***
«Господин военный советник, извольте позаботиться о своём сыне». Изумление Тал Тала было столь велико, что на несколько долгих мгновений он, казалось, потерял способность воспринимать реальность — иероглифы в записке расплывались перед его взглядом, громкость детского плача резко снизилась из-за неприятного гула в ушах, а сильные ноги сами собой подогнулись, и стратег просто рухнул в кресло. «Невероятно… Невозможно… Немыслимо! — крутилось беспрестанно в голове. — Что это за дьявольская шутка?» — Господин генерал, — осмелился подать голос Чо Дан, который едва ли не впервые видел своего командира столь растерянным, — как прикажете поступить? Услышав этот вопрос, Тал Тал постарался собраться, негоже терять лицо перед подчинённым, а стратег был уверен, что его удивление, которое скорее можно было назвать шоком, считывалось сейчас с небывалой лёгкостью. Сделав над собой огромное усилие, он поднялся на ноги и произнёс, чётко выговаривая каждый звук, чтобы не выдать замешательства, охватившего и его разум, и тело: — Унеси это. — Куда? — осторожно уточнил Чо Дан, никогда прежде не получавший от генерала столь неопределённого распоряжения. — Куда угодно, — холодно отрезал Тал Тал. — Чтобы духу его в моём доме не было! Ребёнок, будто поняв смысл этих слов, зашёлся в ещё более яростном рёве. — Выполнять! — почти рявкнул стратег, в целом не выносивший громких звуков, но этот плач был особенно нервирующим, он словно выкручивал внутренности и заставлял морщиться как от зубной боли. — Как прикажете, господин военный советник! — бодро отрапортовал Чо Дан, пряча за бравадой абсолютное недоумение — куда девать ненужного отцу младенца на ночь глядя у него не было ни малейшей идеи. Надо ли говорить, что с такой проблемой он сталкивался впервые в жизни? Тем не менее, хорошо понимая, что не может ослушаться приказа своего командира, офицер подошёл к столу, бережно двумя руками взял корзину и послушно проследовал к выходу из кабинета. Но не успел он переступить порог, как дверь распахнулась, и оба мужчины просто остолбенели: в проёме стояла Юн Ми. Впрочем, стояла — это не то слово, девушка скорее висела, всем телом опираясь на руку Му Чжина, лицо которого выражало не только раскаяние в невыполнении отданного ему генералом приказа оставаться в доме госпожи Мо Ран подле его супруги, но и бесконечное смущение от такой непозволительной близости женщины, да ещё и принцессы крови. — Как вы могли… — с трудом сосредоточив взгляд на муже, прошелестела Юн Ми, впрочем, её слабый дрожащий голос не мог перекрыть шум в кабинете, и Тал Тал скорее понимал сказанное по еле заметным движениям губ. — Как могли увезти от меня моего мальчика? Несмотря на то, что стратега охватил настоящий ужас, ибо он никак не рассчитывал на столь скорое появление супруги и, уж тем более, в такой кошмарной ситуации, он совладал с собой и, как всегда не желая выяснять отношения при посторонних, отрывисто велел своим офицерам: — Оставьте нас. На лице Му Чжина проступило явственное облегчение, когда генерал буквально силой оторвал жену от его руки и, слегка приобняв, повёл было к креслу, но тут принцесса из последних сил вцепилась в ручку корзины в руках Чо Дана и пробормотала, обращаясь к супругу: — Не отбирайте моего сына! Тал Тал даже представить не мог, какое мучительное объяснение его ожидает, тем не менее, быстро взвесив все за и против, понял, что супруга не успокоится в своём заблуждении, а то и закатит истерику, если этого ребёнка унесут. Поэтому он коротко кивнул Чо Дану и глазами указал на стол. Офицер привычно повиновался молчаливому приказу своего генерала, вернул корзину на прежнее место и вместе с Му Чжином покинул кабинет. Едва стратег заботливо устроил супругу в кресле, та тут же подтянула к себе корзину и, не скрывая струящихся из глаз слёз, зашептала, разглядывая малыша: — Родной мой… Так вот ты какой… Драгоценный мой сыночек… Несмотря на то, что ребёнок, словно убаюканный ласковым тоном, тут же унялся и затих, каждое слово жены ранило Тал Тала в самое сердце, поэтому он сказал куда резче, чем собирался: — Это не ваш сын. Спустя несколько мгновений, поняв, что принцесса, всецело поглощённая любованием, его просто не слышит, он опустился подле неё на колено и, едва дотронувшись до её щеки, заставил обратить на себя внимание и повторил: — Это не ваш сын. Юн Ми растерянно заморгала, будто не в силах осознать услышанное, и с её губ слетел единственный вопрос: — А кто? — Не знаю, — Тал Тал старался говорить как можно мягче и спокойнее, ему было кристально ясно, что супруга не только ещё не оправилась физически, но и её эмоциональное состояние было куда более нестабильным, чем обычно. — Просто какой-то подкидыш. Не стоит даже думать о нём. Пойдём, я провожу тебя к нашему сыну. — Как вы можете, — стратегу показалось, что взгляд принцессы полыхнул яростью и непонятной ему обидой, но тут же угас — девушка обессиленно прикрыла глаза, но продолжала говорить, хоть и