Геройское безобразие от больно большого ума

      В мае небо в районе шести утра было уже светлым, хоть солнце и не спешило выглядывать из облаков. Оно показывалось ко второй половине дня, согревая вечно мёрзнувших людей.       Для Саши Чацкого хорошее утро начиналось не с солнца и иногда даже не с кофе с энергетиком.       Гриша лежал рядом, изучая взглядом потолок и болтая ногой в такт какому-то своему ритму в голове. Его руки сжимали в объятиях чужое тело. Саша притворялся, что спит уже минут пять, желая подольше насладиться теплом и нежностью. Юноши привыкли спать, навалившись друг на друга. Кровати в комнате были одноместными, потому спать вдвоём по-другому было проблематично. Сдвигать их они тоже не спешили. К Григорию вечно заглядывали его друзья, которые явно не поняли бы прикола, почему «убеждённый гетеросексуал» в их глазах так странно спит со своим соседом. Впрочем, ни Чацкий, ни Печорин не были против спать «в тесноте да не в обиде». Особенно, когда оба обожали в объятиях греться друг об друга.       Ещё одним интересным моментом стало то, что Гриша, кажется, забывал о правилах приличия наедине, оттого теперь вечно спал с голым торсом, не утруждаясь натянуть на себя футболку или рубашку. Саша был не против, честно говоря. Так ещё теплее валяться со своим парнем, хоть иногда вечерами это отвлекало от дел, когда Печорин уже на отвали расправлялся с уроками и с чувством выполненного долга разваливался на кровати. Временами, как, например, сейчас, Чацкого веселила мысль, что из всех так жаждущих отношений с Григорием дам (и не только) в этой школе повезло лишь ему. Далеко не самому красивому, с не самым лёгким характером парню, в котором, не пойми как, Гриша нашёл нечто обаятельное и очаровательное, чего не мог найти во многих других людях, день изо дня его достававших. То какие-то девочки суют ему записки с содержанием: «будешь моим парнем?» –, то лезущие обниматься при каждой встрече в коридоре барышни, которых Печорин знал как подружек Анатоля и Феди. И всегда приходится максимально тактично выпутываться из этих неприятных ситуаций. Ведь как же на сердце становится неприятно, когда в очередной раз к нему подходит девушка из девятого с очаровательной внешностью и хлопающими ресницами, а Гриша начинает ловить на себе осуждающие взгляды других учеников, будто бы он её тут чуть ли не насилует. Особенно неприятно, когда парень улавливает колкий немного насмешливый взгляд светло-серых глаз Саши. А Печорин к той девушке и пальцем не притронется, вежливо отделается и уйдёт. Грубить этим девочкам не было смысла, по большей части они лишь невинности, попавшие под влияние более шабутных подружек, слухов и внешности старшеклассника.       Александр ненавязчиво приникает ближе, грея своим дыханием чужое плечо.       — Я знаю, что ты не спишь, – голос у Гриши спросонья более низкий и оттого привлекательный.       Чацкий разлепляет глаза и видит перед собой чрезвычайно красивое, хоть и сонное, лицо своего парня. Теснее лежать просто некуда, но Печорин умудряется придвинуть Сашу ближе, который на это что-то неразборчиво прокряхтел о том, что его сейчас задушат. Устроившись удобнее, Григорий поцеловал юношу в макушку и лоб.       — И тебе доброе утро, – светло улыбнулось Гришино личное солнце.       Руки Печорина обыденно пробираются под чужой огромный свитер, оглаживая тёплое тело сильными руками. В отличие от своего партийного товарища, Саша спал, закутавшись в одежду и всегда укрывшись одеялом. Даже, когда на улице жара и когда можно не скрывать руки за длинными рукавами. Хотя Грише нравилось, как одевался Чацкий. Он предпочитал называть его стиль «доморощенный Курт Кобейн». На самом же деле Александр просто закупался кучей больших вещей в секондах по дешёвке. Огромные свитера, толстовки и джинсы отлично скрывали худобу парня. Иначе он думал, что выглядит как глист. Печорин был с ним категорически не согласен. Хоть выпирающие кости вызывали желание накормить Сашу чем-нибудь, смотрелись они эстетично и приятно. Григорий не был фанатом худобы, однако его парню эта особенность шла. Тем более Чацкий нормально питается и не голодает, это просто такое телосложение.       