***
— Господин военный советник! Дочь господина канцлера… отравлена! В первый момент Тал Талу показалось, что он ослышался, но паника в глазах его офицера была настолько очевидной, что он сразу ему поверил. Услышав тихий вскрик, генерал покосился на жену, которая торопливо зажала рукой рот, но ужас в её глазах моментально заставил мужчину насторожиться. «Только бы мне не пришлось ещё и её успокаивать», — нервно подумал стратег, хорошо понимавший, что вряд ли найдёт Оэлун привычно спокойной и с досадой осознавал, что как минимум одной истерики ему сегодня точно не избежать. — Она жива? — резко спросил он Чо Дана, не то чтобы Тал Тал волновался о девочке, ему просто надо было принять решение, как сейчас действовать. — Вроде да, — неуверенно ответил тот. Генерал еле заметно кивнул, отошёл к шкафу и, достав из него большую коробку, в которой тихо звякнули пузырьки с разнообразными снадобьями, — это была личная, причём, весьма обширная коллекция стратега, который собирал её, скорее, из любви к искусству врачевания и стремления быть в курсе активно развивающейся науки о лечебных зельях, но сейчас она пришлась очень кстати, судя по тому, что мужчине было известно о разнообразных ядах, времени у него было в обрез, поэтому он коротко приказал своему солдату: — Веди! — Мой господин, — просительно произнесла принцесса, — позвольте мне пойти с вами! Тал Тал, окинув жену внимательным взглядом и убедившись, что она держит себя в руках, молча кивнул и последовал за Чо Даном, который торопливо шагал впереди, показывая путь в ту часть дворца, в которую генерал направлялся впервые, до этого момента у него и мысли не было появиться в покоях жены дяди или его дочери. Девушка старалась не отставать от супруга, правда, для этого ей приходилось почти бежать, слегка приподняв путавшиеся в ногах юбки, у неё сердце сжималось от страха за Эрдэнэ, и она с трудом сдерживала слёзы сочувствия, но не позволяла этим эмоциям взять над ней верх. От неё не укрылось, каким изучающим взглядом окинул её генерал, прежде чем разрешить ей сопровождать его, он явно оценивал, насколько может рассчитывать на то, что она будет сохранять спокойствие и не доставит ему лишних проблем, которых, естественно, стремился избежать. Поэтому, опасаясь увидеть в глазах стратега разочарование, Юн Ми старалась сохранять бесстрастное выражение лица и удерживалась от бесполезных расспросов, которыми могла бы забросать Чо Дана, чтобы хоть немного прояснить ситуацию. Тал Тал остановился у двери, на которую указал его офицер, тот, правда, мог особенно не затрудняться, потому что женский плач, что был больше похож на вой раненого зверя, однозначно указывал, где находится сейчас дочь канцлера, а также свидетельствовал о том, что её мать совершенно не в себе. Генерал, собрав в кулак всю выдержку, решительно вошёл в покои. Первое же, что он увидел, была Оэлун, сидящая на кровати и сжимающая в руках Эрдэнэ, тело которой безвольно обмякло в материнских объятьях. Женщина, исступлённо рыдая, прижимала к себе ребёнка, не замечая, что корсаж её платья запачкан кровью, тоненькой струйкой вытекавшей изо рта девочки. Также в комнате находились ещё несколько служанок, что сейчас стояли на коленях и кликушествовали не хуже обезумевшей матери, то ли от сочувствия к госпоже, то ли от страха за собственную участь. От этой какофонии звуков у стратега моментально заломило в висках, и он почувствовал уже привычное раздражение, которое всегда испытывал, видя человеческую несдержанность. Поэтому в несколько шагов мужчина преодолел расстояние, отделявшее его от кровати, положил на постель принесённую коробку и властно потребовал тихим, но тем не менее уверенным голосом: — Дайте её мне! Оэлун невидящими глазами посмотрела на сына, едва ли не в первый раз обратившегося к ней, но лишь крепче прижала к себе дочь, отрицательно помотав головой, говорить она просто не могла, от горестных всхлипов дыхание перехватывало, и горло сводило судорогой. — Вы её сейчас сами задушите, — спокойно заметил Тал Тал, — если вы хотите её смерти — не смею препятствовать. С этими словами он поклонился и уже готов был покинуть спальню, как был остановлен принцессой, что легонько тронула мужа за руку и прошептала: — Позвольте мне, господин. Только не уходите! Генерал задумчиво посмотрел на жену и, поколебавшись несколько мгновений, сдержано кивнул, стараясь не замечать истерических воплей, в эпицентре которых сейчас находился, что было весьма непросто. Юн Ми с благодарностью взглянула на него и осторожно подошла к Оэлун, опустилась рядом с ней на постель и обняла женщину, начиная что-то неслышно нашёптывать ей на ухо. Что именно она говорила, стратег не мог разобрать, но он с удивлением отмечал, что слова девушки заставляют помутившиеся глаза жены его дяди постепенно проясняться, а руки, отчаянно вцепившиеся в тело ребёнка, потихоньку разжиматься. Спустя несколько минут женщина будто