Последний август

      Короткий стук в дверь, как маленькая традиция — Ди, не отвлекаясь от экрана ноутбука, уже на автомате разрешает войти, зная, что в их доме никто, кроме Матильды, даже и не думает стучаться.       — Вы уже поладили? — сходу со смехом произносит Матти, аккуратно закрывая за собой дверь, проскальзывая в комнату.       Ди перестаёт печатать и смотрит себе под руку — уже на инстинктивном уровне понялось, что речь идёт именно о затихших крысах. Неуёмные грызуны, до этого постоянно ворочающиеся и едва не устроившие между собой бои без правил, наконец-то успокоились и просто улеглись под боком, объявив крысиное перемирие. Парень фыркает: неплохо они устроились — поужинали, подрались и спать.       — Можно и так сказать, — Ди пожимает плечами и, чуть помедлив, закрывает ноутбук, откладывая его. Ничего особого он не сделал, чтобы поладить с крысами — сами как-то притёрлись уже за пару дней, словно всё так, как и должно быть.       Матильда смеётся и садится на кровать, стараясь не тревожить мелких задир, что уже начали недобро щуриться на нарушителей спокойствия. Невольно вспоминается, как и она с Мией растили подаренную крысу — подруге так же, как и Ди, привезли крысу уже достаточно взрослую, чтобы она могла обходиться без матери.       Вот только Мие подарили только одну и пришлось покупать вторую компании ради — тогда же они и узнали о том, насколько быстро крысы плодятся. Поначалу всё было под контролем, но в этот раз… немного не уследила. Хорошо, что удалось легко пристроить мелких — даже оставшихся, помимо тех, что теперь живут у Ди.       — Как ты, кстати, назвал их? — интересуется Матильда, погладив крысят — белая, выглядящая безграничным безразличным засранцем, почти не реагирует, а чёрная, кажется, мечтает выловить момент и неожиданно больно цапнуть за руку. Очаровательные дети.       — Чи и Тоби, — спокойно отвечает Ди, пересаживаясь так, чтобы подложить под себя ногу и развернуться к крысам и Матти       Матильда в ответ улыбается — звучит как-то… по-азиатски. В подобном она разбирается на уровне «в Японии крутые рок-группы», хотя знает, что Ди иногда смотрит местные мультфильмы — те, что она краем взгляда успела уловить, выглядели круто.       Додумать об этом не позволяет крысёныш, всё же клацнувший небольшими зубками — Матти машинально отвела руку, но после, осознав факт небольшого покушения на свою жизнь, рассмеялась.       — Меня никогда крысы не любили, почему-то, — признаётся Матильда хмыкнувшему Ди, к которому они, почему-то, липнут как к своему лучшему другу, — крысы Мии тоже меня не очень признают. Это из-за моей любви к змеям, да?       — Может, из-за твоей привычки постоянно что-то недоговаривать? — спокойно предполагает Ди, отстранённо наблюдая за тем, как Матти, в очередной раз попытавшись сюсюкаться с крысами, терпит неудачу — маленькие лапки обхватывают руку и не отпускают, позволяя себе удобно вцепиться зубами в неё, но на это, видимо, не обращается внимание.       Матильда заторможенно моргает, пытаясь понять сказанное. Он о недавней встрече с её подругами?       — Тебя… обидело, что я тебе не рассказывала о группе? — уточняет Матти, аккуратно подбирая слова и, легко отцепив маленького вредителя от себя, больше не лезет к ним, обращая всё внимание на Ди.       — Нет, — Ди закатывает глаза, уже жалея, что сказал это вслух, — забей.       — Да ладно тебе, — Матти отмирает и, снова улыбнувшись, со смехом садится ближе, прибирая хвосты крысят, чтобы случайно не придавить их, — я просто думала, что тебе это не интересно. И не хотелось тебя трогать, ну, знаешь… со всей этой музыкальной темой. Меня и занести может, а ты не Мия или Клэр.       Ди вздыхает и прикрывает глаза. Все эти ситуации в последнее время до оскорбительного глупые и напоминающие о том, что у него есть огромный такой пробел в знаниях — размером во все музыкальные темы. И быть самым умным человеком в комнате, как он привык, в окружении музыкантов не получается от слова совсем. И ладно, если раньше это был один лишь отец, — с ним он привык делить звание главного умника, — теперь же их стало незаконно много.       Мия пыталась поддеть его со своими ехидными вопросами. Слабо ли ему взяться за написание текста для песен? Ответ более чем простой — да.       Что он знает о правилах написания песенных текстов? Там есть слова и ритм. Как это работает вместе? Хрен разберёшь. Можно, конечно, вникнуть и попытаться научиться, но это, скорее всего, будет слишком убого.       И это так тупо. Без всяких заумных словечек и более развёрнутых пояснений — просто тупо.       Особенно то, что нормально сформулировать свои мысли и рассказать о них хоть кому-то не представляется возможным. То ли из-за собственного закрытого характера, то ли из-за того, что попросту некому.       