось обнаружить что-то интересное?       — Вообще-то да, — довольно отвечает Гудман, — но не думаю, что могу сейчас рассказать вам об этом. Нужно кое-что проверить, прежде чем кидаться утверждениями.       Мало того, что они без ведома Агаты творят черти что в ее доме, так еще и делиться деталями расследования отказываются? Девушка сгорает от возмущения, но показывать этого даже не думает, и она благодарна себе за то, что решила оставить волосы в распущенном состоянии: хоть так они не видят ее тотального негодования, которое мгновенно было бы выдано покрасневшими ушными раковинами.       — Надеюсь, это все?       Агата — чертова аристократка, которая не должна выставлять свое раздражение на всеобщее обозрение. Пусть даже это чувство и разрывает ее изнутри. Она, как и всегда, припасет вымещение злобы на момент, когда останется где-нибудь в полном одиночестве, будучи уверенной в том, что никто не увидит ее в приступе ярости. Этот ритуал стал настолько привычным для девушки, что временами от осознания этой мысли где-то в душе становилось грустно и тоскливо. Насколько же это общество было нещадно к тем, кто проявлял эмоции на людях. В аристократских кругах это служило признаком слабости, с чем англичанка была в корне не согласна.       — Да, мисс, вы свободны. Можете, пожалуйста, пригласить мистера Нильсена?       Натянуто улыбнувшись, Агата с демонстративным возмущением встает с кресла, бросая сердитый взгляд на помощника детектива. Сэм виновато поджимает губы, но Харрис ведь девушка не глупая? Должна понять, должна попробовать встать на его место.       Резко дернув на себя дверь библиотеки, шатенка вылетает из комнаты, сразу же натыкаясь глазами на расслабленную фигуру адвоката, что безмятежно подпирал филейной частью тела низкий подоконник в углу коридора. Его голубой оскал обеспокоенно проходит по силуэту подзащитной, задавая ей немой вопрос, который остается проигнорированным. Агата лишь устало кивает мужчине в сторону прохода в приглашающем жесте, после чего спешит вдоль темного коридора, вскоре скрываясь за ближайшим поворотом.

***

      Юная Харрис никогда не умела долго злиться на людей. Не понятно, хорошим ли это было качеством или нет, но она не могла противопоставить что-то своей внутренней природе, постепенно отпуская раздражение или злобу на людей. Это не значит, что она прощала каждый, даже самый неприятный, проступок. Эта черта характера не выходила за рамки дозволенного, точно понимая моменты, когда злоба не должна была сходить на нет.       Например, момент, когда бывший молодой человек Агаты — Марк, решил посредством некоего хвастовства о том, что встречается с любимой племянницей небезызвестной Аннет Ларсен-Харрис, заполучить работу в довольно востребованной бизнес-компании. Он словно вскользь упомянул этот факт на интервью с генеральным директором фирмы, что, само собой, спустя пару часов дошло до ушей его бизнес-партнера, которым, неужели, оказалась та самая Ларсен-Харрис. Женщина не смогла утаить этот момент от внимания милой Агаты. И хоть Аннет изначально была довольно скептического мнения об ухажере своей близкой родственницы, но она всегда помнила тот тухнущий огонь в зеленых глазах племянницы, когда смысл произнесенных слов постепенно оседал в голове девушки.       Та злость и раздражение, с которым Харрис вылетела из дверей библиотеки, была успешно вытоптана и вымещена на ни в чем неповинной заросшей растительностью полянке, отросшие травинки которой она безжалостно пинала носками своих легких кроссовок. Опять же, чтоб никто не видел.       Агата резво спускается по ступеням боковой лестницы, ведь основная все еще перекрыта, стараясь игнорировать заинтересованные взгляды родственников, что тихо проводили время в гостиной, мимо которой девушка ритмично пробегает. Она видит около главных дверей ожидающего ее появления Сэма, который, заметив приближение подруги, отталкивается от стены, медленно расплываясь в мягкой улыбке.       — Ты что, айдол? — с доброй насмешкой спрашивает Агата, осматривая образ японца с ног до головы.       Сэм непонимающе пробегает взглядом по своему внешнему виду: ну, джинсы темные, ладно, самая обычная белая футболка и черный бомбер с белоснежными рукавами.       — Ну, как азиатская знаменитость! — Харрис игриво взмахивает бровями, видя во взгляде японца непонимание. — Ох, не бери в голову.       — Загуглю потом при случае.       Девушка невинно пожимает плечами, дергая за механизм замка главной двери поместья. С улицы на нее дует прохладный майский ветер, вынуждая ее неприятно ежиться и кутаться в ткань мягкого кардигана. Агата собирает в ладони всю уверенность, готовясь к небольшой пробежке под дождем к машине, когда на ее согнутое предплечье ложится теплая мужская рука.       — Погоди, ковбой. — Сэм останавливает порыв шатенки, мягко останавливая готовую к движению фигуру. — Ключи.       Макото вытягивает перед Агатой ладонь, выжидающе всматриваясь в ее лицо.       — Не поняла, с какой стати? — Англичанка хмурится, медленно скользя взглядом зеленых глаз с лица японца на его руку и обратно.       — Ты душка, конечно, но, прости. — Сэм неоднозначно повел бровью. — Не доверяю женщинам за рулем.       Лицо Агаты вытягивает в удивлении, заставляя ее немного отпрянуть от прикосновения японца.       — Сексизмом попахивает, не находишь? — Макото отрицательно мотает головой в стороны, откровенно веселясь с образовавшейся ситуации. Девушка буравит недовольным взглядом лицо друга, после чего, наконец, сдается, яростно вкладывая ключ от автомобиля во все еще протянутую ладонь полицейского. — Мужлан.       Прямо как Александр говорил!       — Всего лишь придерживаюсь своих устоев.       Сэм ненавязчиво подмигивает подруге, после чего срывается с места, на ходу снимая блок с закрытых дверей машины.       — Не прикрывайся устоями, женоненавистник, — издевательским тоном говорит Агата, зачесывая пальцами влажные от дождя волосы назад.       Пустота на дорогах не является чем-то удивительным в такой дождливый день. Люди, что, скорее всего, вынужденно покинули теплые стены своих жилищ, быстро перебирали ногами по мокрому асфальту, огибая образовавшиеся лужицы на тротуарах. Недовольство на лицах жителей небольшого Патели Бридж было чем-то странным, потому что, ну, это же Англия. Агата, живя в Америке, часто слышала шутки о том, что Туманный Альбион с достоинством отыгрывает свое прозвище в простонародье. И вправду, после дождя, особенно загородом, местность окутывал густой туман, отчего иногда максимальная видимость доходила максимум на расстояние в двадцать метров.       Припарковав автомобиль прямо напротив входа в небольшую кофейню, молодые люди спешат войти в манящее их внимание сухое, что немаловажно, заведение. Было бы, конечно, идеальным вариантом провести время на веранде, но, опять же, чертов дождь.       В просторном уютном помещении витает приятный запах свежесваренного кофе, подогретого молока, корицы и свежей выпечки, что заставляет Агату блаженно прикрыть глаза, растворяясь в смеси ароматов, ласково щекотящих органы обоняния. Сэм довольно хмыкает, внутри себя радуясь за то, что смог такой небольшой мелочью вызвать такую искреннюю мягкую улыбку на пухлых губах подруги. Он осторожно подталкивает Агату в сторону свободного столика около окна, по итогу приземляясь на деревянный стул напротив девушки.       — Так, значит, рогалики? — тянет Харрис, беря в руки ламинированный лист меню.       — Рогалики, — вторит Макото, неотрывно наблюдая за тем, как зеленые глаза шатенки с интересом бегают по ассортименту кафетерия.       Агата чувствует этот испепеляющий взгляд на себе, но старается не подавать вида неловкости, продолжая вглядываться в строчки с названиями различных видов горячих напитков и выпечки. Это чувство сейчас чем-то отличалось, словно проблема была не в самом взгляде, а в том, кому он принадлежал. Ох, нет! Сэм — не проблема! Просто… не тот оскал будоражил в девичьей душе каждую частичку ее существа. Не шоколадного оттенка глаза заставляли ее испытывать дикое желание к прикосновению.       Разговоры на совершенно отстраненные темы, несомненно, расслабляют. Они не говорят о расследовании (хотя Агате очень хочется задать несколько интересующих ее вопросов), не говорят об уликах и догадках, не обсуждают детали прошлого покойной тетушки Харрис. А просто разговаривают, обсуждая забавные моменты из Теории Большого Взрыва и гадая о причинах любви некоторых людей к оливкам и маслинам.       