очнулась, медленно поднялась и двинулась к сыну, протягивая ему Эрдэнэ, принцесса следовала за ней по пятам, аккуратно поддерживая под локоть. Быстро забрав ребёнка, Тал Тал, не мешкая, проверил пульс на тонкой шейке, и, убедившись, что девочка ещё жива, уложил её на постель. — Все вон отсюда! — отдал он приказ, ослушаться которого служанки не осмелились и, неловко поднявшись с колен, пятясь вышли из комнаты. Генерал, вперившись колючим взглядом в Оэлун, по-прежнему стоявшую рядом с Юн Ми, тут же добавил: — Вас обеих это тоже касается! — Но… — попыталась возразить женщина. — Вон, я сказал! — стратег не повысил голоса, но в его ровном тоне явственно слышалась угроза, от которой принцесса вздрогнула и направилась к двери, мягко увлекая за собой сопротивляющуюся мать, не сводившую глаз со своего ребёнка до последнего момента, пока не очутилась за дверью, в которой почти сразу послышался тихий лязг ключа — мужчина явно не хотел, чтобы ему мешали. Лишь оставшись наедине с девочкой, генерал открыл свою коробку и принялся смешивать противоядие, молясь небу, чтобы Эрдэнэ была в состоянии его проглотить. Честно признаться, судьба девочки не слишком его заботила, поэтому действовал он абсолютно рассудочно и спокойно, но вот то, что он, целиком сосредоточившись на жене, не выполнил приказа дяди, беспокоило его всерьёз, поэтому Тал Тал готов был на всё, лишь бы спасти ребёнка канцлера.***
Три дня спустя. Юн Ми сидела у кровати Оэлун, которая сейчас провалилась в беспокойный сон. Но даже в забытьи женщина периодически всхлипывала и начинала со стонами метаться в постели, и тогда принцесса успокаивающе сжимала её руку и принималась шептать как молитву: — Всё будет хорошо, госпожа. Генерал обязательно спасёт её! Правда, с каждым прошедшим днём надежды в этих словах становилось всё меньше, девушке за всё это время ни разу не удалось зайти к Эрдэнэ, она лишь пару раз мельком видела мужа, который заперся с ребёнком в покоях и не впускал никого — ни её саму, ни раздавленную горем мать. Только иногда он появлялся на пороге, давал указания Чо Дану, который сломя голову нёсся их выполнять, какими бы странными они ни были, и снова исчезал в спальне. Дворец как будто погрузился в преждевременный траур, слуги скользили как тени, никто не смел говорить в полный голос, не говоря уже о том, чтобы улыбнуться или, не приведи Будда, рассмеяться. Эта тишина была настолько давящей, что Юн Ми давно не находила себе места и лишь усилием воли заставляла себя оставаться с Оэлун, а не бежать в комнату, где находилась девочка, чтобы узнать хоть что-то о её состоянии. Она догадывалась, что генерал не обрадуется её появлению, более того, чувствовала, что лучше всего может помочь мужу, успокаивая обезумевшую от страха женщину, не давая той рваться к дочери. Именно с этой целью в чай, который принцесса приказала принести для госпожи, была добавлена сон-трава, поскольку без этого средства удержать её в постели просто не представлялось возможным. — Где она? — внезапно печальное безмолвие дворца было нарушено мужским рёвом, волной прокатившимся по длинным коридорам, и девушка услышала тяжёлый топот, явно приближавшийся к покоям жены канцлера, где она сейчас и находилась. Окинув внимательным взглядом свою подопечную, Юн Ми с радостью поняла, что этот звук не разбудил Оэлун, и осторожно вышла из спальни, столкнувшись нос к носу с регентом, который с совершенно безумным видом летел к комнате дочери, но, заметив принцессу, резко остановился. — Господин канцлер, — девушка поклонилась, — пожалуйста, тише, госпожа спит. — Где моя дочь? — рявкнул Байан, правда, вняв её просьбе и немного понизив голос. — Она жива? Что с ней? — С ней сейчас ваш племянник, — постаралась успокоить мужчину Юн Ми и добавила с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала: — Думаю, с ней всё хорошо, иначе бы господин генерал давно бы сообщил нам. — Она у себя? — регент явно не собирался поверить ей на слово. — Да, господин, — подтвердила принцесса. — Но он никого к ней не пускает. — Меня пустит, — прорычал канцлер и, легко отодвинув девушку с дороги, помчался к покоям дочери. Достигнув цели, он изо всех сил лягнул ногой крепкую дверь и снова заорал на весь дворец: — Тал Тал, немедленно открывай, паршивец! Через некоторое время стратег действительно появился на пороге, почтительно кланяясь дяде. — Как она? — внезапно севшим голосом осведомился Байан. — Она… Мужчина не мог себя заставить произнести страшное слово, которое гнал от себя уже два дня, с тех пор как почтовый голубь принёс ему это ужасное известие. Он моментально отменил все планы по преследованию Тан Киши, забыл о ярости по поводу сгинувших в огне сокровищ и гнал коня как сумасшедший, опасаясь не успеть к умирающей дочери. — Можете войти, — генерал слегка посторонился, — только, пожалуйста, тише, не будите её. Регент внезапно оробел, завидев дочь, которая лежала в огромной кровати, что