Александр с удовольствием подставлялся под чужие руки, почти целомудренно гладящие его спину. Уложив голову на грудь Гриши, парень закрыл глаза, пытаясь насладиться ускользающими минутами спокойствия перед подъёмом. Вставать не хотелось. Хотелось весь день обниматься с Печориным, не поднимаясь с уютной кровати. Оба знали, что скоро почти одновременно зазвонят будильники на их телефонах, которые лежали на общем большом рабочем столе напротив кровати. Первым не выдержал Чацкий, подвинувшись чуть выше и поцеловав Григория лениво и с нежностью. Парня долго уговаривать не пришлось. Поцелуй был незамедлительно углублён со всей ненасытностью, пылкостью Гриши и с очаровательным стремлениями Саши сделать приятно даже через поцелуй. Жаться друг к другу, кажется, каждой клеточкой тела и целоваться несколько вечностей уже входило в привычку по утрам. У Чацкого были вечно покусанные обветренные губы, в чем Печорин находил особое очарование, хоть иногда и гонялся за своим парнем с гигиеничкой в руках и желанием вправить мозг этому упрямцу.       Будильник на полседьмого нещадно нарушил тишину в комнате. Саша с возмущёнными звуками кота, у которого отобрали миску с кормом, отпрянул от парня, хмуря брови и переводя взгляд на стол, где в одну трель слились рингтоны двух телефонов. Гриша осмотрел его милейшее, хоть и недовольное, лицо зачарованным взглядом, будто видел в первый раз. Чацкий вопросительно уставился на Печорина, почти сталкиваясь с ним носом и усиленно игнорируя звуки будильников. Григорий, не удержавшись, извернулся, чтобы пару раз поцеловать Сашу в шею, вызвал чужие взволнованные вздохи.       — Надо вставать, – с нотками разочарования проговорил парень и действительно выбрался из кровати, оставляя Чацкого одного. – Давай, солнце, подъём, а то везде опоздаем.       Александр фыркнул и упрямо уткнулся в подушку, накрывшись с головой одеялом. Теперь, когда становиться ближе уже некуда, можно было даже покапризничать, если хочется. Гриша сам был далеко не прочь поваляться ещё, но знал, что если они ещё хоть пять минуточек полежат, то можно забыть о завтраке и первом уроке как минимум. Они просто никуда не пойдут. И сегодня Саша, который совсем не любил прогуливать и игнорировать распорядок дня, всем сердцем желал пропустить хоть весь учебный день, лишь не выбираться из постели и не выпускать оттуда своего парня. Раз он делает уроки до часа ночи и возится с поручениями по школьным делам, то он имеет право хотя бы иногда пропустить пару уроков.       Под звуки щебечущих птичек за окном и льющейся из крана воды Чацкий оторвал голову от подушки.       — Какой у нас первый урок? – Спросил он у нечёткого силуэта Гриши, чистящего зубы у раковины.       — Химия, – невнятно ответил парень.       Саше даже расписание вспоминать было в ломы. Он повернулся на спину, обдумывая коварный план на утро. Печорина же по-любому уговаривать долго не придётся, но всё же что-то сказать или сделать надо. Гриша выключил воду и подошёл к этому созданию, укутанному в одеяло. Парень взялся рукой за изголовье кровати, нависнув над Чацким. С пары передних прядок волос на Сашу капнуло пару капелек воды.       — Вста-вай, – по слогам отчётливо и ясно проговорил Печорин. Александр надулся, а затем резко ухватился цепкими лапками за Гришу и завалил его на кровать рядом.       — Нахрен химию эту.       Григория прижали к себе, не давая сдвинуться с места. Парень беззлобно усмехнулся и расположился удобнее рядом с Сашей, тоже укрываясь одеялом и обнимая юношу в ответ.       — Кажется, я плохо на тебя влияю, - тихо промурлыкал Печорин, вновь целуя Чацкого в так излюбленную шею.       Тем временем ученики лицея потихоньку выбирались из своих комнат на завтрак, готовясь к новому учебному дню.

