***
— Ну, рассказывай, – Вера поставила перед Гришей бутылку пива и занялась своей. В её квартире было, как всегда, шумно. Здесь вечно шатались разные знакомые и друзья девушки. Она жила одна, вероломно свалив от родителей в свободную жизнь за свои деньги, зарабатываемые разными халтурками. Училась Вера в техникуме на дизайнера, покинув школу после девятого в отличие от Гриши. О своих отношениях они толком и не вспоминали. Расстались по обоюдному согласию и смысла прекращать общения не видели, оттого часто виделись, временами вместе выпивали и жаловались друг другу на жизнь. Вера в жизни Печорина играла огромную роль, потому что только она была способна понять настоящую его сущность. Грише всегда нравилось дома у девушки. Здесь царила своя атмосфера творческого хаоса и бунтарства, начиная от раскрашенных баллончиком стен и заканчивая чертежами и бумагами, что валялись по всему дому. Здесь было уютно и комфортно. — Записывай, – парень открыл бутылку и принялся за алкоголь. — Давай, ведай, что за кудесник тебя так очаровал, – девушка глянула на Гришу с луковой улыбкой. Тот выдохнул, дав себе подумать, рассматривая потолок, и глотнул немного из бутылки. — Саша… Кудесник не кудесник, но один из самых очаровательных людей точно, – вдохновлённо начал парень. – Он такой необычный. То есть, вроде в нём ничего особенного, парень как парень, со своими увлечениями, загонами и тараканами. Но какой же он хороший… — Хорош воду лить, писатель, – Вера усмехнулась в ответ на агрессивный взгляд собеседника. — Короче, матерится редко, слова новомодные не употребляет, почти что отличник. И ещё рисует хорошо и мероприятия всякие помогает организовывать. Но в то же время, он не такой невинный ангелок, как может показаться. Курит иногда не от хорошей жизни. Все руки в шрамах, – Гриша свёл брови к переносице, грустно глядя в окно. – Его слишком часто для его возраста предавали и обижали. Он этого не заслужил. — И в итоге ему достался ты. Бедный парень, – изрекла девушка, Печорин чуть не зашипел на неё. – Молчу-молчу, продолжай. Гриша долго ведал о своём парне. Всё выдал, что знал и видел. Да причём так вдохновлённо и красиво, что Вера удивлялась и действительно слушала каждое слово. Рассказ был завершён, когда молодые люди прикончили по бутылке и принялись за вторую порцию. Повисла небольшая пауза. — Мальчик мой, диагноз неутешительный, – заговорила Вера. – Ты влюбился. Просто по уши втюрился. Тебя бы на видео записать, как ты про «своё солнце» говоришь чисто из интереса. Просто, чтобы ты на себя со стороны поглядел. Гриша повертел в руках бутылку, задумчиво её рассматривая. Печорин и сам понимал, как он выглядит и что говорит. И сам с себя дивился от таких откровений, потому что парню казалось, что никто не сможет настолько залезть к нему в голову, заполнив своей персоной чужие мысли. Ему нужно было хоть кому-то рассказать о своих чувствах и мыслях насчёт Саши. — Так, у меня тут есть одна идейка, как вашего Сашу порадовать, – Вера отправилась к балконной двери на кухне. – Подарок ему будет, а то чего ты ему одни цветы да энергосы даришь. С балкона были притащены белые чуть потрёпанные, но чистые кеды. — Заказала кучу обуви за копейки. Думала на ней поупражняться рисовать, а тут и первый повод подвернулся. Сейчас эскиз набросим и в четыре руки быстренько разукрасим. Сначала опешивший Гриша быстро влился в процесс и с надеждой, что Саше понравится, разукрашивал кеды.***
Стук в окно заставил Чацкого чуть ли не подпрыгнуть на кровати, выронив из рук книжку. Он подскочил с насиженного места открывать Печорину, который кое-как забрался сначала на подоконник, а затем встал на ноги в комнате. Он не был особо пьян, выглядел как всегда неотразимо, но от Саши ничего не утаишь. — И много ты выпил? У нас вообще-то завтра уроки важные, проспаться не успеешь, – парень слишком волновался за Гришу, который сначала степенно закрыл окно, а потом стянул с плеч рюкзак. — Я немножко, честно. Просто у Веры посидел, я же предупреждал, что к ней пойду, – его голос сопровождал шум от молнии на рюкзаке. – Держи. Её идея, а то чего я тебе только цветы с едой дарю. В руках Саши оказались некогда белые кеды. Сейчас на них были нарисованы цветы – васильки да ромашки, а шнурки были окрашены в радужные цвета. Выглядело забавно, возможно, немного глупо, но с каким-то особым очарованием. У Чацкого сердце сжалось от одного вида этих кед. От мыслей, что Гриша сам вырисовал эти цветы для него. Что он потратил время на это только ради того, чтобы сделать ему приятно, подарить подарок. Саша пытался не улыбаться слишком широко и держаться, чтобы не затискать своего парня от переизбытка чувств. Этот подарок сильно выбил юношу из колеи. Спать перехотелось, злиться за чьё-то пьянство – тоже. Гриша уже переоделся, когда Саша отвис. Последний поставил теперь уже свои кеды у кровати и подошёл сзади к Печорину, который пытался поправить своё одеяло. Внезапные объятья со спины заставили юношу вздрогнуть. По спине пробежались мурашки от чужого горячего дыхания. Чацкий всем телом прижимался к своему парню, будто не хотел отпускать больше никогда. — Спасибо большое, Гриш. Они прекрасны, ты мог так не заморачиваться… – Саше нагло не дали договорить. Гриша развернулся к Чацкому лицом, не выпутываясь из объятий, и нежно поцеловал его. Медленно, тягуче и никуда не спеша. Их поезд не уедет, они не опоздают. — Для тебя мне ни сил, ни времени не жалко, – Печорин заразительно улыбнулся Саше и вновь поцеловал его в приоткрытые губы. Спать они вновь завалились вместе.***