ещё более подчёркивало, какая она маленькая и хрупкая, осторожно приблизился к постели и опустился около неё на колени, с трудом сдерживая слёзы. Его сердце просто разрывалось сейчас от горя и страшившей его неизвестности, при одной мысли о том, что кто-то желал смерти его прекрасной принцессе, Байану хотелось убивать, причём совсем даже не мечом, а просто рвать зубами и голыми руками. Сейчас, глядя на смертельно бледное нежное лицо, мужчина клялся всем богам, что найдёт и лично растерзает того, кто всё это затеял. Он даже не заметил, как Тал Тал уже привычно опустился на кровать рядом с девочкой и, в незнамо уже какой раз пощупав пульс на тонкой ручке, тихо сказал: — Она будет жить, через несколько дней она придёт в себя, дядя. Байан, смаргивая злые слёзы, вовсю щипавшие глаза, в ответ лишь крепко стиснул плечо племянника, не в силах иначе выразить свою благодарность за спасение обожаемой дочери. — Если вы останетесь с ней, я хотел бы отдохнуть, с вашего разрешения, — говоря откровенно, стратег уже с ног валился, настолько был вымотан этим неусыпным бдением, но всё же он был собой доволен, то, что ещё три дня назад казалось совершенно безнадёжным, ему в итоге удалось, и перед дядей оправдываться за собственную небрежность не пришлось. — Конечно, иди, — регент даже не взглянул на воспитанника, целиком поглощённый наблюдением за Эрдэнэ, но, стоило тому подняться, сразу заволновался: — А если… Ну, это… Вдруг что? — Тогда пошлёте за мной. И дядя… — Тал Тал немного помолчал, но всё-таки решил продолжить. — Не пускайте к ней женщин. Ребёнок должен чувствовать уверенность и силу, а слёзы и беспомощность только затруднят её выздоровление. Канцлер растерянно кивнул, признаться, что он сам был далёк от спокойствия, ему было неловко даже перед любимым племянником. Генерал поклонился, хотя и понимал, что Байан его не видит, и вышел из комнаты, в которой провёл три дня в добровольном заточении. Мужчина не признавался сам себе, но это происшествие повлияло на него куда больше, чем он ожидал. Нет, он не проникся к единоутробной сестре внезапными чувствами, просто понял, что теперь в его жизни появился ещё один человек, ответственность за которого ложилась на него. Невинные дети не должны погибать, да ещё и такой страшной смертью, это всё, о чём думал стратег в последние дни. — Мой господин, — вдруг донёсся до него голос жены, что окликнула его в коридоре. — Как Эрдэнэ? — Будет жить, — ответил он, даже не оборачиваясь, у него просто не было на это сил. — Давайте я помогу вам дойти до вашей спальни, — предложила Юн Ми, которая хорошо понимала, как устал муж, — на вас просто смотреть больно! С этими словами она догнала генерала и решительно взяла его за руку. От неожиданности Тал Тал остановился и еле заметно улыбнулся, ему действительно было смешно, что эта маленькая девушка думает, что он, взрослый и сильный мужчина, нуждается в её помощи. Впрочем, руки он не отнял, и они так и шли по дворцу, пока не добрались до покоев, отведённых стратегу, где тот просто рухнул в кровать и моментально заснул, продолжая сжимать нежную ладонь супруги.***
Десять дней спустя. Принцесса сидела в походной палатке, разбитой для Оэлун и Эрдэнэ и с нежностью наблюдала, как женщина убаюкивает своего ребёнка, что-то тихо напевая и иногда улыбаясь. Шёл уже третий день их пути в Ляоян, куда, к удивлению Юн Ми, их внезапно решил отправить канцлер. — Куда угодно, только подальше отсюда, — говорил мужчина таким непререкаемым тоном, что было понятно — обсуждать свои намерения он абсолютно не собирался. И как только стало ясно, что Эрдэнэ будет по силам перенести дорогу, они отправились в путь в сопровождении Тал Тала и едва ли не всей армии регента. Байан с ними почему-то не поехал, что показалось девушке странным, но спрашивать о причинах мужа или самого канцлера она не осмелилась. «Наверное, он занят государственными делами», — решила для себя Юн Ми и, в целом, была недалека от истины, регент был намерен лично проследить, чтобы коронация Байан прошла как положено, к тому же ему не давала покоя идея найти и покарать преступника, что посмел покуситься на жизнь его дочери, именно по этим двум причинам он и остался в Дайду, строго наказав Тал Талу смотреть в оба за «своими девочками». Ехали они довольно медленно, генерал пристально следил, чтобы жена, ехавшая верхом, не уставала, а также постоянно проверял Эрдэнэ, которая путешествовала на руках у матери в огромном паланкине. При малейшем подозрении, что одна из его подопечных утомилась, стратег моментально останавливал кортеж и приказывал разбить лагерь. Поэтому, по оценкам Тал Тала, путь до Ляояна должен был занять у них не меньше недели, хотя сам генерал и привык добираться туда за три дня, но иначе сейчас было нельзя, и мужчина заранее смирился, что лучше пусть он потеряет во времени, но довезёт вверенных ему женщин в целости и сохранности. Кстати, повышенные меры