***

      Гриша восседал на подоконнике в пропахшем сигаретным дымом туалете. Шёл уже второй урок, но на историю парень совсем не спешил, в отличие от Чацкого, который сейчас послушно сидел на уроке и наверняка конспектировал рассказ Толстого. Прогулы для десятого класса были не новинкой, оттого и никто не лез с расспросами, почему парень пропустил химию. Печорин вертел в пальцах ручку, уперевшись взглядом в дневник. Он ощущал острую необходимость о чём-то написать, но мысли в голову совсем не шли. Посвящать очередные страницы Александру становилось сложнее. Казалось, все слова, эпитеты, метафоры, комплименты уже были написаны. Но перед ним не живой слушатель, а лишь тетрадь в толстой обложке, где можно повторяться раз за разом и писать ни о чём, но обо всём сразу, главное, что от души.

После почти двух месяцев одиночества ощущать чью-то любовь становится ещё приятнее. Я отвык от долгих перерывов, проведённых наедине лишь с самим собой. Осознаю в который раз, что слишком многого хочу, когда даже недолгий промежуток времени в одиночестве потихоньку сводил с ума. И вновь я начинаю привязываться к человеку за не такое значительное количество времени. Саша же всегда рядом, не уйдёт просто так, не оставит. Он ближе ко мне, чем кто-либо до этого. В основном потому, что мы живём в одной комнате большую часть недели, но, кажется, совершенно не устаём друг от друга. Даже если в будущем придётся разбежаться, то сейчас одна мысль о расставании меня пугает. Он слишком хороший…

      В момент, когда ручка всё же коснулась чистого листа, и слова, кажется, писались сами, складываясь в красивые предложения, дверь туалета открылась.       — Я не собираюсь тут с вами торчать в этом толчке!       — Ничего с тобой не случится, не боись.       Гриша воровато глянул на нарушителей его спокойствия.       — О, нашлась пропажа! – Довольно громко оповестил Долохов, за что получил от шикнувшего на него Анатоля.       Федя и близняшки Курагины стояли перед Печориным. Элен вообще не пойми как с ними затесалась, причём в мужском туалете. Прогуливала она не так часто, тем более со своим братом и Долоховым, с которым часто цапалась.       — Ты где шлялся? У нас на химии самостоятельная была, а ты хитрожопо её пропустил, – скрестив руки, проговорила Элен.       — Спал. Больно мне эта химия нужна, – односложно ответил Гриша.       Мыслями он ещё был в общежитии в своей комнате с валяющимся на нём и о чём-то рассуждавшем Сашей.       Троица успокоилась, Элен села рядом на подоконник, пока Федя с Анатолем, не особо парясь, уселись на пол, опираясь спинами о стену. Помещение наполнилось бессмысленными разговорами и запахом дыма от джула. Гриша иногда отстранённо заглядывал в окно, пока его друзья обсуждали двух девчонок из девятого, которые повадились сливать фотографии или информацию про других учеников лицея. Впрочем, такое уже не в первый раз.

… Думаю, если бы он не заимел для меня такого значения, и отношения не завязались, я бы так и сидел, одиноко вспоминая о прошлом и стараясь не глядеть в сторону совсем разгульной жизни. В запой опять не хочется. Саша был живительным глотком свежего воздуха, вдохновившим снова жить. Мы даже не ссорились серьёзно. Это не показатель чего-либо, но просто интересная особенность. Небольшие стычки заканчивались быстро и разными способами, о которых вообще можно ведать очень долго…

      — Печора, ты что думаешь? – Голос Анатоля вытащил Григория из вороха мыслей.       — Тотошка, не мешай человеку рефлексировать и роман свой писать! – Возмутилась на парня сестра.       — Во-первых, я тебе не псина, родная, – смешок Феди, кажется, подтвердил обратное. – Во-вторых, Гриша же может отвлечься и просто ответить. Ну?       Элен скептически глянула на Печорина.       — Да сливают и сливают, что теперь. Жуку можно на них пожаловаться – он быстро порешает, - задумчиво изрёк парень, которого на самом деле эта ситуация мало интересовала.       — Вот и мы о том же говорили, – довершила Элен.

… Чувствую себя впечатлительным дурачком, но я никого милее Саши не видал. Он слишком прекрасен, несмотря на все его тараканы в голове и иногда вредный характер. Зато он бесконечно искренний и понимающий. Очаровывающий противоречиями своего образа. Вроде стоит в стороне, но дай ему почувствовать себя в своей тарелке, и он становится магнитом всеобщего внимания, разговаривая о чём-то без умолку. А за его разговоры, горящий взгляд и взъерошенные по утрам волосы, я готов убить…

      Звонок оповестил об окончании урока. Все четверо вздохнули.       — А может, ещё пару уроков прогуляем? Там вроде ничего важного, – с надеждой спросил Федя, грузно поднимаясь с насиженного места.       — Это уже реально наглёж так пропускать. К тому сейчас ещё запрётся покурить кто-нибудь – слух пустится, что тут чуть ли не гэнг-бэнг был с этой персоной в главной роли, - Анатоль указал на сестру, недовольно цокнувшую на его слова. Такие слухи уже как-то ходили, когда молодые люди тем же составом прогуливали урок в туалете, и кто-то увидел Элен в их компании.       Воровато оглядев коридор, первыми проскочили Курагины, а затем и Гриша с Федей, направляясь к кабинету ИЗО на черчение.