Высоцкий редко покидал кабинет музыки, но сегодня он решил свободное время провести в учительской с коллегами. С Сашей Чацким у него были хорошие отношения, ученик являлся для него эталоном ответственности, оттого и кабинетом своим разрешал пользоваться если нужно. Вообще парень пришёл сюда на большую перемену, чтобы отдохнуть от вечного шума и распечатать нужные ему бумаги: доклад по истории. К тому же позже нужно было перетащить часть аппаратуры отсюда в актовый зал. Однако план побега от всего мира нагло нарушил Печорин, завалившийся в кабинет, как к себе домой. Настроение у него было хорошим, но торчать в столовой час в компании Курагина, Долохова и окружающих их барышень ему не хотелось. Гриша не столкнулся с уроками музыки в этой школе и Высоцкого знал лишь по разговорам других учеников. Но кабинет этот ему нравился. Инструменты разные, пианино посреди помещения, шкафы, забитые бумагами. На стенах портреты великих композиторов, а вместо парт тут стояли стулья в два ряда с мягкими сидениями. Наверное, кабинет музыки был одним из его любимых наравне с кабинетом ИЗО. А ещё и Саша как добавлял красоты этому месту. Он сидел здесь как муза, ожидающая музыканта, которая вдохновит его и сопроводит в абсолютно другую реальность. Рюкзак Гриша поставил на один из стульев, а сам подобрался к учительскому столу, присаживаясь на его краешек. Чацкий, хоть и был малость недоволен, посмотрел на парня с интересом. Что может прийти этому чертёнку в голову сегодня? Этого даже сам Печорин не знает. Под шум принтера Саша глядел на нарушителя своего спокойствия. Он сегодня ещё более преступно прекрасен, чем обычно. Тёмно-синий классический костюм да белая рубашка с небрежно расстёгнутыми первыми двумя пуговицами. Рукава закатаны до локтей, оголяя предплечья сильных рук. Саша кое-как отвёл взгляд от этих рук вновь на экран монитора. Гриша же заинтересовано поглядывал на пианино. Инструмент есть, муза тоже тут сидит, доклад печатает, так чего же время зря терять? Принтер замолк, Печорин думал, чего бы ему сыграть, а Саша ускоренно укладывал бумаги в файлы и папку. — Чего ты задумал? – Наконец задал Чацкий интересующий его вопрос, глядя в хитрые глаза своего парня. Тот взял его за руку и повёл к пианино. Саша не противился его действиям, что не могло не радовать. Гриша сел на стул у инструмента, а на свои колени пригласил юношу. — Ты уверен, что это хорошая идея? – Чацкий, как всегда, был сильно взволнован: спалят ещё их – местного хулигана и отличника. Ответом был поцелуй в шею. Саша вздрогнул и умолк в ожидании. Гриша играл что-то по наитию, хватался за воспоминания о своих занятиях в хоре и музыкальной секции в прошлой школе. Выходило что-то красивое и спокойное. Чацкий с замиранием сердца слушал мелодию, следил за чужими пальцами, перебирающими клавиши. Он пытался запоминать, как играть, но это было слишком сложно. Парень просто сидел и слушал. Наслаждался моментом, когда его шею грело чужое дыхание. Иногда кожу щекотали поцелуями нежные губы. Сейчас почему-то Саша смущался подобной близости, но в то же время ему это нравилось. Опасность, что кто-то зайдёт пугала, но каждое действие Гриши, новая нота или особенно красивый кусочек мелодии, заставляли расслабляться и ни о чём не думать. Гриша играл красиво. Саша когда-то тоже хотел заниматься музыкой, но тогда он бы не вывез сразу и художку, и консерваторию, потому пришлось выбирать. Он совершенно не понимал, как можно запомнить эти мелодии с симфониями и так быстро их проигрывать. Поддавшись порыву нежности, Чацкий положил снова ладони поверх чужих. Осторожно, стараясь не мешать играть или не нажать на клавиши пальцами. Новый поцелуй за ухом заставил Сашу несдержанно улыбаться. Печорин остановился, перехватив чужие пальцы и переплетая их со своими. — Попробуй, – шепнул он парню. — Я не умею. И не хочу расстраивать пианино, – Чацкому хотелось ещё послушать, как играет Гриша. — Для меня, – Печорин говорил совсем тихо, примостив свой подбородок на чужое плечо. Саша попытался что-то сыграть, подражая движениями Гриши, но выходили лишь бессвязные звуки. Чацкий поморщился от своей неумелой игры. И чего Печорин от него хочет? Но тот лишь усмехнулся. — Смешно тебе? – Деланно обиделся Саша. – Сам давай играй. Гриша молча согласился и вновь вернулся к игре на пианино. Кажется, они там просидели большую часть перемены. Кажется, сегодня на все остальные уроки Печорин убежит со своей парты, провожаемый: «Ну, и пиздуй» – от Ростова, к Чацкому на последнюю. Кажется, они вновь не отлипнут друг от друга позже, уже в своей комнате.