безопасности, что так нервировали принцессу, муж не отменил, она всегда скакала рядом с ним, и их обоих окружало плотное кольцо всадников, что живым щитом закрывали пару от неожиданного нападения. К сожалению, они также сильно мешали обзору, что искренне расстраивало девушку, которая впервые ехала этой дорогой и находила её весьма живописной. Но, стоило Юн Ми только заикнуться об этом, супруг мгновенно мрачнел, начинал ей выкать и добиться от него другого слова, кроме твёрдого «нет», у неё никак не выходило. Да и когда они разбивали лагерь, её личная охрана, включавшая по прикидкам принцессы человек сорок, всегда следовала за ней по пятам, куда бы она ни направилась. Вот и сейчас солдаты окружили шатёр Оэлун, к которой девушка, откровенно скучая и не зная, чем заняться, отправилась поболтать. Видя, что Эрдэнэ уснула, но мать так и не переложила ребёнка в кровать, а продолжала нежно прижимать к себе, у Юн Ми внезапно вырвалось: — Похоже, она — самое дорогое, что у вас есть. — Она, сын, господин Байан, — с улыбкой перечислила женщина. — Теперь и вы тоже. — Я? — искренне изумилась принцесса, нет, она, конечно, чувствовала к себе её расположение, но пока не привыкла к тому, что их связывают по-настоящему семейные узы. — Почему? — Вы, Ваше Высочество, очень важны для моего сына, — просто ответила Оэлун, которая давно заметила, как меняется генерал, оказываясь рядом с ней. — Как же я могу относиться к вам иначе? Мне остаётся только принять вас как дочь. Девушка, ужасно смущённая её словами, вся зарделась, не знавшая матери, она даже не надеялась когда-нибудь встретить человека, который бы мог заменить её. В какой-то момент Юн Ми прониклась к Ки Нян, но, повзрослев, достаточно быстро поняла, что, несмотря на декларируемую дружбу, в сердце жены брата она места не занимала, и та поддерживала с ней тёплые отношения лишь по зову разума. Теперь же, при мысли о гвиби, она и вовсе приходила в отчаяние, фраза, написанная рукой её мужа, сразу вставала перед глазами и заставляла принцессу страдать от ужасной ревности, которой она не могла ни с кем поделиться. — Как бы я хотела, чтобы вы были правы, и господин действительно был ко мне небезразличен, — прошептала девушка и, внезапно, как показалось собеседнице, сменила тему: — А что вы скажете о Ки Нян, госпожа? Вы же видели её тогда, в тронном зале… — Она, безусловно, красива, — чуть подумав, ответила Оэлун. — Явно не глупа и прекрасно умеет обращаться с мужчинами. А почему вы спрашиваете? «Потому что ваш сын её любит», — едва не вырвалось у Юн Ми, но она вовремя одумалась и сказала: — Просто мой брат от неё без ума, несмотря на то, что в браке они уже давно, он всё равно преданно любит её, вот я и думаю, в чём её секрет. — Отгадка здесь, скорее всего, не в ней, — покачала головой женщина, — а в нём. — Что вы имеете в виду? — не поняла принцесса. — Есть мужчины, которые склонны более открыто выражать свои чувства, — пояснила Оэлун, вспоминая доверчивые глаза императора и, в целом, его наивный мальчишеский облик. — Ваш муж, да и мой тоже, совсем другие, им проявлять любовь куда сложнее, нужно просто это принять и не ждать от них невозможного. — Как не ждать? — воскликнула девушка в крайней степени изумления, конечно, опыт наблюдения за влюблёнными парами у неё был небольшой, но были ещё и романы, которые она, отчаянно пряча их от наставника, чтобы не быть поднятой на смех, зачитывала до дыр и в них всё было понятно, если уж герой любит, то милое и романтичное внимание объекту его чувств было гарантировано. — Просто не ждать и всё, — спокойно подтвердила женщина. — Вы только будете постоянно страдать от разочарований, что он ведёт себя не так, как вы представляли. Такие мужчины, как ваш муж, демонстрируют свои чувства к любимой наедине в спальне. И, пока у вас с этим всё в порядке, беспокоиться не следует. Тут уже Юн Ми покраснела так, что ей казалось, палатка сейчас вспыхнет и смущённо опустила глаза. Она не готова была признаться, хоть Оэлун и вызывала у неё огромное доверие, что генерал ни разу не прикоснулся к ней, если не считать того поцелуя, к которому она сама его и вынудила. — Всё-таки Эрдэнэ у вас — просто прелесть! — резко сменила она тему, стараясь, хоть и не очень понимая как, придать щекам нормальный цвет. Женщина, от которой не укрылась эта неловкость, что сейчас завладела принцессой, еле заметно хмыкнула, но всё же решилась продолжить: — Конечно, ребёнок от любимого мужчины — это нечто особенное. Вы и сами, Ваше Высочество, скоро забеременеете и поймёте, какое это чудо, дать жизнь продолжению не только себя, но и того, кого преданно и беззаветно любишь. При этих словах девушка вскочила на ноги, и торопливо произнесла: — Прошу простить, госпожа, мне уже надо идти. Господин просил не задерживаться. И, не дожидаясь ответа, вылетела из палатки, стараясь не разрыдаться.***