***

      По вечерам в комнате было тихо. Саша ответственно делал уроки, Гриша занимался, чем попадётся, стараясь не отвлекать своего соседа. Обычно сразу после уроков Александр валился в кровать и спал до ужина, пока его сон охранял Гриша, гоняя непрошеных гостей и шипя на людей, шумящих в коридоре. Не стоит упускать и тот факт, что иногда парень получше укрывал спящего одеялом, целовал его в лоб и снимал с него очки, когда Саша мгновенно вырубался. В такой идиллии и жили.       Сейчас время шло к отбою, а молодые люди уже валялись на кровати Чацкого, сменяя разговоры ни о чём поцелуями (в основном по инициативе Гриши). Заканчивать со всеми делами раньше часа ночи - редкость. Печорин только дорисовал со всеми своими художественными навыками контурную карту по географии и потащил Александра отдыхать, пока тот не решил ещё себе занятие найти. Гриша сильно волновался о том, что его парень слишком много на себя берёт и сильно устаёт каждый день.       Очередной поцелуй заставил вновь отвлечься Чацкого от рассуждений. Печорин потихоньку напирал. С такой страстью и пылкостью Сашу, кажется, не целовал никто. Тело будто бы переставало ему принадлежать, всецело отдаваясь рукам Григория, которого такой расклад безумно радовал - он любил делать приятно, делать так, как хочет человек с ним. Делать приятно Чацкому было ещё прекраснее, тот был очень чувствителен к поцелуям и прикосновениям, предполагающими что-то большее. Александр подставлял шею, губы, всего себя и всю свою душу только для единственного зрителя. Всё так спонтанно, но так хорошо.       Становилось жарко, кровать немного поскрипывала. Хотелось скинуть с себя всю одежду совсем и, забыв про существование здравого рассудка, пуститься в далёкие дали. Саша сначала пытался вразумить разошедшегося Гришу, что ещё даже не было отбоя, кто-то может постучаться, но в итоге просто сдался в тот момент, когда его свитер задрали до подбородка. Губы Печорина пропутешествовали по рёбрам и ниже, пока Чацкий нетерпеливо ворочался, медленно растворяясь в этом безумии и невольно хватаясь за чужие волосы, запуская в них пальцы и притягивая ближе к своему телу. Григорий был совсем не против. Он часто напоминал Саше, что любовь любовью, общение общением, а стресс снимать временами нужно. А после хитро улыбался.       Печорин резко остановился, нависнув над Чацким, и принялся рассматривать очень очаровательную картину под собой. Дышалось тяжело обоим. Саша отвернулся чуть в бок, деланно глядя в сторону стола, хмуря брови. Свитер всё также задёрнут, очки перекосились. Гриша тихонько с умилением усмехнулся от вида этого чуда.       — Смешно тебе? – Вполголоса спросило это самое чудо.       Григорий вместо ответа вновь поцеловал Сашу. Тот порывался притянуть парня ближе и углубить поцелуй, но у Печорина были немного другие планы. Оба давно чувствовали возбуждение друг друга, причём на физическом уровне. Ещё пару коротких поцелуев в щёку и нос, и Гриша внезапно сползает ниже, стараясь не особо тревожить бедную кровать.       Саша сначала не понял, что происходит, пока его парень не накрылся с головой одеялом вместе.       — Эй! Что ты…? – Чацкий попытался поднять одеяло, которое на него натянули до талии.       Гриша крепко ухватился за край, не давая поднять. Но потом сам внезапно показался из одеяльного царства.       — Заткнись и получай удовольствие, – и был таков.       Саша почувствовал, как с него стягивают штаны с бельём.       — Насилуют, – буркнул он на это.       Кажется, внизу вновь усмехнулись. И как Печорин собрался делать это, когда в комнате и так жарко, а под одеялом вообще задохнуться можно. Мысли все вылетели из головы Чацкого, когда он почувствовал чужой горячий рот. Саша прикрыл рот рукой, чтобы не издавать лишних звуков. Сначала губы с языком прошлись по всей длине, смачивая и видимо подразнивая, потому как Гриша это, кажется, делал с особым смаком. Чацкий основывался на ощущения, потому что не видел этой картины, не видел исполнителя, отчего казалось, что чувства были обострены ещё сильнее.       