Когда перед молодыми людьми опускаются несколько заполненных чашек на пару с тарелками, живот англичанки издает жалобный скулеж, заставляя ее вспомнить, что она ничего не ела с прошлого вечера. Хотя, прошлым днем она смогла втолкнуть в себя лишь пару закусок с подноса, да и только. Так что, можно сказать, что из-за стресса Харрис не ела ничего уже почти что двое суток. Прекрасно. Доктор бы такое точно не прописал.       — Боже, — скулит Агата, вновь надкусывая мягкую выпечку, — это так вкусно!       Сэм прыскает со смеху, наблюдая за такой детской безмятежностью и радостью на лице Агаты. Неужели она никогда их не ела? На его устах зависла, с виду, расслабленная улыбка, когда на самом деле он старался не думать, не уподобляться в размышления о картине, которую застал сегодняшним утром. Макото, конечно, ожидал увидеть что угодно в комнате шатенки, но никак не сонную физиономию шведского адвоката в расправленной постели. И осознание того, что оттягивать терзающий мысли и нервы разговор больше нельзя, свалилось ему на голову: потому что еще немного, и этот диалог в принципе потеряет смысл. Потому что уже не будет шанса.       — Агата, я могу задать вопрос?       Харрис отвлекается от рассматривания деталей интерьера кофейни, переводя свой взгляд на зажатую фигуру японца. Он нетерпеливо постукивает подушечками пальцев по деревянной поверхности стола, выдавая свое эмоциональное напряжение перед девушкой.       — Конечно, Сэм.       Агата боится? Скорее, переживает. Она делает глоток теплого какао, в надежде проглотить подступающий к горлу ком.       — Вопрос может показаться бестактным, — Макото осторожен в своих словах. Он подбирает каждую реплику скрупулезно, словно от сказанных речей в действительности зависела его жизнь. — Между вами с Александром что-то есть? — Слишком прямолинейно и резко, парень.       Девушка тушуется, делая глубокий вдох. А есть ли? В голове мгновенно возникает настолько полюбившийся образ Александра: его насмешливые взгляды, трепетный баритон, что ласкал уши шатенки каждым своим звуком, озорные ухмылки, которые поначалу хотелось стереть с идеальных черт мужского лица, а сейчас за ними было лишь в радость наблюдать, хоть Агата в этом и не признается. Определенно.       Осознание действительности накрывает ее с головой: есть, еще как есть. Проведенные вместе ночь и утро, кажется, расставили все на свои места, разложили по полочкам — называйте это как вам более удобно.       — Сэм…       Он понимает все, как только слышит неприкрытую грусть в голосе девушки. Грусть не от сложившейся ситуации, не от вопроса, что растворился в умиротворенной атмосфере заведения. Скорее, от отчаянья за то, какие именно слова она должна сказать в адрес своего друга. Агата ненавидела напряженные разговоры, коих в последнее время в ее жизни стало слишком много. Ненавидела их до скрежета меж ребрами, ведь ничем хорошим подобные дискуссии никогда не заканчивались.       — Скорее да, чем нет.       На выдохе выпаливает Харрис, опуская голову. Ей не стыдно, не неприятно, просто неловко. Раньше она могла наблюдать за любовными треугольниками лишь со стороны, думая о том, что она-то точно никогда не попадет в подобную историю. Иронично, не правда ли?       Макото растерянно качает головой, пряча за натянутой улыбкой грусть, что не остается без внимания Агаты. Но ведь неуместно будет сейчас брать его за руку? Однозначно. В голове возникает мысль об извинении, но за что? Не разделять чьи-то чувства не считается чем-то постыдным и неправильным, за что нужно просить прощения.       Сэм расстроенно ухмыляется, устремляя свой взгляд куда-то на улицу. Надо было раньше, наверное, действовать. Слишком долго он прощупывал почву, слишком затянул со стадией дружбы, стараясь балансировать между работой и взаимоотношениями с главной подозреваемой. Но помешало бы что-то иное возникновению чувств Агаты к Нильсену, будь все немного иначе? Может, даже лучше, что Сэм не успел пересечь с Харрис ту границу между дружескими и романтическими взаимоотношениями, ведь обратного пути уже не было бы.       — Тогда, дружба?       Протянутый к середине стола мизинец японца заставляет англичанку немного нахмуриться и одновременно расслабиться. Агата со смущенной улыбкой протягивает палец, сцепляя его с вытянутой рукой друга.       — Дружба.