— Ваше Высочество, позвольте засвидетельствовать вам моё почтение, — с этой фразой Байан появился на пороге покоев гвиби. — Господин канцлер, — чуть склонила голову та, — чем обязана? — Мне стало известно, что вы настраиваете Его Величество против меня, — угрожающе начал регент. — Пришёл сказать, чтобы вы поумерили свой пыл, Ваше Высочество. — Эль-Тэмур, бывший до вас, забрал всю власть в свои руки, — глядя мужчине прямо в глаза, произнесла Ки Нян, — и теперь я не вижу в чём разница между прошлым канцлером и нынешним. — Эль-Тэмур делал это ради себя, — убеждённо проговорил тот, — а я, Байан, делаю это ради мечты — вернуть величие и славу нашей империи. Вся моя власть посвящена государю! — Вы решили стать величайшим генералом в истории Юань, и именно за этим вам нужно растоптать врага, — бесстрашно продолжила гвиби, она была совершенно уверена в том, что верно понимает мотив этой опасной затеи регента. — Вам нужно залить кровью целые страны и покорить их, и ради этого вы подстрекаете государя рискнуть собственной страной, лишь бы только ввязаться в войну. Если это не «ради себя», то что такое вообще «ради себя»? После этого обвинения канцлер окончательно вышел из себя и бросил ей прямо в лицо: — Гвиби, вы север-то в жизни хоть когда-нибудь видели? Вам полевых мышей доводилось есть? Вы брали поводья в истёртые в кровь, обмороженные руки? Как только наши лошади остановятся, мы все умрём! Ради нашего выживания я брошу чужие народы под копыта наших лошадей! Такова судьба солдат великой Монголии! — Убивать и грабить невинных — это вы называете величием? — презрительно спросила женщина. — Волков нельзя держать в неволе, чтобы выжить нам нужны чужие кровь и мясо! Только так потомки степных волков не вымрут! — Байан, полностью уверенный в своей правоте, не собирался отступать ни на шаг. — Вы — простая наложница, родившаяся в тихой и мирной стране, вам не понять чувств солдата! Вот поэтому я и был против того, чтобы вы стали императрицей. — А если я поддержу вашу кампанию, — с нескрываемой издёвкой произнесла Ки Нян, — то буду годиться в императрицы? — Ваше Высочество, вы отправились во дворец прежде всего, чтобы отомстить Эль-Тэмуру, — напомнил ей регент. — Вы своей цели добились, не надо жадничать. С вас и титула гвиби хватит, это ваша верхняя планка, выше вам не забраться. — Что ж, господин канцлер, — глаза женщины полыхнули злым огнём, — я вас поняла. — Вы мне очень дороги, Ваше Высочество, — заставил себя соврать канцлер. — Но ради империи Юань о моих личных привязанностях и упоминать не стоит. Как вы, вероятно, знаете, мою дочь пытались отравить, чтобы помешать моим планам. Но, как видите, и это меня не остановило. Ки Нян молчала, ожидая продолжения, она точно знала, что за этим последует, Байан был слишком предсказуем для неё. — Но, если я узнаю, что к этому покушению причастны вы, — мужчина сделал выразительную паузу, сверля собеседницу недобрым взглядом, — вам не поможет даже Будда, я лично вас уничтожу. — Я бы скорее отравила вас, и уж точно не остановилась бы за полшага до успеха, — ядовито усмехнулась гвиби. — Я предупредил вас, Ваше Высочество, — поклонился регент, собираясь закончить разговор, — я намерен выяснить правду и дойду до конца. И ничто меня не остановит!***
Тал Тал с принцессой завтракали в покоях девушки. Уже почти месяц прошёл с того момента, как они прибыли в Ляоян. Конечно, дом наместника был не такой шикарный, как привыкла Юн Ми, но эта простота ей тоже нравилась, да и сам город был куда тише и спокойнее Дайду, ей даже дважды удалось добиться от мужа разрешения прогуляться по улицам, конечно, с его личным сопровождением и большим отрядом охраны, но это было хоть какое-то разнообразие. Честно говоря, принцессе было здесь скучно: несмотря на то, что генерал почти не отлучался из дома, виделись они редко, девушке казалось, что супруг намерено её избегает, но причины этого понять не могла. Единственное время, которое они всегда проводили вместе — это был как раз завтрак. Причём Юн Ми подозревала, что целью стратега в этом совместном приёме пищи было не желание её общества, а стремление накормить её так, чтобы дальше весь день ей есть не хотелось. Из-за стола он позволял ей встать только после того, как решал, что жена съела достаточно. Вот и сегодня всё повторилось, как всегда, стоило ей отложить палочки, она моментально получила такой ледяной взгляд, что невольно поёжилась и сразу же снова взяла приборы в руки. — Ваша настойчивость в итоге приведёт к тому, что мне придётся перешивать все платья, — тихо проговорила девушка, прежде чем отправить в рот очередной комочек риса. — Не беспокойся, я могу себе это позволить, — без тени улыбки ответил Тал Тал, — даже если ты захочешь полностью сменить гардероб — только скажи. — Мой господин, — попросила принцесса, — может, вы позволите мне самой решать такие простые вещи, как количество необходимой мне пищи? Кажется, в вашем доме от голода умереть весьма затруднительно. — Завтрак