***
— Ты готова? Принцесса, понявшая, что сейчас произойдёт то, чего она так боялась и одновременно хотела, кивнула, но тут же, уперевшись в его грудь рукой, спросила: — Мне будет больно? Как тогда… Она хотела сказать «как тогда говорила Ки Нян», но Тал Тал, не желая услышать «как тогда было с Тан Киши», быстро заткнул ей рот поцелуем и, лишь закончив ласкать девичьи губы, сказал: — Нет, не будет, я буду нежен, не бойся, постарайся просто расслабиться. Юн Ми недоверчиво посмотрела на него, но постаралась последовать его совету, мысленно приказывая телу успокоиться и не дрожать. — Да, я готова, мой господин, — выдохнула она, закрывая глаза. Услышав это, генерал ждать больше не желал и быстро, одним движением до конца вошёл в неё, и даже попробовал сделать несколько сильных толчков, но внезапно осознал, что несмотря на то, что тягучей влаги внутри неё было более, чем достаточно, член как будто зажат тисками, настолько туго и плотно обхватывали его горячие мышцы девушки. Он недоумевающе уставился на её лицо и только сейчас заметил, что по её вискам одна за другой медленно скатываются маленькие слезинки, а губы крепко сжаты, видимо для того, чтобы сдержать рвущийся наружу крик боли. — Прости, — Тал Тал замер в ней, пытаясь понять, почему ей так неприятно, ведь он сдерживал себя, на самом деле стратег хотел взять её куда грубее, так, как привык, но вовремя напомнил себе, что для первой близости с женой стоит больше думать о ней, чем о себе. Осушая поцелуями её слёзы, он чувствовал, как пульсирует и дрожит её плоть, сжимающая его, и лишь отстранившись от девушки и посмотрев вниз, он заметил на своих и её бёдрах отчётливые следы крови. Недоумение тут же сменилось ясностью осознания, от которого мужчина пришёл и в восторг, и в ужас одновременно — счастье растекалось целебным бальзамом по всем душевным ранам, что он нанёс себе сам при тех навязчивых мыслях и жутких кошмарах, которые истязали его уже больше месяца, в сердце билось сладостное «моя, только моя!», но при этом явные признаки страдания, что он невольно доставил жене, заставили его не только глубоко раскаяться, но и растеряться. В своей постели девственниц Тал Тал, по понятным причинам, не встречал никогда, и сейчас просто не знал, что ему делать. «Чёрт, хоть бы в книге какой написали бы, долго ли длится эта боль», — билось в голове, на ум приходили только слова из медицинского трактата, что так должно быть, но ясности, что ему делать, это не прибавляло. Наконец, стратег решился и просто вышел из неё, нежно обнял беззвучно всхлипывающую девушку и принялся успокаивающе поглаживать её по волосам. «Когда любишь, её удовольствие становится гораздо важнее собственного», — внезапно всплыли в памяти чьи-то слова, только генерал никак не мог вспомнить, где их слышал, но это сейчас полностью описывало его мысли и чувства, он готов был ждать, ждать сколько угодно, чтобы рана, что он непреднамеренно нанёс ей, затянулась. Благо, у них ещё было время. — Простите, мой господин, — донёсся до него тихий, срывающийся от слёз шёпот. — Я не хотела вас обидеть. — Всё хорошо, — Тал Тал на мгновение чуть сильнее прижал жену к своей груди, что удивительно, сказал он чистую правду, понимание, что она принадлежит только ему, грело его душу куда сильнее самого яркого оргазма, и через некоторое время почти полностью счастливый мужчина заснул, не выпуская принцессу из объятий.***
Утром следующего дня. Байан, разодетый в шикарные, покрытые золотом доспехи, со всех ног летел по ещё спящему дому в Ляояне. Он искренне недоумевал, почему Тал Тал не встретил его на пороге, готовый к отъезду, да и то, что во дворе не было ни души, было, по меньшей мере, странным — в послании, отправленном третьего дня, канцлер отдал племяннику совершенно ясный приказ подготовить его армию выступать в назначенный день. И сейчас, обнаружив вместо ожидаемой им шумной кутерьмы, что всегда предшествовала выступлению воинов в поход, сонное царство, регент был полон решимости надрать Тал Талу уши, ну, или, как минимум, выразить своё недовольство пренебрежением к его распоряжению. Завидев у дверей спальни воспитанника отряд солдат