Можно, конечно, было бы попытаться обсудить это с Матильдой, но у них подобное… имеет тенденцию плохо заканчиваться. К тому же она осознанно стала избегать все темы, связанные с этим, лишь бы лишний раз не бередить старые раны, так что к слову подобное не придётся — Ди не Матти, способная всё приплести к теме.       Ди опять вздыхает. Остаётся надеяться, что все эти музыканты скоро отпустят его, перестанут подпитывать желание научиться хоть чему-то и не будут подкидывать идеи для новых направлений, где можно себя попробовать. Эта маленькая мания, появившаяся слишком неожиданно, начинает напрягать.       — Серьёзно, не парься ты так, — Матильда ободряюще хлопает его по плечу, привлекая внимание к себе, — хотя я немного не понимаю над чем конкретно ты вздыхаешь. Поделишься?       Хочется снова закатить глаза и вздохнуть, но Ди отдёргивает себя от этого — пора уже заканчивать со своей пассивной агрессией. И самокопанием. В первую очередь с самокопанием, желательно.       — Забей, — снова отмахивается Ди, уже начиная думать над тем, как сменить тему. Очень неудобную тему. Чувство, что его вот-вот выведут на чистую воду, совершенно ему не нравится.       А она точно хочет откровений — Матти наверняка успела догадаться хотя бы о половине причин его недовольства, но ждёт, когда Ди сам признается.       Она всегда была на удивление проницательна по отношению к нему — Ди, откровенно говоря, порой забывал, что Матильда способна на это. Возможно, с непривычки — у него раньше не было человека, который настолько искренне хотел позаботиться о нём, стараясь улавливать перемены настроения. У родителей… более специфичные способы заботы.       — Сам же обвинил меня в том, что я что-то недоговариваю, — Матти смена темы не интересует, и она впервые за долгое время так напирает с желанием договорить, потому она чуть наклоняется к нему, встречается взглядом и с привычной улыбкой продолжает, — если не расскажешь, я применю своё самое страшное оружие.       — Пытка объятиями? — Ди фыркает, вопросительно выгибая бровь.       — Она самая.       Ди усмехается и разводит руками — угроза не сработала, допрашиваемый не готов расколоться просто так. Матильда в ответ смеётся и подсаживается ближе, — даже не замечая то, что крысы уже успели куда-то ускакать, — привычно обнимая, положив руки на спину и уложив голову на плечо. Ди никогда нормально не отвечает на объятия, максимум приобнимет за плечи, но даже этого хватает.       — Засранец ты, — добродушно вздыхает Матти, прикрывая глаза. — Но я всё равно не отстану. Ты паришься из-за слов Мии?       — И что дальше? — Ди снова цыкает, попытка перестать огрызаться на все неудобные вопросы провалилась с первого же подобного вопроса.       — Это связано ещё и с… — Матти на мгновение замолкает, думая, какие выражения лучше подобрать, но всё же продолжает, — с твоими неудовлетворительными музыкальными способностями?       — Какие слова выучила, — Ди закатывает глаза. Матильда в ответ смеётся и смыкает объятья чуть крепче. На удивление, злиться достаточно сильно не получается, как и раздражаться.       Всё же признаваться в чём-то именно ей — чертовски легко. Будь то собственная симпатия или неуверенность в себе, пусть даже пока что только между строк.       — Учусь у лучших, — с доброй усмешкой отвечает Матти, а после добавляет уже шёпотом, — и самых нудных.       «Самый нудный» привычно проявляет недовольство цоканьем, но не отрицает. Бесполезно спорить о подобном с человеком вроде Матильды. Та на это лишь веселится и ничего не говорит. Они оба какое-то время молчат, словно не зная, как продолжить разговор — даже слышно привычно матерящегося Хэви за стенкой, что стал уже вместо сверчков из фильмов.       — Мия, хоть и идиотка, но всерьёз предлагала тебе присоединиться к нам, даже если отрицает это, — тихо продолжает Матильда, и Ди чувствует, как она неосознанно перебирает пальцами его футболку на спине, явно нервничая, — и, знаешь, я была бы рада этому.       — Ты уже давно хотела предложить это самостоятельно? — спрашивает Ди, хоть и знает, что это так.       Она всегда говорила, что если не клеится с гитарой — можно попробовать себя в другом. Другие инструменты — или другие направления. Лирика к песням, например. Матильда, несмотря на свою безобидность, может быть достаточно хитрой — по-своему.       — Ты не представляешь, насколько давно, — честно отвечает девушка, — я уверена, что у тебя отлично получится.       Ди сомневается — как и всегда, когда дело касается музыки. Можно считать за привычку. Но что если и правда попробовать? Ещё раз?       Момент прерывают крысы — подростки, услышав, как что-то упало со стола, отстранились и сразу же оглянулись. Два хвостатых засранца, умудрившись уронив пару книг и найти интересную для них коробочку, оглянулись в ответ.       — Какого черта они решили схватить именно коробок спичек? — недовольно вздохнул Ди, вставая и уже готовясь отбирать вещицу у маленьких варваров.       — Зачем тебе… зачем вам вообще спички? — озадаченно воскликнула Матти, поднимаясь следом.