должен быть основательным, — пояснил генерал, который искренне не понимал её капризов. — Так рекомендуют все медицинские трактаты, так что тебе придётся привыкнуть. — Да, но… — Юн Ми вовремя удалось остановить едва не сорвавшееся с языка признание, что в итоге она ела всего один раз в день, если бы стратег узнал об этом, то, девушка нисколько в этом не сомневалась, его реакция была бы весьма бурной. — Что «но»? — с подозрением переспросил мужчина. — Ничего, — принцесса постаралась сказать это как можно непринуждённее, — просто обо мне даже в детстве никто так не заботился… Стратег почувствовал, что эти слова будто согрели его изнутри, впервые супруга оценила его усилия, и он едва сдержал удовлетворённую улыбку, но сказал, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не выдал его эмоций: — Естественно, ты же моя жена. — Спасибо вам, господин, — девушка не удержалась и погладила его руку, лежавшую на столе. Тал Тала при этом лёгком прикосновении будто обожгло огнём, он давно ловил себя на том, что в присутствии Юн Ми им овладевали не самые целомудренные желания и действительно стремился свести общение с ней к минимуму, но всё же отказаться от редких встреч он не мог себя заставить. К счастью для генерала, неловкую для него ситуацию прервал внезапно раздавшийся за дверью голос Чо Дана: — Господин военный советник, разрешите войти? — Входи, — ответил стратег, с некоторым сожалением отмечая, что принцесса быстро убрала руку. — Гонец доставил вам письмо, — доложил офицер, едва появившись на пороге. — От господина канцлера? — уточнил Тал Тал. — Нет, от Её Высочества гвиби, — ответил Чо Дан и протянул ему довольно внушительный свёрток, в котором, по оценке Юн Ми, было минимум листа три, а то и все пять. Генерал мгновенно поднялся, забрал у подчинённого послание и, слегка поклонившись жене, вышел из комнаты. Его офицер поспешил за ним. «Даже слова не сказал, — стараясь сдержать ревнивые слёзы, подумала девушка. — Стоило только ей написать — и он всё бросил, только бы прочесть, да и наверняка напишет не менее развёрнутый ответ, признаваясь в своей неземной любви». При этой мысли принцесса моментально почувствовала, что ей стало трудно дышать, огромный ком боли будто поднимался изнутри и перекрывал горло, заставляя её как-то сипло выдохнуть, наконец он лопнул, и слёзы дождём хлынули из глаз. Юн Ми бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку, даже не пытаясь подавить рыдания, чем больше она думала о связи мужа с Ки Нян, тем больше поражалась, как умудрялась ничего не замечать. За прошедший месяц она вспомнила все случаи, когда видела этих двоих вместе, проанализировала каждое слово, которое когда-либо слышала от жены брата о наставнике, и всё очевиднее для неё становилось, что они всегда действовали в интересах друг друга и явно были не просто политическими союзниками. Представив Ки Нян в объятиях любимого мужа, девушка разревелась ещё сильнее, сама мысль о том, что он ещё кого-то целовал так же нежно, как и её, просто убивала. Она сравнивала себя со счастливой соперницей и понимала, что проигрывает ей во всём, та была значительно красивее, умнее, выдержаннее, опытнее — не удивительно, что супруг не хотел и думать о близости с женой, он явно хранил верность своей любимой и совершенно не собирался уделять внимание законной супруге. Сколько времени она провела, истязая себя мучительной ревностью, Юн Ми не знала, слёзы будто лились сами собой, но не приносили облегчения, а лишь ещё больше разъедали душу, однако остановить их принцесса была бессильна. Все попытки хоть как-то успокоиться заканчивались лишь новым витком истерики, заставлявшем девушку содрогаться всем телом и тихонько стонать от невыносимой боли. — Ваше Высочество! — вдруг раздался громкий стук в дверь, и Юн Ми услышала голос Оэлун, который немного отрезвил сознание, хоть и не сильно успокоил саднящее сердце. — Можно к вам? Девушка села в кровати, поспешно вытирая ладонями совершенно мокрое от слёз лицо, и произнесла дрожащим голосом: — Входите! Жена канцлера, едва открыв дверь, моментально поняла, что не зря беспокоилась, не видя принцессу в доме уже добрых полдня, Юн Ми явно была расстроена, поэтому женщина подошла, опустилась на постель рядом с ней и участливо спросила: — Что произошло? Почему вы так плачете? Принцесса, не в силах больше держать свои чувства в себе, буквально бросилась в объятья Оэлун, принимаясь снова рыдать. — Тише, тише, — гладя девушку по волосам, успокаивала её женщина, — не надо так убиваться, расскажите мне, что случилось, возможно, я смогу вам помочь. — Мне… никто… не… поможет… — с трудом вымолвила Юн Ми, голос постоянно срывался, будто отказываясь подчиняться хозяйке. — Он… любит… другую… женщину… — С чего вы это взяли, Ваше Высочество? — терпеливо спросила жена регента, хотя эта идея казалась ей абсолютным бредом, наблюдая за сыном и его супругой, она готова была голову