прерываясь на паузы. — Он же похож на вас… как две капли воды… С этим Тал Тал бы поспорил, сам он ровным счётом не видел в этом младенце никакого сходства с собой, за исключением цвета волос, но воздержался от дискуссии с явно с трудом удерживающейся в сознании супругой. — Тебе надо лечь, — внушительно произнёс генерал, поднимаясь на ноги и намереваясь отнести жену в её покои. — Я прикажу, чтобы тебе принесли сына. — А как же он? — несмотря на своё состояние, продолжала упорствовать принцесса. Её слабый голос был полон столь явного беспокойства, что Тал Талу это казалось не только чрезмерным, но и очень подозрительным — уж слишком легко она приняла ситуацию, которая его самого повергла в глубокий шок недоумения. Впрочем, он быстро решил, что у супруги просто нет сил на более бурные реакции, и счёл это за благо — этот ребёнок просто исчезнет, и, возможно, она даже не вспомнит о нём через несколько дней. — Я прикажу Чо Дану отвезти его в монастырь, — словно само собой разумеющееся, озвучил свои планы стратег. — Там о нём позаботятся. — Вы правы, мой господин. Тал Тал подумал, что ослышался — столь резкая перемена настроения жены показалась ему очень странной, поэтому он насторожился. Но тут же, заметив, что принцесса резко обмякла и стала буквально стекать с кресла, отринул все свои сомнения и подхватил девушку, не позволяя ей упасть. Внимательно вглядевшись в её лицо, стратег с облегчением понял, что она, несмотря на сильную слабость, оставалась в сознании: глаза её были лишь чуть прикрыты, а губы слабо шевелились, хоть и не издавали ни звука. Не собираясь больше тратить времени, выясняя очевидное, Тал Тал с женой на руках уже сделал было пару шагов, намереваясь наконец устроить её на так необходимый ей отдых, как Юн Ми, сделав над собой нечеловеческое усилие, прижала слегка подрагивающие пальцы к его щеке и впилась в его лицо самым молящим, но в то же время кротким взором. — Прошу вас, мой господин, — прошептала она так просительно и нежно, что проняло бы даже каменного Будду, не то что стратега, который теперь готов был бесконечно преклоняться перед мужеством этой хрупкой девушки, вынесшей за последние пару дней такие страдания, какие ему, взрослому сильному мужчине, даже не снились. — Пусть он останется сегодня. Только сегодня. В любой другой ситуации Тал Тал бы, разумеется, настоял на своём — этому ребёнку совершенно нечего делать в его доме, он был в этом целиком и полностью уверен, но сейчас, хоть и не признаваясь себе, ему отчаянно хотелось порадовать жену и исполнить любую её просьбу, любой каприз, лишь бы она почувствовала, насколько безмерно он признателен за те мучения, на которые ей пришлось пойти ради рождения их общего наследника. Впрочем, генерал быстро обнаружил и рациональные объяснения своей сговорчивости — конечно, тащить младенца почти ночью неведомо куда — а он и знать не знал, в каких местах принимают подкидышей — было лишь пустой тратой времени, учитывая, что монастырские ворота наверняка окажутся запертыми от заката и до рассвета. — Хорошо. Не успел Тал Тал даже закончить такое короткое слово, как лицо Юн Ми просияло таким искренним счастьем, что на мгновение девушка показалась стратегу совершенно прежней: бледное лицо чуть порозовело, глаза заискрились радостью и удовлетворением, а губы немного изогнулись в благодарной улыбке. — Он не побеспокоит вас, я обо всём позабочусь, — заверила принцесса. Казалось, это согласие словно вдохнуло в неё жизнь и вызвало прилив сил, голос всё ещё оставался негромким, но уже не прерывался на судорожные вдохи. — Малыша просто нужно накормить, перепеленать и… — И думать не смей! — резко оборвал её Тал Тал. — Тебе нужно восстанавливать силы. Чо Дан отнесёт его кормилице. — Обещайте, что я его ещё увижу, — прошептала Юн Ми, по-прежнему не сводя умоляющих глаз с лица мужа. — Не увозите его, пока я с ним не попрощаюсь, мой господин. Обещайте мне! «Сидя на тигре, сложно с него слезть», — подумал стратег, в душе которого вновь всколыхнулись подозрения. Но принцесса смотрела на него так искренне и открыто, что они тут же развеялись. «Она просто ещё не видела нашего сына, — тут же нашёл объяснение Тал Тал столь странному желанию супруги. — Вот и умиляется первому встречному ребёнку. Эта блажь не затянется». — Обещаю, — кивнул он и почувствовал, как у жены вырвался вздох облегчения. Она доверчиво прижалась к нему всем телом, обняв за шею. Этот простой жест отозвался в стратеге волной нежного трепета, не в силах совладать с собой, он едва коснулся тёмных волос в мимолётном поцелуе и наконец понёс принцессу в её покои.***