во главе с Чо Даном, который тоже был ошеломлён внезапным появлением Байана в Ляояне, но тем не менее замер в почтительном поклоне, ничем не выдавая своего удивления. — Он ещё дрыхнет что ли? — не сдержался канцлер и уже коснулся ручки двери, намереваясь ворваться в комнату. Но офицер вдруг совершенно бесцеремонно тронул его за плечо и, наклонившись к уху регента, тихо прошептал: — Господин военный советник там с супругой. «Проклятый молодожён!» — раздражённо подумал Байан и, будто обжегшись, тут же отдёрнул руку, он снова умудрился забыть, что племянник женат, и, признаться честно, был очень благодарен Чо Дану, который своим предупреждением уберёг его от крайне неприятной бестактности. — Тал Тал! — мужчина ограничился тем, что заорал изо всех сил, намереваясь разбудить сладко спящего воспитанника. — Не заставляй меня ждать! Генерал от этого крика моментально проснулся и несколько мгновений не мог понять, что, собственно, происходит и откуда здесь взялся дядя. — Мой господин? — девушка, что ещё минуту назад мирно спала на его обнажённой груди, подняла голову и посмотрела на него немного испуганным и смущённым взглядом. Стратег мягко отстранил от себя принцессу, поднялся с постели и надел халат, что вчера в спешке сбросил прямо на пол. Не сказав жене ни слова, он вышел за дверь и также молча поклонился ожидавшему его Байану. — В чём дело, Тал Тал? — гневно рявкнул регент, который, увидев племянника растрёпанным после сна и в халате, явно накинутым на голое тело, ещё больше разъярился. — Может, соизволишь объяснить, почему ты ещё не готов? — Прошу простить, дядя, — генерал опять вежливо склонил голову, хоть и абсолютно не понимал, в чём провинился перед старшим, — но к чему я должен быть готов? — Вы что здесь, совсем все с ума посходили? — канцлер обвёл возмущённым взглядом присутствующих, что поспешно опускали глаза, видя, что главнокомандующий почти в бешенстве. — Его Величество объявил войну, а вы здесь прохлаждаетесь?! — Войну? — стратег похолодел, только вчера ему доставили обнадёживающие вести от гвиби, что император и регент в последние дни даже не вспоминают о своих захватнических планах, но, очевидно, новости доходили до провинции с большой задержкой. — Ты что, не получил моё письмо? — до Байана постепенно доходило, что произошло. — Позавчера почтовым голубем отправил. Тал Тал отрицательно покачал головой. — Куда катится этот мир! Птицы и те летать разучились! — чертыхнулся канцлер, впрочем, уже немного успокоившись. — Не стойте столбом! Бегом седлайте лошадей, привести оружие в порядок! Солдат как ветром сдуло, все они сочли за благо скорее исчезнуть из поля зрения регента, оставив двух своих командиров наедине. — Тал Тал, даю тебе ровно час, — строго сказал Байан, — лично всё проверишь, не хватало ещё моему войску осрамиться перед остальными! Чтобы всё было в лучшем виде, головой отвечаешь! — Да, дядя, — поклонился генерал, в душе понимая, что более неудачного момента для появления с таким известием старший и выбрать не мог, даже если бы очень старался, но протестовать ему и в голову не пришло, его личные чувства сейчас не имели никакого значения, ослушаться прямого приказа он просто не смел. — И вот ещё что, — добавил канцлер, — не вздумай оставить для охраны дома больше десяти человек. Можешь выбрать их командиром Чо Дана, но не больше десятка, ты понял? Заметив, как блеснули глаза племянника, который явно собирался возразить, регент торопливо произнёс: — Совсем запамятовал тебе сказать с этой нервотрёпкой из-за Эрдэнэ, я убил Тан Киши. — Убили? — переспросил стратег, с подозрением глядя на дядю. — Ну да, а что, смотреть на него надо было что ли? — пожал плечами Байан, изо всех сил стараясь не отводить взгляда от лица воспитанника, ему лично с головой хватило сходящего с ума за безопасность принцессы Тал Тала, и он искренне не хотел, чтобы тот терзался беспокойством, будучи далеко от жены. — Так что десять человек — более, чем достаточно. Ты меня понял? — Двадцать. И Чо Дан, — твёрдо ответил генерал, давая понять, что уж тут он не отступится. — Ладно, двадцать, — сдался канцлер, — только давай быстрее. Регент внезапно понял, как может воспользоваться этим вынужденным ожиданием и почти ему обрадовался, поэтому панибратски ткнул племянника в плечо и заторопился в покои любимой супруги.***