Печорину под одеялом было действительно жарко и к тому же темно, но наградой за старания были чуть подрагивающие бёдра и сдавленное мычание наверху. В ход была пущена рука, пару раз скользнувшая по всей длине для разогрева.       В момент, когда Гриша взял в рот, Саша чуть не простонал во весь голос. И где этот паршивец такому научился? Выводить человека из колеи одним своим ртом, кажется, нужно было сделать противозаконным, иначе Чацкий не протянет долго в таких условиях. Сердечко-то слабое. Парень ухватился обеими руками за подушку, сжимая её в ладонях. Он чувствовал чужое тепло, щёки и язык, скользящий по какому-то своему направлению и ласкающий самым приятным образом.       А ещё были звуки. В каких бы авантюрах не участвовал когда-либо Чацкий, ничто не могло сравниться с этим. Он слышал, что происходило под одеялом, это было отвратительно и прекрасно одновременно. О, Печорин явно старался. Иногда парень останавливался, и было слышно, как он пытался отдышаться, было слышно с какими звуками он берёт глубже. А Саша по одному слуху и своим ощущениям достраивал картину перед собой. У Гриши были точно горящие желанием глаза, красные щёки и размазанная по подбородку слюна. Чуть опухшие губы, возможно, которые ухмылялись, когда парень решит приостановиться. Не выдержав очередного чрезвычайно шикарного движения языка, Чацкий резко запустил руку под одеяло, зарываясь пальцами в чужие чуть влажные волосы. Грише там было всё так же жарко, хотелось вылезти и отдышаться, но он упрямо продолжал дразнить Сашу отсутствием полной картины. Но против руки он не возражал. Пальцы ощутимо, но без фанатизма сжимали пряди, иногда пытаясь управлять чужими движениями. Печорин услышал, как там наверху Александр мычит, пытаясь сдержать стоны. Это было лучшей наградой за всё действо.       Закончилось всё как-то быстро, как показалось Саше. В ушах какой-то шум, перед глазами звёзды, а в голове - пустота. Промелькнувшая мысль, что он излился прямо в рот Гриши, заставила щёки покраснеть ещё сильнее. Сам же Печорин, игнорируя собственное возбуждение, вылез из-под одеяла. Он ухмылялся, но выглядел неважно. От таких финтов на глазах его выступили слёзы, волосы были растрёпаны до невозможности. Но парень был доволен всем. В первую очередь Сашей, который пытался отдышаться, сосредоточенно глядя в потолок, будто бы перед ним листок с тестом по истории. К тому же вылезти на свежий воздух было приятно. Футболка ощутимо прилипала к спине, потому Гриша, очевидно не парясь, снял её с себя, обтёр лицо и кинул на спинку стула. Печорин наконец улёгся, с интересом наблюдая за своим парнем, который всё не переводил взгляд с потолка.       — А ты вкусный, – негромко выдал Григорий       — Боже, завались, – Саша закрыл лицо ладонями, пытаясь прийти в себя.       Отвлечься его заставил поцелуй в шею. Чацкий снял с себя очки, потёр глаза и повернулся к Грише. И вот это вот создание минуту назад… Парень мотнул головой и, не подумав, потянулся к Печорину за поцелуем. Но его пыл быстренько присмирили.       — Отплатишь на выходных, не парься, – лукавая улыбка смотрелась слишком обаятельно в данный момент.       Сашу стукнули подушечкой пальца по носу. Он невольно хихикнул и улёгся. Гриша вылез из постели, немного повозился с телефонами и погасил свет. В темноте, у Печорина под боком, Чацкому пришло полное удовлетворение вечером и сложившейся ситуацией. Парень пару раз со всей нежностью поцеловал Григория в щёку, после почувствовав, как его сжали в объятиях, а чужие пальцы по привычке пробрались под свитер. В коридоре ещё кто-то ходил, и в соседних комнатах люди точно ещё не спали.       — Когда-нибудь я скажу твоим друзьям, что ты охренительно сосёшь, – полусонно выдал Саша то, что крутилось у него на языке, тут же пряча лицо в подушку.       — Я тоже тебя люблю, – рассмеявшись, ответил Гриша.       Оба засыпали с такими глупыми, но такими хорошими мыслями о том, что было бы неплохо так всю жизнь прожить. В тесных комнатах, квартирах только вдвоём, отдаваясь только друг другу, каждый день проверяя свою любовь. В такие моменты хотелось верить в её существование и в то, что они могут прожить вместе целую жизнь. Но пока пусть наслаждаются своей юностью и приятными вещами, что идут к ней в дополнение.