Тал Тал и не думал нарушать данное им слово — самолично устроив жену в её спальне, он строго приказал Ён Хве подобрать самых расторопных и умелых служанок, чтобы ни на мгновение не оставлять госпожу без присмотра. Конечно, поведение этой бывшей придворной дамы императрицы во время родов его наследника было просто возмутительным, но стратег был сейчас слишком измотан, чтобы заниматься ещё и хлопотами со слугами. Однозначно решив, что в ближайшее время обратится к жене дяди или к Вдовствующей императрице за толковой и преданной управляющей, он убедился, что жена уснула, и только тогда направился в комнаты, отведенные его сыну. Почти неслышной поступью подойдя к огромной кровати, что размерами не уступала взрослой, только по бокам её украшали искусно вырезанные перегородки, чтобы малыш не мог самостоятельно из неё выбраться и расшибиться, Тал Тал увидел сразу два мирно спящих подле друг друга свёртка. На мгновение в нём поднялось раздражение — не место было этому подкидышу рядом с его законным наследником, но он сразу же вспомнил, что другого подходящего безопасного места для младенца в доме было не сыскать. И, естественно, кормилица, дремавшая в кресле рядом с постелью, но моментально поднявшаяся на ноги при появлении хозяина, разместила второго ребёнка рядом со своим подопечным. «Ничего, это только на одну ночь», — успокоил сам себя стратег и сосредоточился на сыне. Его личико по-прежнему было нездорового бордово-фиолетового цвета, но оно уже не казалось Тал Талу безобразным. Отёк потихоньку спадал, уже ясно различался высокий благородный лоб, знакомая линия губ, узкий подбородок с намечающейся ямочкой — ребёнок был так похож на мать, что от благоговения перед этим чудом захватывало дух. Стратег даже не успел подумать о том, что не видит явного сходства с собой, подмечая в малыше всё новые и новые черты любимой женщины, он отчётливо ощущал, как в груди растекается такое непривычное тепло, словно сын, ещё не сделав ни одного осознанного движения, пробирался к отцу под кожу, вливался в его кровь и одним своим видом заставлял сердце, почти очерствевшее в многочисленных сражениях и политических интригах, биться чуть быстрее привычного. «Ты вырастешь настоящим воином, — мысленно поклялся Тал Тал, испытывая непреодолимое желание прикоснуться к сыну, взять его на руки, возможно, даже прижаться губами к пухлой щеке. Но он пересилил себя, отлично понимая, что не только матери, но и ребёнку жизненно необходимы сейчас сон и отдых, а не неуместные проявления едва начинающих в нём пробуждаться отцовских чувств. — И я буду рядом, чтобы направить тебя по верному пути настоящего монгола». Мысленно наказав себе выведать у дяди, с какого возраста должно отцу заняться воспитанием сына, стратег заставил себя отвести взгляд от малыша и направился было к двери — распоряжения Чо Дану по доставке известий о рождении племянника императора так и не были даны, наём новых солдат для охраны наследника должен быть начат как можно скорее, да и тревожные известия о бунтах в северных провинциях Юань, вновь полученные им этим вечером, не терпели отлагательств. Но не успел Тал Тал сделать и пару осторожных шагов, как до чуткого уха донеслось странное кряхтение, и он резко обернулся, не в состоянии справиться с охватившим его беспокойством — таких необычных звуков ему прежде слышать не доводилось. Увидев, что сын также крепко спит, а кормилица немедля бросилась к подкидышу, у стратега отлегло от сердца, этот младенец его совершенно не интересовал, главное, чтобы не нарушал сонной тишины, царившей в покоях. Поэтому генерал, полный решимости немедленно потребовать убрать куда подальше этого потенциального нарушителя спокойствия, если тот вдруг вновь примется орать во всё горло, строгим взором наблюдал, как кормилица укачивает маленький свёрток. Внезапно ребёнок распахнул сонные глаза и бессмысленным взглядом пробежался по окружающей обстановке. Но, вопреки опасениям стратега, не расплакался, а лишь на мгновение нелепо растянул губы в беззубой полуулыбке и снова затих. Только сейчас Тал Тал, на контрасте с видом собственного сына, осознал, сколь хилым и тщедушным было это маленькое существо. Ему даже на доли секунды показалось, что где-то глубоко внутри сердца шевельнулась жалость к никому не нужному в этом мире подкидышу, но генерал тут же разозлился на себя за столь абсурдное чувство. Решение было принято. Завтра этот младенец покинет его дом во что бы то ни стало, даже если принцессе вдруг вздумается опять упорствовать — стратег не собирался отступать, ей придётся смириться.***
Следующим утром Тал Тал проснулся куда ближе к обеду, чем к завтраку. Тем не менее, даже поняв, что солнце стоит значительно выше, чем он предполагал для своего пробуждения, в нём не шевельнулось и тени беспокойства, что упущено что-то важное. В конце концов, церемония представления его наследника императору и имянаречение были назначены на закате, и у него была уйма времени заняться устройством подкидыша. Поэтому стратег, совершенно не спеша и педантично, как привык, привёл себя в порядок, тщательно, будто перед боем, проверил все крепления чёрных доспехов, неторопливо съел поданный ему обильный поздний завтрак и только после этого, оседлав Коня, направился знакомой дорогой от борделя к собственному дому. Безотчётно, в чём