Генерал вернулся в спальню и на мгновение замер в дверях, слегка растеряно глядя на жену, что сидела в кровати, завернувшись в одеяло. — Война, мой господин? — принцесса явно слышала его разговор с дядей, что было совсем не удивительно, учитывая, на каком уровне громкости его вёл Байан. Тал Тал молча кивнул и, пройдя несколько шагов, поднял и бросил на постель её халат. Он немного постоял посреди комнаты, внимательно рассматривая девушку, которая сама не сводила с супруга глаз, против её воли медленно наполнявшихся слезами. — Вы должны ехать? — зачем-то спросила она, хотя и так всё прекрасно слышала и отлично понимала. — Прямо сейчас? — Да, — сдержанно кивнул стратег и, сделав над собой усилие, вышел в гардеробную, где спешно стал приводить себя в порядок и одеваться. Когда он вернулся в комнату, генерал увидел, что Юн Ми уже успела завернуться в халат и немного пригладить волосы. Принцесса явно ждала его, очевидно, намереваясь попрощаться, но Тал Тал чувствовал себя безумно неловко, он не понимал, что сказать и что сделать, ему ужасно не хотелось покидать её, тем более, после событий этой ночи, но у него не было другого выбора. При этом как облечь охватывающие его чувства в слова, мужчина не знал, поэтому просто стоял и смотрел на жену, будто стараясь запечатлеть в памяти малейшие детали её облика. Девушка, сердце которой бешено колотилось, словно отсчитывая последние минуты перед расставанием с любимым мужем, быстро догадалась, что супруг так и простоит молча, пожирая её глазами, пока за ним не явится регент. Она еле заметно вздохнула, быстро подошла к нему, обвила руки вокруг его шеи и, спрятав лицо у него на груди, тихо прошептала: — Я люблю вас! Люблю всей душой, всем моим существом, для меня в целом свете есть только вы… Вы один… А потом быстро, так, что Тал Тал даже не успел осознать это страстное неожиданное признание, внезапно слегка отстранилась, пристально посмотрела ему в глаза и попросила, как когда-то в детстве: — Пообещайте мне, что вы вернётесь! — Ты как ребёнок, — стратег едва удержался от улыбки, настолько ясно он вдруг вспомнил то их прощание много лет назад, и снова она требует с него клятву и снова его обнимает, только сейчас она уже не малышка, а юная прекрасная женщина. Его женщина. Он привлёк её ближе к себе, обхватив за талию, и тихо произнёс: — Конечно, я вернусь, обещаю. «Ведь мы ещё многого не успели», — промелькнула в голове у генерала совершенно непристойная мысль, и он, сам себе удивляясь, что откровенно тянет время, желая сжимать жену в объятьях как можно дольше, за что наверняка получит от дяди строгий выговор, склонился к её губам и стал нежно целовать девушку, которая, отбросив всякое смущение, пылко и горячо ему отвечала. Сколько времени продолжалась эта прощальная ласка, они оба не понимали, просто в какой-то момент мужчина почувствовал, что сейчас снова потеряет над собой контроль, ведь его руки от такого желанного им тела отделял лишь тонкий шёлк ткани, и он прекрасно чувствовал все его изгибы, осторожно поглаживая спину и ягодицы супруги, что сводило его с ума и заставляло сгорать от вожделения. Лишь чудовищным усилием воли он заставил себя оторваться от губ Юн Ми, хотя в голове всё настойчивее билась мысль послать дядю к дьяволу, запереть дверь и овладеть женой, доведя в этот раз всё до конца. «Это безумие, я не должен, — уговаривал генерал сам себя, заставляя сознание подавить бушевавшие внутри чувства, — нужно остановиться, и остановиться прямо сейчас, иначе один Будда знает, что будет». Пытаясь нормализовать сбившееся от возбуждения дыхание, мужчина резко выдохнул и выпустил супругу из объятий, отступив на шаг. — Я должен идти, — еле выговорил он и, боясь даже поднять глаза на принцессу, почти бегом покинул комнату.***