🎶🎶🎶

      Глэм, закончив с работой, откладывает документы и снимает очки, намекая, что наконец-то готов уделить время разговору. Ди, до этого скучающе вертевший в руках бездумно взятую со стола ручку, оглядывается на отца.       — Итак, о чём ты хотел поговорить? — с привычным спокойствием начинает Глэм.       В кабинете, как и всегда, когда отец работает, горит свет лишь от настольной лампы, а устоявшейся улыбки ещё нет — Глэм четко разграничивал рабочее настроение и обычное, домашнее, на которое не так просто переключиться обратно. Профессиональная привычка.       — Ты ведь в молодости играл в группе? — сразу спрашивает Ди, садясь чуть удобнее на стуле и откладывая ручку.       Глэм слегка наклоняет голову в заинтересованном жесте. Обычно о подобном больше спрашивал и расспрашивал Хэви, а старший сын мало интересовался, постоянно занимаясь чем-то своим, когда приходил Чес и устраивал вечер воспоминаний о былых временах. Да и разве интерес Ди к музыке не закончился на неудачном опыте с гитарой?       — Верно, — Глэм кивает, возвращая себе улыбку. Воспоминания об этом, хоть и очень давние, местами болезненные, но вызывают в основном положительные эмоции. Выступления в сомнительных барах с двумя слушателями, репетиции в захламлённом гараже… это было удивительное время, полное свободы.       — И ты будешь против, если я тоже попробую? — уже аккуратно продолжает Ди, словно опасаясь за реакцию на подобные слова.       — Это… очень необычное решение, — так же аккуратно отвечает Глэм, скрещивая руки в замок, — но не стоит опрометчиво бросать учёбу. Стоит для начала всё хорошо обдумать.       — Я знаю об этом, — Ди едва слышно цыкает, сам же прикусывая язык за то, что в очередной раз не сдержался, — сначала я закончу учёбу, а после займусь этим. Мне просто было интересно твоё мнение.       Глэм кивает. Это всё ещё его сын — рассудительный, здравомыслящий и настолько редко разговаривающий открыто с ним, что ценится каждый из таких разговоров. Вопросов остаётся много, но что-то не позволяет задать их всё — словно не хочется снова взболтнуть лишнего и лезть не в своё дело, особенно после мысли, что для Ди, несмотря на многое, важно его мнение.       Хотя кое-что прояснить обязательно стоит.       — Ты планируешь всё же научиться играть на гитаре? — уточняет Глэм.       — Это в прошлом, — отвечает Ди, и неуверенность выдаёт то, как он поправляет один из напульсников, но в словах всё равно звучит стальная уверенность в том, что подражать отцу больше не хочется, — я хочу попробовать что-то своё.       Глэм умело прячет лёгкое удивление под устоявшейся улыбкой. Как-то очень быстро и незаметно всё пришло от «хотел быть похожим на тебя» к «хочу попробовать что-то своё». И, откровенно говоря, неожиданно. Впрочем, понять, откуда ноги растут у этой идеи, не составляет труда. А ведь всё началось с того, что Гранж просто попросила присмотреть за её дочерью.       И, вспоминая об этом, Глэм переводит взгляд на календарь.       Она ведь завтра возвращается, да?