мужчина даже не думал признаваться сам себе, в его промедлении была ещё одна важная причина — он хотел дать жене достаточно времени выспаться и хоть немного восстановить силы, а не будить её ранним утром, чтобы выполнить своё обещание и дать попрощаться с подброшенным младенцем. Почему-то сейчас для него было крайне важно сдержать данное жене слово, доказать, что она может на него полагаться даже в такой малости, хотя не сказать, что мысль об этом ребёнке была приятной. Но Тал Тал как всегда отринул свои чувства — этот подкидыш был для него просто очередной проблемой, которая требовала быстрого решения, а не эмоциональных переживаний. Искренне надеясь, что Чо Дан выполнил его приказ и разузнал, куда девают ненужных младенцев, генерал, добравшись до дома, отправился на поиски своего офицера. К своему удивлению, он не обнаружил его там, где должно — около спальни своей супруги. Впрочем, не было там с других солдат охраны, только молоденькая служанка, что тщательно выскабливала дощатый пол и, завидев хозяина, спешно поднялась и склонилась в поклоне. Слегка нахмурившись от недоумения, куда мог подеваться целый отряд воинов, каждый из которых прекрасно знал, что головой отвечает за Её Высочество, стратег решительно толкнул дверь в покои и просто остолбенел, увидев ту, что меньше всего мог ожидать. Госпожа Мо Ран, сосредоточенно сдвинув брови, расставляла в одной ей понятном порядке разнообразные склянки с лекарствами на туалетном столике принцессы. — Что вы здесь делаете? — вырвалось у Тал Тала. — Её Высочество ранним утром послала за мной, — пояснила та, не отрываясь от своего занятия. — Она ещё слаба, но хочет сама заботиться о малыше. Я помогла ей. Подавив в себе вопрос, где же сейчас находится его супруга, стратег решил спросить о том, что изводило его уже второй день. — Госпожа Мо Ран, — с лёгким поклоном начал он, — я признателен вам, что вы спасли мою жену и сына. — Набитый золотом увесистый мешочек перекочевал из руки генерала на поверхность столика. — Но ведь именно ваше зелье, продлившее беременность, едва не сгубило их. — Это было решать не вам, — спокойно возразила женщина. — Это лишь её право. Право матери. — Которое едва не стоило жизни не только ей, но и моему сыну, — укорил Тал Тал, которого до сих пор раздирали противоречивые чувства, у него впервые не было ответа, стоила ли честь клана такого риска. А при одной мысли, что исход мог быть совсем не таким оптимистичным, его и вовсе бросало в холодный пот. — Мальчик был в безопасности, — словно само собой разумеющееся, ответила госпожа Мо Ран. — Чревосечение известно уже много веков, вот только оно всегда стоит женщине жизни. Тал Тал едва не вздрогнул от прокатившихся вдоль позвоночника мурашек ужаса при этих словах. Он, разумеется, читал о подобном ещё в греческих мифах, но, признаться, счёл это полным вздором и художественным вымыслом. И одна мысль о том, что его жена согласилась на такой кошмарный и мучительный конец, была совершенно непереносимой. — Даже не думайте винить Её Высочество, она рисковала только собой, — между тем продолжила госпожа Мо Ран. — И это её право. Не только мужчины готовы принести себя в жертву ради высокой цели. И ваша супруга, и ваша мать, — заметив, что в глазах генерала мелькнуло недоумение, женщина утверждающе кивнула: — Вы же не думаете, что зачать ребёнка в столь зрелом возрасте, как у неё, было легко? Стратег, признаться, об этом вообще не задумывался. Зато теперь стало кристально ясно, кто свёл принцессу с этой женщиной, которая до сих пор в нём вызывала неоднозначные чувства. Да, он был обязан ей жизнями самых дорогих ему людей, но при этом определённо бы предпочёл никогда с ней не встречаться в дальнейшем. — Не беспокойтесь, — с лёгким смешком сказала госпожа Мо Ран, словно подслушав его мысли. — Наш совместный путь окончен. Ни с вами, ни с вашей супругой мы никогда больше не увидимся. Едва закончив эту фразу, женщина на мгновение склонила голову в поклоне и тут же исчезла, не забыв прихватить золото. После ухода госпожи Мо Ран, Тал Тал в ожидании супруги внимательно рассмотрел оставленные лекарства, предназначавшиеся принцессе. Тут же, аккуратными иероглифами, были написаны рецепты и пропорции для приготовления различных снадобий от многих недомоганий. Некоторые из них показались ему весьма любопытными и необычными, и он ещё раз внимательно перечитал их, запоминая каждое слово. Минуты бежали за минутами, но принцесса в комнате так и не появлялась. Недоумевая, куда могла запропаститься ещё явно непоправившаяся супруга, Тал Тал решил, что единственным местом, куда она могла пойти, была детская. «Вот неугомонная!» — с досадой подумал он, но при этом с удивлением ощутил, что в сердце встрепенулась нежность. Такая материнская самоотверженность с точки зрения генерала была явно излишней, но не могла не вызывать уважения. Поэтому он направился в противоположное крыло дома, где и находились покои малыша, чтобы тот случайно не