Юн Ми, одевшаяся с помощью служанки как никогда быстро, стояла на небольшой террасе у входа в дом и наблюдала за мужем, что сейчас придирчиво проверял готовность войска канцлера, данный ему дядей час был уже на исходе. Девушка поражалась контрасту — ей казалось, что сейчас перед ней был совсем не тот человек, что ещё полчаса назад своими страстными поцелуями заставлял её изнемогать от желания и трепетать в его объятьях, теперь же она видела холодного, собранного, отстранённого воина, который, не тратя лишних слов и движений, одним взглядом заставлял своих солдат подчиняться, если замечал какую-то небрежность. На жену он, по-видимому, не обращал никакого внимания, по крайней мере, как принцесса ни старалась, она не заметила ни единого, даже самого мимолётного взора, обращённого в её сторону, и это безразличие больно ранило девушку. Смотр генерал закончил как раз в тот момент, когда на пороге дома в сопровождении Оэлун появился Байан, более чем довольный вид которого не укрылся от внимательных глаз стратега, что на мгновение почувствовал укол зависти, его дядя явно времени не терял и занимался куда более приятными, чем сам Тал Тал, вещами. Впрочем, этот всплеск раздражения мужчина в себе быстро подавил и приветствовал регента положенным поклоном, кратко доложив: — Ваши люди готовы, господин канцлер. Бегло осмотрев стройные шеренги солдат и не найдя, к чему придраться, Байан скупо похвалил: — Молодец, Тал Тал. Затем, повернувшись к жене, некоторое время мялся, не зная, что и сказать, а потом притворно сердито пробурчал: — За дочерью следи как следует! Оэлун только улыбнулась и послушно склонила голову: — Не беспокойтесь, мой господин, берегите себя! Регент едва заметно кивнул, и тут же резко развернулся, направился к приготовленной для него лошади и легко вскочил в седло. Генерал тоже последовал примеру дяди, быстро оседлав Октая. Юн Ми же продолжала отчаянно всматриваться в лицо мужа, не замечая, что по щекам бегут слёзы. «Посмотрите на меня, мой господин, — умоляла она про себя, — пожалуйста, только один прощальный взгляд!» Но стратег упрямо смотрел строго перед собой, всем своим видом показывая, что ожидает только приказа старшего, чтобы отправиться в путь. — Перестаньте плакать, — вдруг раздался прямо над самым ухом принцессы тихий шёпот Оэлун. — Мужчин раздражают женские слёзы, вы должны быть сильной и всем своим видом показывать, что верите в него. К сожалению, этот совет несколько запоздал, справиться с собой девушка быстро не смогла, поэтому до последнего мгновения видела любимого только через мокрую пелену, застилавшую глаза, но она не смела даже попытаться вытереть слёзы, опасаясь пропустить долгожданный момент, когда он, наконец, посмотрит на неё. Но все её надежды были напрасны, Байан поднял руку, давая сигнал к отправлению, и тут же пришпорил коня, Тал Тал последовал за дядей, так и не подняв на жену взгляда. Едва мужчины скрылись из вида, Оэлун тронула принцессу за руку и твёрдо произнесла: — Пойдёмте позавтракаем и выпьем чаю, вам надо успокоиться. Войдя в столовую, женщина позвала служанку и распорядилась накрыть для них стол, после чего расположилась в кресле напротив принцессы, до сих пор ронявшей слёзы. — Ваше Высочество, — мягко начала жена канцлера, слегка наклонившись к собеседнице, — почему вы так убиваетесь? Ваш муж прекрасный воин, а вы сейчас своим поведением показали всем, что сомневаетесь в этом. Упрёк, звучавший в этих словах, Юн Ми расслышала совершенно ясно и немного обижено посмотрела на Оэлун. — Я совсем не из-за этого плачу, — объяснила девушка. — Почему он даже не посмотрел на меня? Почему он такой… — она помолчала, явно с трудом подбирая слова, — сдержанный и далёкий? — Вам не кажется, что немного глупо искать ответ на эти «почему», даже если вы это поймёте, вести себя иначе он не станет, — проговорила женщина, которой на мгновение показалось, что она объясняет прописные истины маленькой девочке. — Вам остаётся только принять его таким, какой он есть. Пытаться изменить взрослого человека — желание абсурдное и совершенно бесперспективное, кроме того, вас на этом пути не ждёт ничего хорошего, только боль и постоянные разочарования. Он ведь наедине попрощался с вами? Оэлун знала, что принцесса провела ночь в спальне супруга, и почти не сомневалась, что они были