дать на отсечение, что они оба испытывают друг к другу нежные чувства. — Он… сам… это… написал… — в перерывах между всхлипами пояснила принцесса. — Даже если и так, — не собиралась сдаваться Оэлун, — возможно, это было давно? Поверьте мне, он к вам совсем не равнодушен! — Тогда… почему… — девушка, наконец, решилась, и выпалила на одном дыхании, — почему же тогда он ни разу не прикоснулся ко мне? — Подождите, — остановила её женщина, пытаясь осознать, что она только что услышала, и, крепко взяв Юн Ми за плечи и немного отстранив от себя, переспросила: — Вы хотите сказать, что не были с ним близки? Принцесса лишь согласно закивала головой, стараясь не смотреть собеседнице в глаза, ей было ужасно неловко говорить о таком личном моменте, но она безрассудно надеялась получить хоть какой-то совет. — Он не целовал вас? Не ласкал? Не раздевал? Не входил в вас? — Оэлун была уверена, что жена её сына что-то путает, представить себе девственницу в законном браке было выше её понимания. — Я его поцеловала один раз, — торопливо отвечала на её вопросы девушка. — А раздевал давно, но только для того, чтобы лечить мои раны. — Так, — картина событий становилась для женщины чуть понятнее, ей было ясно, что ни один нормальный мужчина не испытывал бы вожделения к истерзанному телу, каким бы прекрасным оно ни было. — Но вы же уже поправились? Всё зажило? — Да, — подтвердила Юн Ми. — Следов почти не осталось. — А он об этом знает? — Оэлун была уверена, что поняла, в чём дело и едва не рассмеялась, но успела сдержаться. — Ведь нет, так ведь? — Так, — согласилась принцесса. — Ну так покажите ему это, — слегка пожала плечами жена канцлера. — Ничего нет страшного самой сделать первый шаг, я вас уверяю. — Самой? — девушка густо покраснела, представив эту картину, и еле слышно добавила: — А если он всё равно не захочет… меня? — Тогда скажите ему вот что…***
— Мой господин, я могу войти? — послышался из-за двери голос принцессы. — Входи, — Тал Тал отложил книгу, которую читал, и поднялся навстречу жене. — Что-то случилось? Почему ты не спишь? Уже поздно. Девушка, входя в спальню супруга и закрывая за собой дверь, явственно расслышала мягкий упрёк в его словах. — Нет, всё в порядке, — поспешно сказала она, видя в глазах мужа лёгкое беспокойство, — я просто хотела… поговорить с вами. — Я слушаю тебя, — произнёс стратег, складывая руки за спиной в замок. Юн Ми остановилась в паре шагов от него, она с трудом сохраняла спокойствие, то, что принцесса собиралась сделать, ещё утром не укладывалось у неё в голове. Но сейчас она решилась, пути назад для неё не было, больше мучиться неизвестностью и изводить себя ревностью у неё просто не было сил. Тал Тал молча смотрел на жену, ожидая, что она скажет. Что-то в её облике казалось генералу странным, но он не мог уловить, что именно его настораживало, девушка была какой-то… слишком красивой, если можно было так выразиться, макияж был безупречен, по волосам, рассыпавшимся по плечам, явно только что тщательно прошлись гребнем, незнакомый генералу нежно-розовый халат удачно оттенял слегка смуглую кожу Юн Ми, да и, в целом, принцесса будто светилась изнутри, мужчине даже показалось, что свечи в его спальне стали гореть ярче с её появлением. — Я… хочу принадлежать вам, мой господин, — внезапно выпалила принцесса и, быстро преодолев расстояние между ними, обняла его, прижавшись к мужу всем телом и призывно подставив губы для поцелуя. Стратег в первую минуту даже опешил от такой смелости, не зная, как реагировать на такую откровенную просьбу, он осторожно погладил девушку по волосам и заставил себя мягко высвободиться из её рук, отступая на шаг. — Ты ещё не поправилась, — объяснил Тал Тал, опасение случайно причинить ей боль давно стало его навязчивой идеей, — тебе будет… неприятно. — Ошибаетесь, — Юн Ми одним быстрым движением сбросила халат и предстала перед ним полностью обнажённой, отчаянно надеясь не покраснеть, — можете сами убедиться. Генерал молча внимательно рассматривал её, он не мог не признать её правоты, раны действительно уже затянулись, лишь кое-где на ногах ещё остались небольшие полосы, чуть темнее цвета кожи, но и они скоро исчезнут, мужчина знал это по собственному опыту. Что-то в происходящем казалось ему очень странным, но он не мог уловить, что — мыслить ясно мужчине становилось всё труднее. Разглядывая принцессу, сейчас он заметил то, чего не позволял себе видеть раньше — она была прекрасна — юная, нежная и хрупкая. Против воли стратег почувствовал возбуждение, которое, правда, попытался в себе подавить, но, когда жена подняла на него глаза, в которых горел огонь любви и желания, устоять он просто не смог. «Пошло всё к дьяволу, — мысленно выругался Тал Тал, — в конце концов, я её муж и имею на это полное право». Решившись, он обнял девушку и впился в её губы так требовательно и горячо, что Юн Ми на мгновение стало страшно, но она пересилила себя и