потревожил родителей. Стратег немного сожалел, что ему не удалось встретиться с женой наедине, ведь давно и тщательно выбранный подарок — кольцо с роскошным белым нефритом — он ещё утром вложил в мешочек с портретом принцессы, что неизменно носил на груди. Тал Тал и сам не мог сформулировать, почему хотел непременно вручить кольцо с глазу на глаз, он ни в коей мере не рассчитывал на какие-то особенные проявления благодарности и уже тем более, Будда упаси, на близость. Сейчас для этого было совсем не время, но всё же этот жест казался ему очень личным, ведь на камне он приказал ювелиру вырезать утку мандаринку. Впрочем, стратег быстро решил, что удобный случай ещё непременно представится, ведь он был полон решимости настоятельно попросить жену поберечься и вернуться в спальню. А уж если она так хочет заниматься сыном — его ей тут же принесут, здесь Тал Тал и не думал чинить препятствий. Но, достигнув детской, он пришёл в полное недоумение — там не было никого, если не считать служанки, что перестилала постель. Неприятное предчувствие заскреблось глубоко внутри, неужели принцесса в её состоянии решилась на прогулку? Немыслимо! Такого непослушания уже стратег при всём своём стремлении быть как можно более мягким и предупредительным с супругой, стерпеть не мог, поэтому резко бросил замершей перед ним в поклоне служанке: — Где Её Высочество? — Не могу знать, господин военный советник, — залепетала та, видя, как на глазах суровеет лицо хозяина: его глаза немного сощурились, губы сжались в тонкую полоску, а от стиснутых зубов резко обозначились желваки. — Она приказала приготовить паланкин, но куда отправилась — я не знаю. «Паланкин?» — едва не взревел Тал Тал, но, к счастью, быстро взял себя в руки. Его мозг чётко работал, перебирая всевозможные варианты, и по всему выходило, что жена опять обвела его вокруг пальца, как сопливого мальчишку. Однако ему отчаянно не хотелось верить, что принцесса могла с ним поступить так подло, поэтому, стараясь, чтобы голос звучал как всегда ровно и размеренно, спросил: — А кормилица и… — стратег немного помедлил, но, не желая какой-то жалкой служанке разглашать подробности жизни хозяев, решился употребить это слово: — …дети? — Маленькие господа с Её Высочеством, — подтвердила самую страшную догадку генерала девушка. — А кормилица на кухне, изволите её видеть? Тал Тал даже не стал дожидаться окончания фразы и вылетел из комнаты как ошпаренный. Сейчас ему как никогда было ясно, что его брак висит на волоске и такого предательства он никогда жене не простит. Оставалось лишь уповать на скорость Коня, который, если это было угодно его хозяину, до дворца императора долетал в рекордные сроки.***
Презрев все правила этикета, предписывающие оставлять лошадей в конюшне у Главных ворот дворца, стратег остановил Коня только когда достиг огромного павильона, в котором находился тронный зал Поднебесной. Ещё издалека он заметил хорошо знакомый ему паланкин, стоявший прямо у величественных ступеней, что вели внутрь. При виде него сердце неприятно ёкнуло в груди и причиной тому была совсем не бешенная скачка — просто ему стало понятно, что он безнадёжно опоздал. На мгновение адски захотелось повернуть назад, сделать вид, что никакой семьи в его жизни нет и никогда не было, уехать от Дайду далеко-далеко и никогда больше не возвращаться. Но Тал Тал тут же устыдился этой слабости — как бы то ни было, мужчине должно было встречать все невзгоды лицом к лицу и ни в коей мере не бежать от ответственности за любого члена своего клана. Поэтому он лишь глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и тяжело спешился. — Опаздываете, Ваше Высочество, — с лёгким укором приветствовал его запыхавшийся советник Чжан, тоже, по всей видимости, пренебрёгший в этот раз пунктуальностью. В ответ стратег полоснул таким холодным взглядом, что тот замер с разинутым ртом. Едва войдя в огромные, гостеприимно распахнувшиеся перед ним двери, Тал Тал понял, что все члены семьи императора, а также их доверенные приближённые были здесь: Тха Хван восседал на троне Дракона, гвиби, Вдовствующая императрица и Байан-Хутуг занимали свои привычные места за столами лишь на ступень ниже государя, остальные же жёны государя, как и Маха, державший за руку Аю, чести сидеть не удостоились и двумя ровными шеренгами образовывали широкий коридор вместе с остальными придворными. Если бы стратег был хоть чуточку внимательнее, то он бы обязательно заметил, что и Байан с супругой, а также и некоторые наместники тоже были приглашены. Но взгляд генерала целиком сосредоточился на девушке, стоявшей к нему спиной, даже не дрогнувшей и не попытавшейся обернуться при его появлении. Принцесса, распрямив хрупкие плечи и величественно подняв голову, смотрела прямо в глаза брату. По бокам от неё стояли главный евнух императора Колта, державший черноволосого малыша, и старший евнух Док Ман с рыжим подкидышем на руках. Тут же, чуть в стороне, замер и главный