близки. — Он… поцеловал меня, — Юн Ми немного покраснела при этом признании. — Правда, потом почти сбежал… — Испугался своих чувств, — уверенно сказала жена регента, — видите, уже прогресс, он поцеловал вас, а не вы его. У вас вчера… всё получилось? — Да, благодарю вас, — девушка смущённо кивнула. — Только боюсь, что я его разочаровала. — Почему вы так думаете? — недоумённо спросила Оэлун. — Я не справилась с собой и расплакалась, — призналась принцесса. — Сначала всё было так хорошо, а потом стало так больно, что я просто не смогла сдержаться. — Это понятно, — кивнула женщина, — в первый раз обычно так и бывает. Но он же дал вам время прийти в себя? Юн Ми вся вспыхнула от этого вопроса, она готова была себе язык откусить, только бы не обсуждать настолько интимные темы, но замечание, вскользь обронённое собеседницей, вызвало в ней такое любопытство, что девушка заставила себя ответить, только бы задать свой вопрос: — Да, он обнял меня, и мы уснули. Госпожа, вы сказали, что так бывает только в первый раз? Больше не будет настолько больно? — Подождите-подождите! — остановила поток её вопросов жена канцлера. — Обнял и уснул? И всё? — Ну да, — принцесса недоумённо кивнула. — А что? Что-то не так? — Всемогущий Будда! — Оэлун не знала, плакать ей или смеяться. — И вы ещё сомневаетесь, что он любит вас? Поверьте мне, только глубоко и искренне любящий мужчина способен в такой момент остановиться! Он же пожертвовал собственным удовольствием ради вас, вы это понимаете? По тому, как широко распахнулись глаза девушки, было ясно, что для неё услышанное — абсолютная новость. — Так что можете быть совершенно уверены, он любит вас куда сильнее, чем вы можете себе представить! — закончила свою мысль женщина. — А что касается остальных ваших вопросов — да, вы правильно всё поняли, так неприятно бывает только в первую близость, потом он научит вас получать от этого удовольствие. Просто вам обоим очень не повезло, что вы вынуждены были сейчас расстаться. Но когда он вернётся — уверяю вас, всё будет хорошо, и вы оба будете счастливы. «Сразу понятно, что у девушки не было рядом матери, настолько она невежественна в отношениях между мужчиной и женщиной, — подумала Оэлун, — ну ничего, постепенно я ей всё объясню, не только ради неё самой, но и ради сына».***
Пять месяцев спустя. Длинный караван повозок с военными трофеями второй день следовал по направлению к Дайду. Тал Тал, ехавший в хвосте этой процессии, привычно ловил на себе победоносные взгляды, которыми в последнее время частенько окидывал его регент. Байан считал свою военную кампанию настолько удачной, что окончательно осмелел и решил вернуться в Юань, целиком положившись на своих генералов, ещё продолжавших занимать города неприятеля. Обещание возвратиться ко двору как можно скорее, данное им императору, мужчина выполнял на свой лад, всё-таки время, проведённое им на поле боя, можно было бы сократить, как минимум, наполовину. Но канцлер, однажды услышав в свой адрес восхищённое: «Он словно живое воплощение Чингисхана, летит вперёд и захватывает один город за другим», необычайно возгордился и задержался, возглавляя своё войско, ведущее победное шествие, куда дольше необходимого. — Всё-таки ты не можешь не признать, что был не прав, Тал Тал, — в который раз услышал генерал слова дяди, от которых едва не поморщился, — империи необходимо пополнить казну, и захваченная нами добыча будет весьма кстати. «Награбленная», — мысленно поправил регента стратег, который привык всё называть своими именами и не лгать хотя бы самому себе, эта война, как и любая другая, велась не только непосредственно в битвах, но и также сопровождалась мародёрством, насилием над безоружным населением и, естественно, откровенными грабежами. И если проявлять себя в боях Тал Тал был согласен, то все остальные аспекты военной кампании дяди ему однозначно претили. — Вопрос только в том, что всё это добро пойдёт опять же на оснащение армии, — спокойно ответил генерал, — а мирное население не получит с этого ничего. Байан скривился, последние месяцы его беспокоило поведение племянника, который куда чаще, чем раньше, стал