ответила на этот глубокий, страстный поцелуй, осторожно дотрагиваясь своим языком до его языка, что сейчас настойчиво, но в то же время нежно ласкал её рот, заставляя принцессу слегка вздрагивать от незнакомых, но безумно приятных ощущений. Руки Тал Тала, казалось, были везде, он вплетал свои пальцы в её локоны, осторожно очерчивал контуры шеи и плеч, гладил нежную кожу спины, ещё крепче прижимал к себе за ягодицы, мужчине казалось, что он тонет в этом волнующем теле, которое затягивало его в водоворот чувств, не давая ни малейшего шанса вынырнуть на поверхность и одуматься, взвесить всё ещё раз. Стратег никогда прежде не желал так ни одной женщины, эта страсть немного пугала его самого, но он был просто не в силах сопротивляться своему вожделению, слишком долго он сдерживался, не допуская для себя ни единого любовного жеста, опасаясь, что не сможет вовремя остановиться. И сейчас, когда она сама упала в его объятия, перестать её ласкать он просто не мог, весь привычный самоконтроль куда-то испарился, но Тал Тал не жалел об этом, то, что он делал, казалось ему сейчас единственно правильным. Юн Ми же просто таяла от его прикосновений, смущение, что она испытала в первый момент, обнажившись перед любимым мужчиной, исчезло, и сейчас она беззастенчиво прижималась к сильному телу, вцепившись в его плечи, потому что голова кружилась от небывалых ощущений и эмоций, которые захлёстывали девушку. Она сейчас понимала, чувствовала, что муж тоже наслаждается этим чудом, происходящим между ними, и хотела ещё большего, поэтому, едва стратег оторвался от её губ, чтобы продолжить нежно целовать её лицо и тонкую шею, прошептала: — Умоляю, мой господин, сделайте меня своей, возьмите меня! Тал Тал, услышав этот призыв, легко подхватил её на руки и в несколько шагов преодолел расстояние до кровати. Он аккуратно опустил её на шёлковые простыни, быстро снял с себя халат и рубаху, оставшись в одних тонких штанах, и опустился рядом с женой на постель, снова приникнув к её губам, а его рука теперь нежно оглаживала грудь девушки, выписывая на коже одному ему понятный узор. Принцесса тоже, хоть и более робко, чем генерал, дотрагивалась до него, проводя по плечам самыми кончиками пальцев, поражаясь, как в его теле сочетается сила крепких мышц и бархатистость покрывавшей их кожи. Внезапно мужчина оборвал поцелуй, но только для того, чтобы спуститься чуть ниже и губами ласкать её грудь, осторожно втягивая в рот соски и слегка прикусывая, его рука медленно спускалась по плоскому животу, и, когда он дотронулся до самого сокровенного места, Юн Ми вздрогнула и немного покраснела, но слегка раздвинула ноги, позволяя пальцам мужа погрузиться в нежные складки. Стратег, удовлетворённо отметив, что она уже возбуждающе влажная, принялся исследовать её пальцами, он быстро нашёл чувствительный бугорок и будто играл с ней, чередуя лёгкие прикосновения с достаточно сильным надавливанием. Принцесса при этом тихо вскрикнула, но тут же застеснялась и прикусила губу. — Кричи, если хочешь, — на мгновение оторвавшись от её груди, сказал Тал Тал, — делай всё, что хочет твоё тело, даже если оно хочет плакать или кусаться, не сдерживай себя, тогда тебе будет хорошо. Юн Ми только кивнула и закрыла глаза, сосредотачиваясь на своих ощущениях, что он дарил ей, они смешивались, образуя маленький ураган внутри неё, волны наслаждения пробегали по всему телу от макушки до пяток, внизу живота нарастала тянущая, такая сладкая боль, что девушка судорожно сминала руками простыни и неосознанно всё больше сводила бёдра, заставляя мужские пальцы всё сильнее вжиматься в её плоть. Тихие стоны слетали с её губ, пока она, доведённая почти до помрачения сознания его ласками, не попросила, правда, сама не понимая, о чём: — Пожалуйста, господин… Умоляю вас… Зато Тал Тал хорошо знал, о чём она просит, он крепко прижал её, дрожащую от напряжения, к себе и резко свёл пальцы, зажимая между ними нежный кусочек плоти. Принцесса забилась в его руках, сотрясаясь всем телом, по которому растекалось тепло от безумного восторга, будто она достигла кульминации этого напряжения и, одарив её ярким всплеском, оно теперь проходило и оставляло за собой расслабление и негу. Всё ещё тяжело дыша после первого в жизни оргазма, Юн Ми открыла глаза и потянулась к губам мужа, что подарил ей это удовольствие, в последний момент перед поцелуем успев прошептать: — Спасибо… Тал Тал, отвечая её губам, одной рукой стягивал с себя штаны, терпеть он больше не мог, он и так долго сдерживал себя, позволяя прежде получить наслаждение ей, но о себе генерал забывать не собирался, он хотел почувствовать себя в ней, хотел войти в её лоно, двигаться, ощущая, как её плоть сжимает его, как она стонет под ним от удовольствия и умоляет его продолжать. Каким-то чудом сняв, наконец, штаны, мужчина раздвинул её ноги и навис над женой, опираясь на руки и заглянув ей в глаза, спросил: — Ты готова?