придворный лекарь. — Тал Тал, опоздать на церемонию имянаречения собственного наследника мог умудриться только ты, — с плохо скрытой неприязнью заявил император. Стратегу не оставалось ничего другого, как молча поклониться. — Да знаю, знаю, — махнул рукой Тха Хван на это невербальное извинение, — у тебя одни государственные дела на уме. Но если уж Будда двойной милостью благословил ваш союз с Её Высочеством, то даже я, владыка Поднебесной, не буду ему перечить. Подойди. Генералу казалось, что его сапоги внезапно стали на пару десятков дань тяжелее, каждый шаг требовал от него невероятных усилий, тело будто бы отказывалось принимать участие в этом театре абсурда. Чувство беспомощности захлёстывало, порождая в душе лавину обиды и вскипающей злости. Он сам себе виделся жалкой марионеткой, которую дёргает за ниточки опытный кукловод, заставляя играть по угодным себе правилам. И больше всего бесило то, что в этой роли выступала его жена, которую ещё вчера был готов не только одарить всеми сокровищами мира, но и приоткрыть ей собственное сердце. Путь к подножию трона показался Тал Талу вечностью, мозг лихорадочно работал, выискивая хоть какую-то лазейку, чтобы выбраться из этой западни, но не находил. Да, он мог заявить, что супруга на время повредилась умом в родовой горячке, призвать в свидетели госпожу Мо Ран, наконец, признаться, что своими глазами видел рождение своего единственного сына, но было страшно даже представить, какой грандиозный скандал разразится, если вскроется правда: на его клан ляжет пятно позора, нынешнее уважение окружающих сменится презрением, а принцесса непременно понесёт жестокую кару за лжесвидетельство и прямой обман государя Поднебесной. Так и не решившись остановить этот фарс, стратег занял своё место подле жены и ещё раз поклонился императору, жалея только о том, что не может вернуться во вчерашний вечер и решить проблему, обусловившую сегодняшнюю катастрофу, одним махом. Тха Хван, стараясь двигаться степенно и величественно, спустился по ступеням и первым делом обнял сестру: — Ты славно потрудилась, ханим. Сегодня счастливый день для всей Поднебесной! На закате будет устроен пир в честь обоих моих племянников! По залу пронёсся одобрительный гул, переросший в стройный хор голосов: «Милость Вашего Величества безгранична! Слава императору Юань!» — Благодарю вас, Ваше Величество, — с поклоном произнесла принцесса. — Вы очень щедры и великодушны. Тха Хван поднял руку, останавливая слова благодарности и явно прося тишины. Некоторое время он внимательно рассматривал то одного малыша, то другого, а потом с явным удивлением в голосе заявил: — Они совершенно разные! Этот — настоящий потомок нашего великого предка Чингисхана, а этот — сразу видно — меркит. Тал Тал, ты, должно быть, вне себя от радости? — Разумеется, Ваше Величество, — сквозь зубы процедил стратег, ничего другого ему ровным счётом не оставалось. — Такая неожиданность, — император взял на руки темноволосого мальчика, к которому явно отнёсся с куда большей благосклонностью, чем ко второму. Но тут же о чём-то вспомнил, улыбка на лице угасла, и он обеспокоенно спросил, обращаясь к лекарю: — Ты же обещал, что они родятся в начале зимы? А Ли Дун будем праздновать только через шесть дней. — Что вы, Ваше Величество, — тут же затараторил тот, опасаясь, как бы его не обвинили в невежестве, — человеческое тело не солнце, чтобы следовать чёткому графику. А уж для двойни роды чуть раньше срока — дело совершенно обычное. Тха Хван с сомнением уставился на старика, но, заметив подтверждающий кивок Вдовствующей императрицы, вновь расплылся в довольной улыбке. «Неужели она и это предусмотрела? — подумал Тал Тал, у которого от вопроса императора на мгновение ушла земля из-под ног. — Может, пойдя на этот подлог, она просто хотела защитить нашего сына?» Он бросил осторожный взгляд на жену, в котором явно проступало невольное уважение, но девушка, смотря только на брата с малышом на руках, этого не заметила. — И как же вы хотели бы их назвать? — обратился к новоиспечённым родителям Тха Хван, и весь зал отозвался возбуждённым рокотом тихих голосов — обычно император единолично выбирал имя для нового родственника, и в дозволении назвать своих детей самостоятельно все присутствующие видели особую милость государя. Стратег на мгновение растерялся, он и думать не думал об имени для сына, поэтому такое предложение стало для него полной неожиданностью. Но принцесса ответила быстро, даже не помедлив и секунды: — Если вы дозволите, Ваше Величество, мы бы хотели назвать его Джаргал, — она кивнула на ребёнка в руках императора, — а этого — Шона. — Быть по сему! — милостиво согласился государь и, коротко коснувшись головы каждого из мальчиков, повторил их имена. — Также объявляю, что дарую одному из своих племянников титул джинонга… Удивлённые, а местами и возмущённые возгласы, раздававшиеся по всему тронному залу, ведь этот титул ранее мог быть пожалован только второму