***

      Может, не всегда отказ в любовных отношениях ставит крест на дружеском общении? По крайней мере, юная наследница очень надеялась на это. Да, первые минуты она едва ли не чувствовала ту натянутую струну напряжения, что тянулась от ее силуэта к фигуре полицейского. Но небольшое забавное замечание в сторону какой-то незамысловатой строчки из заезженной песни, что играла по радио, работает в роли наимощнейшего обогревателя, растапливая своими тепловыми волнами ту ледяную атмосферу, в секунды образовавшуюся ранее за столиком.       — Рогалики и вправду были прекрасны, — говорит Агата, пристегивая ремень безопасности.       — А я говорил, — самодовольно усмехается Макото, взлохмачивая немного влажные волосы.       Вечерело. Люди торопились в свои уютные дома, прижимая к груди ножку зонта, что ветер неумолимо хотел унести в небо. Агата кутается в ткань своего кардигана, устало опуская голову на подголовник пассажирского сиденья. Сколько они просидели в том кафе? Несколько часов точно, хоть время и пролетело для них слишком быстро и даже незаметно.       — Могу задать вопрос?       Голос Харрис разрезает повисшую тишину в салоне автомобиля, что ненавязчиво гармонировала с приятной мелодией, струившейся из динамиков.       — Конечно, — отвечает Сэм, не отрывая своего внимательного взгляда от дороги.       Его ладони крепко обхватывали руль, когда парень осторожно маневрировал меж полосами на дороге. Кажется, опускающийся на землю туман не играл для него особо никакой роли.       — Почему ты не рассказал мне про камеры? — Агата поворачивает голову в сторону друга.       Макото на пару секунд отвлекается от обзора лобового стекла, одаривая подругу нахмуренным выражением лица.       — Я подумал, что у тебя и без этого куча проблем. — Полицейский поворачивает руль в сторону, сворачивая на пустую одинокую дорожку. — К тому же, как сказал Гудман, ты бы не смогла вести себя более естественно, если бы знала о них. Хоть по правилам мы должны были это сделать только после твоего разрешения.       В этом больше правды, чем ожидалось. Агата, с большой долей вероятности, время от времени бы бросала взгляды на расставленные камеры, точно имея некоторые стеснения в поведении и общении, зная, что каждое ее движение записывается на карте памяти и может быть позже просмотрено не один десяток раз.       — Так и быть, — говорит Харрис, отстегивая ремень безопасности. — На первый раз я тебя прощаю.       Не дожидаясь ответа со стороны японца, девушка вылетает из машины, быстро пересекая парковочную зону поместья. Она слышит топот ног по гравию позади себя, но упорно бежит к дверям, даже не оборачиваясь.       — На первый раз, значит? — усмехается Сэм, захлопывая за собой массивную входную дверь. Он весело смотрит на Харрис, пока та распутывает свои перепутанные влажные локоны.       — Кто знает, сколько интересных деталей ты мне еще не рассказал, напарник?       Агата невозмутимо пожимает плечами, заставляя полицейского прыснуть со смеху. Она наигранно показывает ему язык, демонстрируя некий протест, что только еще сильнее веселит японца.       — Ну, привет, голубки.       Стройная фигура Александра медленно возникает из-за поворота в гостиную. Он с неподдельным интересом осматривает веселящуюся пару, взгляды которой в секунду обращаются к нему. Мужчина лениво облокачивается боком на дверную арку, пряча ладони в карманах брюк. И Агата готова поклясться, что ощутила пелену промозглого холода в груди, когда голубые глаза, источавшие сейчас собой полное равнодушие ко всему, заострили на ней свое внимание.