демонстрировать своё несогласие с действиями старшего, а причины этого неповиновения канцлер разгадать никак не мог, что невероятно его злило. — Но ведь в этом и весь смысл войны, — убеждённо произнёс регент, — империя становится больше и мощнее, всё новые и новые народы платят нам дань, поэтому, в скором времени, жизнь всех преданных подданных Его Величества улучшится. «Скорее, наоборот, — подумал стратег, — это пока у народа хватает запасов обеспечивать военные нужды, но, чем дольше идёт война, тем больше истощаются и люди, и ресурсы, и в скором времени нас ожидает лишь череда поражений». Но Тал Тал предусмотрительно оставил эти мысли при себе, выводить дядю из себя в его планы не входило, отношения между ними и так стали более напряжёнными и натянутыми, чем прежде. — Не пойму я тебя последнее время, — снова заговорил канцлер, искоса поглядывая на племянника, — ты сам не свой, неужели так по Её Высочеству скучаешь? Генерал, безмерно удивлённый этим вопросом, к счастью, достаточно владел собой, чтобы просто отрицательно покачать головой, нельзя сказать, что он совсем не думал о жене, нет, он вспоминал о ней почти каждый день, преимущественно перед сном, когда оставался один в своей палатке. Он определённо бы не отказался оказаться с ней рядом, но сказать, что ему по-настоящему не хватало девушки было бы явным преувеличением, всё-таки стратег был слишком самодостаточен, да и принцесса просто не успела стать значимой частью его жизни. А сам не свой, как изволил выразиться дядя, Тал Тал был потому, что его терзало отчётливое предчувствие какой-то беды, при этом он сам не мог сказать, откуда оно появилось, ведь битвы для него пока были закончены, да и мужчина не был уверен, что несчастье произойдёт именно с ним самим, и отчаянно гнал от себя мысли, что его подсознание пытается ему дать понять, что опасность грозит его жене, ибо в таком случае он был пока абсолютно бессилен. Впрочем, его состояние было заметно только регенту, который знал воспитанника как облупленного, в глазах остальных генерал по-прежнему оставался спокойным и сосредоточенным, как и всегда. — А я скучаю по Оэлун, — внезапно поделился Байан, не замечая, как помрачнели глаза племянника, стоило ему услышать об этой женщине. — Доложим Его Величеству — и сразу в Ляоян! — Как скажете, дядя, — слегка пожал плечами Тал Тал, впрочем, данное намерение регента целиком совпадало с его собственным, вот только он собирался, не задерживаясь в провинции, вернуться с женой в Дайду, как раз-таки для того, чтобы избежать лишних контактов с женой канцлера, которая по-прежнему не вызывала в нём никаких чувств, кроме откровенной неприязни.***
В начале часа мёши над разбитым на ночь лагерем стояла полная тишина, казалось, осенняя природа замерла в предрассветном мраке, ещё не было слышно ни птиц, ни зверей, даже ветер не решался нарушить это ночное безмолвие, забравшись в кроны высоких сосен или, на худой конец, пошевелив едва начавшую жухнуть траву. Место для ночлега было выбрано неудачно, по мнению стратега, с одной стороны над лагерем нависала неприступная гряда скал, а с другой — был почти отвесный склон, который, очевидно, вёл к горной реке, но он был настолько высок, что даже плеск воды не доносился сюда. По сути, если бы неприятель вздумал напасть на эту временную стоянку, достаточно просто было бы зажать их в ловушку с обоих флангов, поэтому особенное внимание генерал уделил, выставляя охрану по бокам от лагеря, и почти полностью пренебрёг сторонами, с которых находились обрыв и горы. Такой выбор был, несомненно, логичным, ибо отряд, сопровождавший повозки с грузом, был небольшим, всего человек из ста, и большинство воинов нуждалось в отдыхе, чтобы наутро продолжить путь. Тем не менее, это решение стало роковой ошибкой, ибо склон не был настолько недостижимым, как показалось Тал Талу в сгущавшихся сумерках, и именно по нему сейчас двигались тёмные фигуры, осторожно приближаясь к спящему лагерю. Нападавших было почти вдвое меньше, чем отряд регента, но на их стороне была внезапность и тщательная спланированность действий, одним словом, когда один из охранников всё-таки заметил