сыну императора, а никак не наследнику другого рода, заглушил тихую подсказку принцессы: — Ваше Величество, Джаргал родился первым, именно он старший брат. Услышав дополнительное обоснование, которое полностью соответствовало его собственным предпочтениям, Тха Хван, повысив голос, произнёс: — Его удостаивается Его Высочество Джаргал! Теперь уже Тал Тал совершенно ничего не понимал — от него, безусловно, не ускользнул тонкий манёвр супруги, благодаря которому столь высокое положение, о котором для собственного сына он даже мечтать не мог, досталось их настоящему наследнику. Но зачем в таком случае было представлять императору сразу двух малышей, а не просто избавиться от лишнего?! «Ее логика совершенно непостижима, — с досадой подумал стратег, но не мог не признать, хотя бы наедине с собой — весь его опыт общения с женой однозначно свидетельствовал, что она отнюдь не из тех, кто действует из капризов или простой женской прихоти. И, если он не понимал её мотивов, это совершенно не означало, что их нет. — Скорее бы всё это закончилось, тогда я заставлю её объяснить, какого дьявола она это затеяла!» Не сказать, что обида и злость на принцессу в его душе улеглись, но разумом Тал Тал понимал, что ситуацию вспять уже не обратить, и отныне он будет обязан позаботиться, чтобы не один, а сразу двое сыновей не посрамили честь клана. Но так легко прощать жене очередную самовольную выходку генерал абсолютно не собирался, он поставит её на место и доходчиво объяснит, что если она ещё раз посмеет пойти против воли мужа — за этим неминуемо последует суровое наказание. Стратег настолько ушёл в свои мысли, что не обратил внимания, как Колта подобострастным шёпотом подсказал своему господину, который полностью увлёкся, агукая и развлекая так полюбившегося ему племянника: — Ваше Величество, кольцо! — Ах да, — спохватился император. — Тал Тал, надеюсь, ты не забыл про кольцо ханим? Только услышав собственное имя, генерал заставил себя оторваться от размышлений, как лучше спланировать крайне тяжёлый разговор с женой. Не так, ох, совсем не так он в своих мечтах видел вручение этого кольца. Но отказать государю было решительно невозможно, поэтому Тал Тал аккуратно потянул за шнурок, достал кольцо из мешочка и вложил, стараясь спрятать от посторонних глаз вырезанный на камне рисунок в собственной ладони, в руку супруги. Та бросила мимолётный взгляд на украшение и вежливо, как предписывали правила, поклонилась мужу. Но стратег был готов поклясться, что успел заметить блеснувшие на её глазах слёзы, и судя по тому, что и уголки её губ на доли секунды скорбно опустились, это явно были не слёзы счастья, что привело его в полное замешательство, и он мысленно добавил в предстоящий разговор с женой ещё один пункт. К счастью, на этом аудиенция завершилась, император покинул тронный зал, а за ним и остальные потянулась к выходу. Уже стоя у паланкина жены, Тал Тал не терпящим возражений тоном строго проговорил: — Жду вас у себя в кабинете как можно скорее. После этого коротко поклонился, вскочил в седло и направился домой.***
То ли быстрая езда отрезвила голову, то ли просто пришло время начать уже смиряться с ситуацией, то ли миниатюрный портрет, на которой Тал Тал смотрел уже добрые полчаса, успокаивал раненную гордость и сердце, вновь познавшее горечь предательства, но генерал должен был признать, что сейчас куда более готов к обстоятельному взвешенному разговору, чем в самый первый момент, когда понял, что отныне будет считаться отцом двоих сыновей. Тогда его с головой захлестнула ярость, заставляя умолкнуть голос рассудка, и что бы он наговорил жене, не будь они в этот момент в тронном зале — не знал и он сам. Время, хоть и не слишком продолжительное, помогло ему совладать с собой. Почему-то сейчас в голову настойчиво лезли не самые приятные воспоминания: то позорное «свидание» в библиотеке, после которого был устроен их брак, мучительная ревность и боль, когда он считал жену обесчещенной, свадьба принцессы с Ван Ю, её обман в стремлении любой ценой сохранить беременность… И только сейчас пришло понимание, что любое из этих событий и все последствия могли быть куда менее болезненными, если бы… Если бы они с принцессой были способны откровенно поговорить друг с другом. Даже слова Конфуция, которые с ранних лет Тал Тал знал наизусть, обрели для него новый смысл: «Не говорить с человеком, который достоин разговора, значит потерять человека». А терять жену, которую он даже не просто любил, а бесконечно уважал и почитал как мать своего наследника, в планы стратега отнюдь не входило. Несколько раз пообещав самому себе быть как можно более сдержанным и снисходительным к супруге, он убрал портрет и, придав лицу выражение полной невозмутимости, стал ожидать визита принцессы. Девушка появилась на пороге куда быстрее, чем Тал Тал рассчитывал. От неё исходила такая мощная аура уверенности и спокойствия, что даже дураку было понятно — раскаиваться и молить о