Лётчик.

Разговорившись с Юрой, Личадеев узнает много чего. К примеру того, что тот, оказывается, скрипач, у него своя тату студия. В свою очередь, Музыченко узнал о Паше то, что тот тоже музыкант, играет на аккордеоне, и фортепиано, из-за чего одно стоит в доме. Юра выслушал парня, прослушав догадку о том, что его на самом деле подбили. Молча соглашается, кивая и выдыхает. Все же, правда. Если его не будут искать, значит, кто-то захотел избавиться от летчика. — Все будет хорошо, мы тебя подлатаем, — широко улыбается Личадеев, забрав поднос у мужчины, а тот улыбнулся в ответ. — Ты хороший, Паш. Спасибо, — мурлычет Музыченко, наблюдая за тем, как щеки патлатого заливаются лёгким румянцем. — Я думаю, что и ты ничуть не хуже, — отвечает, и идёт к двери. — Что-нибудь нужно сейчас? — Нет, спасибо. Я бы отдохнул немного, а то голова раскалывается жутко, — отвечает лётчик, и слабо улыбается парню, осматривая свое тело, что было в ранах. Жёстко. Проводив взглядом Пашу, что только вышел за дверь, Музыченко прикрывает лицо ладонями, и улыбается так широко, как может. Он что, влюбился? Засыпать Музыченко не спешил, а скорее рассматривал стену и интерьер комнаты. Ну, Паша тут неплохо устроился в этом доме. Юра решает попробовать встать. Медленно откидывает одеяло, свешивает ноги с края кровати, и неуверенно ступает на деревянный пол. Ноги дрожат, и Музыченко придерживается за рядомстоящий стул со спинкой. Осторожно переставляя ноги, мужчина жмурится, но все же осторожно выходит с комнаты, буквально со скоростью улитки. Идёт на звуки, то есть на кухню, и натыкается взглядом на темноволосую женщину, что кружила по кухне. Это та самая Аня, верно? — Привет...? — спрашивает тихо, дабы не напугать девушку, а та поворачивается, приветливо улыбаясь летчику, и ест с кончика ножа. — Паша говорил, что тебя зовут Юра. А ещё, он сказал, что ты должен лежать на кровати, — Серговна хмурится, и слегка грозит Юре ножом. — Так какого черта ты встал? — Верно сказал, — кивает, и медленно подходит к столешнице, оперевшись ладонью о гладкую поверхность. — Я пить захотел. Где можно налить воды? Аня слабо улыбается, и наливает мужчине стакан воды, осмотрев его. — Благодарю, — улыбается Юра, глянув Ане в глаза, но отвёл взгляд. — Да не за что, ты чё, — смеётся девушка, улыбнувшись ему в ответ. — Тебе бы лечь обратно раньше, чем придет Пашка. Он ругаться будет, а я нет. — Это солнышко умеет ругаться...? — недоуменно спрашивает темноволосый, и когда понял, как назвал Пашу, слегка краснеет. — Паша ещё какое солнышко. Ты просто не видел его сущность сапожника, — Анна смеётся, широко улыбаясь и забирая пустой стакан из музыкальных рук мужчины, стоящего напротив. — Все, давай. Цыгель цыгель отседова. Пока не пнула, — Никитина тихо смеется, да отворачивается, продолжая нарезку фруктов себе на сериал. Юра же, решив не злить девушку, разворачивается, и хромает в сторону спальни, как раз успевая закрыть дверь, как с коридора послышалось «Я пришел!». Музыченко слегка ускоряется, и ложится на кровать, закутываясь в мягкое одеяло. Если Аню не хотелось злить или расстраивать, то Пашу тем более. Тот слишком солнечный мальчик, как кажется Музыченко. Слишком красив, слишком хрупок, чересчур нежен и прекрасен. Спроси у Юры неделю назад, кто ему нравится, он бы ответил про какую-нибудь неизвестную девушку, с сейчас безусловно ответом будет имя прекрасного парня Павла Личадеева. — Хэй, Юр, ты спишь? — голова Паши после третьего стука просовывается в комнату, а Музыченко поворачивается к двери, улыбнувшись парню. — Как видишь нет. Не спится. Куда ходил? — спрашивает с неподдельным интересом, слегка повернув голову набок, будто щенок, внимательно слушающий хозяина. — Да так, на очередную проверку. Два раза в день минимум надо делать так, — улыбается Личадеев, пройдя в комнату, смотря в темные омуты глаз Юры. — В один из таких нашел тебя. Представляешь что было, если б я решил не идти? Был бы пиздец, — кивает парень, тихо посмеявшись с того, что Юрий и вправду похож на щенка. — Голова не болит? — Не-а, все хорошо. Тебе не стоит так переживать за меня. У меня быстрая это…как ее…регенерация, во! — довольно улыбается Музыченко, щуря глаза, ну будто задумал что-то, а что — говорить отказывается.