Лётчик.

Музыченко, на удивление, просыпается первее всех в доме. Тот в длинной футболке выходит с комнаты, потирает свой глаз кулаком и жмурится от яркого солнца. Юра хоть и перебинтованный в большей своей части, но всё-таки он не мертвый, так что ходить может. Тот шоркает ногами и заходит на кухню. Лётчик уже немного ориентируется по дому, хоть и был лишь в двух комнатах. Мужчина наливает себе в стакан прохладной воды и опирается поясницей о столешницу. Как у него вообще почти ничего не сломалось? Интересный вопрос, хах. Правда, никто на него не узнает ответа. Музыченко стоит прямо напротив окна, пьет прохладную воду и смотрит на солнце, что медленно поднималось все выше из-за горизонта. Сначала оно переливалось с нежно-розового — прямо как румянец на щеках Паши, когда тому делают комплименты. После же цвет сменился на персиково-огненный — как мягкий оттенок кожи Личадеева. Почему у Юры даже цвета ассоциируются с Пашей? Слишком много Паши. Музыченко осторожно подходит к широкому окну, всматривается в нежно-голубое небо, что переливалось будто быстротечная река своими яркими красками. Мужчина ставит на темный подоконник прозрачный стакан и вздыхает, подперев голову своей ладонью, зафиксировав ее на ровной поверхности локтем. Тот как-то мечтательно вздыхает, смотря на утреннее небо и даже на пару секунд прикрывает глаза. Но, решив не упускать такой превосходный вид, тот вновь их открывает, слегка жмурясь от солнца, что решило внезапно «заплясать» на его лице, обдавая ровную — практически не загорелую — кожу мягкими утренними лучами. Юра даже бы позволил себе тихо засмеяться, если бы вовремя не вспомнил, что по дому спят ещё Паша и Аня. Музыченко что-то тихонько мурлычет себе под нос. Что-то, что он когда-то написал сам. В плетеном блокноте, что остался у них на базе. Мужчина выдыхает, и прикрывает глаза, немного качая головой в такт. Тот очень сильно шугается, и практически падает на пол, когда его плеча касается теплая чужая ладонь. — С-су-у-ука, — шепчет тот, глубоко и судорожно дыша, схватившись за сердце. Тот поднимает голову вверх, и видит Анечку, что виновато поджала на той самой руке, которой коснулась Юриного плеча, пальцы. Та тихонько хихикает, и прикрывает губы другой ладонью. — Извини, что напугала, — совсем уж ласково мурлычет она, и встаёт рядом с Юрой, который вернулся в свое первое положение. Тот вновь делает глоток освежающей — особенно с утра — воды. — Тоже не спится, да? — спрашивает тихо, и слабо улыбаясь, смотрит на девушку, что поправляла свои темные — словно уголь, или самая темная ночь в году — пряди волос, что непослушно после сна лезли в глаза. — Хах, да. Обычно так рано не встаю, но что-то сегодня вообще не то… — Серговна выдыхает, и слабо улыбается, делая глоток сока, что она недавно себе налила в кружку. Музыченко даже на пару мгновений залип на нее, а после вновь отвернулся к окну. — А вы…с Пашей типа вместе, да.? — явно неуверенно спрашивает Юрка, повернув голову в бок, прямо к Анечке. Та смотрит с каким-то прищуром на парня, а после смеётся, и легонько толкает его в бок. — Мы с Пашкой друзья-спасители. Просто дружим, но живём вместе. А что, м-м-м? — та дергает бровями и широко улыбается, смотря точно на мужчину. — Запал на Пашку, да? Он красивый. Я прям представляю вас двоих вместе… Юра краснеет, тихо смеётся и прикрывает глаза ладонью. — Так заметно, что я в него влюбился, да? — Музыченко говорит тихо, чтобы никто, кроме Ани его не услышал — хотя в комнате они все равно вдвоем. Но, все равно даже такие тихие слова эхом раздаются по «спящему» дому, и Юра смеётся. А за косяком двери стоит Паша. На протяжении минуты или двух. Он слышал последнюю тему разговора этих двоих. Точнее, он понимал, что сам является этой самой темой разговора. «Я ему нравлюсь…?» — мысль слишком отчётливо пульсирует в голове, а Личадеев лишь радостно улыбается и так же тихо, как и пришел до этого, шагает в сторону гостиной, увалившись туда на диван. Тот по-глупому влюбленно улыбается и смотрит в потолок. Ему не снится? Юра правда это сказал? Он будет точно обязан это все выяснить!