прощении она отнюдь не собирается. Разговор, ещё даже не начавшись, явно пошёл не по плану военного советника, что совсем не радовало. — Явилась, как вы приказывали, мой господин, — поклонилась Юн Ми. — Извольте объясниться, — ледяным тоном приказал генерал, полный решимости добиться не только извинений, но и исчерпывающих объяснений произошедшему. — Сначала позвольте мне сесть, — последовало… требование?! Внутренне поразившись, насколько хорошо жена сохраняет самообладание, не выказывая перед ним ни страха, ни чувства вины, Тал Тал встал и молча отодвинул для неё кресло. — Благодарю вас, — царственно кивнула девушка, присаживаясь. — Церемония меня утомила, мне ещё трудно долго стоять. — Что не помешало вам проявить сегодня редкую прыть, — едко заметил стратег. — Снадобья госпожи Мо Ран очень помогли, — не стала отпираться принцесса, улыбнувшись самой умиротворённой улыбкой, которая окончательно вывела Тал Тала из себя. «Она ещё и издевается? — зло подумал он. — Должна была пасть на колени и Буддой заклинать меня простить её глупость!» — Итак, почему вы это сделали? — ему удалось взять себя в руки, только внезапно потемневшие от едва сдерживаемого гнева глаза выдавали, что это спокойствие лишь напускное. — Закон степей гласит: «Любой ребёнок обязан выжить», — словно что-то само собой разумеющееся, пояснила принцесса. — По-вашему, мы должны презреть традиции наших предков и дать умереть невинному ребёнку только потому, что не хотим лишних хлопот? Тал Тал даже на мгновение замер от неожиданности. Он, признаться, совсем забыл об этом старом обычае кочевников, которые принимали любое дитя своего племени, независимо от того, кем были его родители. Но едва открыл рот, чтобы возразить, что это всего лишь пережиток прошлого, как Юн Ми повелительно подняла руку, заставляя мужа умолкнуть: — И особенно отвратительно мне понимать, что именно вы, — она особенно подчеркнула последнее слово, — вы, который лучше всего знает, что такое расти сиротой и состояться в жизни только благодаря тому, что от вас не отвернулся дядя, не готовы открыть двери своего дома для вашего же незаконнорождённого сына? Стратег просто оторопел, непонятно, что его задело за живое больше — напоминание о его далеко не благородном происхождении или утверждение, что этот подкидыш — его родной сын. — Если вы не можете проявить душевную щедрость — её проявлю я, — продолжила принцесса. — Я буду ему матерью и позабочусь о том, чтобы он вырос достойным представителем нашего клана. Вы признали его своим сыном перед всеми, этого совершенно достаточно. Большего я не смею от вас требовать. С этими словами девушка поняла, что больше не вынесет этого противостояния, её силы неумолимо иссякали и держать лицо становилось просто невозможно. Поэтому она тяжело поднялась на ноги и замерла в поклоне. А затем, резко развернувшись, направилась к выходу из кабинета. Всё, абсолютно всё сейчас шло не так, как рассчитывал Тал Тал. Не он был строгим судьёй, а она смиренной подсудимой, наоборот, каким-то непостижимым образом она стала жестоким обвинителем, даже не нуждавшимся в его оправданиях. — Почему вы решили, что это мой сын? — вырвался у генерала вопрос, который, по-видимому, попал-таки в цель и стал для принцессы последней каплей — остановившись, но так и не обернувшись, она будто сникла: прежде идеально прямая спина немного ссутулилась, плечи опустились, а в голосе зазвенели еле сдерживаемые слёзы. — У меня есть глаза, — с горечью произнесла Юн Ми, отчаянно пытаясь сохранить остатки самообладания и не сорваться в безобразную истерику и бесконечные обвинения. — Я видела его, только слепой не заметил бы сходства. И видела записку, которую вы получили, хоть вы и перевернули её чистой стороной, но бумага была слишком тонкой… Она еле слышно всхлипнула. Этого Тал Тал уже вынести не мог — допустить, чтобы жена видела его самым последним подонком, готовым отказаться от родной плоти и крови, было совершенно невозможно. Поэтому он встал, подошёл к девушке, осторожно стёр маленькую слезинку, катившуюся у неё по щеке и, взяв её руки в свои, внушительно проговорил: — Я уже говорил — это не мой сын. — Как я могу вам верить! — в отчаянии повысила голос принцесса. — Вы всегда отмалчиваетесь, всё скрываете, никогда ни о чём не рассказываете. И вы хотите, чтобы я вам верила? — Успокойся и сядь, — стратег почти силой заставил её вновь опуститься в кресло. — Что ты хочешь узнать? Клянусь, я не скажу ни слова лжи. — Обещаете? — Юн Ми посмотрела на него с такой детской искренней надеждой, словно он был единственным мужчиной на свете, способным развеять её боль и сомнения, что у Тал Тала сердце в груди перевернулось, но он, стараясь не выдать своих чувств, лишь кивнул. — Хорошо, — принцесса стиснула подрагивающие пальцы в замок и поднесла их к губам, будто готовясь к самому страшному. — Расскажите мне о ней, — заметив недоумённый взгляд, она пояснила внезапно севшим голосом: — Расскажите мне о Цэрэн…