неладное и подал сигнал тревоги, многие солдаты канцлера были уже убиты. Генерал, моментально подскочив от резкого звука, быстро накинул халат, схватил меч и вылетел из своего шатра. Почти нос к носу он столкнулся с таким же ошалевшим Байаном, который вообще был в одних штанах и рубахе, но в руке держал уже обнажённый клинок. — Тал Тал, уводи повозки! — заорал регент, для которого сохранность трофеев была сейчас куда важнее, чем желание сохранить жизни собственных воинов. Стратег, коротко кивнув, бросился в противоположную сторону лагеря, мысленно благодаря самого себя, что специально приказал не распрягать коней. Схватившись по дороге с несколькими вражескими солдатами, лица которых на восточный манер до глаз были закрыты чёрной тканью, генерал оказался около лошадей, которые нервно переступали копытами, явно желая убраться подальше от разворачивающейся битвы. Оглядевшись, Тал Тал понял, что его и Октая разделяют шагов двадцать, поэтому решил просто подозвать своего любимца громким окриком. Но осуществить своё намерение не успел — в тот же момент мужчина почувствовал, что левую руку пронзила острая боль. Он быстро отсёк мечом торчавшую в теле стрелу и сосредоточился на противнике, что внезапно появился прямо перед ним. Скрестив клинки, враги некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом генерал сильным ударом ноги отшвырнул от себя нападавшего и одним прыжком приблизился к нему только для того, чтобы вонзить свой меч прямо в грудь поверженного воина. Раздался неприятный хруст сломанных рёбер, и тело забилось в предсмертных судорогах, правда, стратег этого уже не видел, на него налетели двое других солдат, и сейчас он отбивался от их клинков. Один удар он всё-таки пропустил и его бедро теперь терзала новая боль, но Тал Тал не позволял себе отвлекаться, заметив, что один из его противников неосторожно открылся для удара, генерал мгновенно дотянулся до его горла, перерезав его одним движением. — Октай! — изо всех сил крикнул стратег, понимая, что из-за полученной раны продолжать бой сможет только в седле. Краем глаза заметив, что жеребец, резко дёрнув головой, разорвал узду, за которую был привязан, и уже скачет к нему, стратег сконцентрировал своё внимание на противнике, который явно выжидал, когда враг сделает ошибку. Они обменивались точными ударами, но ни одному не удавалось ранить другого. Вдруг слева от себя генерал заметил внезапно возникшую огромную тень, но, поглощённый боем, не успел понять, что происходит, лишь увидев, что противник на секунду отвёл глаза, тут же пронзил его глотку и едва успел отпрыгнуть к самому краю обрыва — прямо на него падало тело лошади. Сердце Тал Тала, казалось, пропустило несколько ударов, а сознание взорвалось такой ослепляющей болью, что тут же затмила физический дискомфорт от полученных им ран — стратег моментально узнал Октая, который в последний миг собой заслонил хозяина от летящего в него копья. Одно бесконечное мгновение генерал смотрел прямо в глаза своему любимцу, против воли в его голове вспыхивали картины преданности, что всегда была свойственна его верному другу, и сейчас он отдал жизнь за своего господина. Стратег почувствовал дрожь, пронзившую его тело, и понял, что, получив ранение в бок, умирать конь будет медленно и мучительно, тихо шепнул: «Прости», и мечом полоснул по шее животного, одним ударом перерезав крупные артерии. Мгновение спустя генерал ощутил, что в его тело вонзился стальной клинок, противника он даже не успел увидеть, поглощённый гибелью Октая, но пульсирующая болью сквозная рана в животе однозначно свидетельствовала, что враг рядом. Недоумевающе глядя на стремительно расползавшееся на халате кровавое пятно, Тал Тал пошатнулся и невольно сделал шаг назад. Внезапно он почувствовал под ногой пустоту, но сохранить равновесие ему не удалось, и в следующий же момент он кубарем полетел вниз со склона, ощущая, как в теле свинцовой тяжестью расползается боль не только от полученных ран, но и от ударов о камни, что встречались ему на пути. «В битве нет места эмоциям, сам виноват». Это была последняя мысль, мелькнувшая в затухающем сознании генерала.