***
Завтрак прошел более чем успешно. Даже более чем отлично, если честно. Юра приготовил отменные блины, так что… Всех все устроило. А Пашу, кажется, больше всех; тот весь завтрак глупо улыбался, изредка кидая взгляд на Юру. — Это превосходно, — улыбается Аня, и встаёт со своего нагретого места, убирая посуду за парнями в посудомойку. — Спасибо большое. — Подтверждаю слова Анечки. Это просто восхитительно. Спасибо, Юр, — широко и солнечно улыбается Паша, и Музыченко невольно засматривается на его красивое лицо, что в свете утреннего, все ещё медленно поднимающегося, солнца кажется ещё более очаровательным. Юра встряхивает головой, и отворачивает ее, возвращая свое внимание посуде, которую он начал мыть, чтобы никто из друзей или влюбленных не напрягался. — Не за что благодарить. Это я вас двоих должен благодарить, правда. — Я скоро на обход пойду. Ань, не хочешь со мной? — спрашивает аккордеонист, и смотрит на девушку, что стояла за спиной Юры. Серговна поднимает бровь, и смотрит на Пашу, а после подталкивает лётчика локтем. Мужчина аж чуть тарелку в раковину не выронил от этого движения. Тот выключил воду, когда последняя чашка оказалась на полотенце. — Я не пойду. Возьми Юрку с собой, — та радостно улыбается, а Личадеев теперь смотрит на Музыченко, и уголки его губ невольно вздрагивают, да моментально складываются в миловидную улыбку. — Конечно. Идём, я дам тебе вещи. Ты нормально себя чувствуешь? Ничего не болит? — спрашивает слегка обеспокоенно голубоглазый, и совсем слегка тянет повязки Юры, проверяя, все ли хорошо лежит. Оба уже практически вошли в спальню вообще-то Паши, но в ней сейчас контуется Юра до полного выздоровления. — Все более чем восхитительно! — подаёт голос мужчина, и берет в руки вещи, которые даёт ему Паша. — Спасибо. А у Личадеева глаза счастливые, когда тот смотрит на Юру. На, более-менее здорового Музыченко. Оба парня быстро одеваются, и взяв с собой на всякий случай воды и аптечку — в связи с последними событиями — выходят из дома в сторону той же самой местности, где когда-то не очень давно подбили Музыченко.***
— То есть, ты серьезно работаешь на правительство? — слегка озадаченно интересуется Личадеев, и тихо выдыхает, ожидая ответа. — Да, но наша база находится в Питере, и ещё кроме того, что я работаю летчиком истребителя, у меня своя тату студия. Я это ведь уже говорил, верно? Я не помню — Музыченко же улыбается, и смотрит на парня, тихо смеясь. — А если правительство посчитало, что ты слишком много чего-то знаешь, и решило тебя устранить? Подбив в пустыре. Или, как думаешь? Я не знаю, — тот улыбается, тихо смеётся, подхватывая смех Музыченко, и кивая на его вопрос. Значит, у него тоже память дырявая? — Да нет, я не думаю, что им было бы выгодно убирать одного из тройки лучший пилотов. Думаю, это не… — Юра не договаривает, замирает и смотрит на свой разбитый истребитель, после тяжело вздыхает. Тот стоит пару секунд, пока не слышит тихое жужжание и шипение. Натыкается взглядом на чудом практически не мятое крыло, и вслушивается. — Первый! Первый, как слышно? — доносится откуда-то из-под того самого почти целого крыла истрпбителя? Юра бросается туда, и откапывает свою рацию. Кикир. Он не забыл! — Прием. Первый на связи, — отзывается Юра, смотря на непонимающего Пашу, и подзывает его ближе. — Юра, ты жив! С тобой все нормально? — вновь тихим шипением разносится голос друга, и Музыченко тяжело вздыхает, смотря на состояние своего тела. Он слышит явную усталость в голосе друга, и ещё облегчение, явно от того, что Юра вышел на связь. — Меня подбили три дня назад. Три же? — Музыченко смотрит на Пашу, и тот кивает. — Я не знаю, кто. Меня спасли, так что уже более-менее, — отвечает Юра, и даже затылком чувствует, как Паша смотрит на это все. Тот убирает палец с кнопки рации, и встаёт, подняв ее в руке. — Это мой союзник, и кажется, он единственный, кто помнит обо мне, — выдыхает мужчина, и смотрит Личадееву в глаза. Подмечает, что они сливаются с небом, и это делает их ещё красивее. Юра мнется, смотрит в глаза Паше, и совсем слабо улыбается. Музыченко ниже, смотрит на…друга…? Снизу вверх, и не только в глаза, но и на губы. — Полетите со мной в Питер, если меня решатся забрать? — неуверенно спрашивает Музыченко, слегка холодными пальцами касаясь руки парня. Паша взгляда от глаз Юры отвести не может. Тихо вздыхает, и слабо улыбается. — Не знаю. Зачем мы там нужны.? Просто решил забрать друзей отсюда, или как? — спрашивает Личадеев, смотря на Музыченко. Юра не обращает внимания на рацию, что находилась в руке, но пока не подавала сигналов жизни — Кикир молчал. Музыченко отводит свой взгляд, сжимает пальцы на ладони Паши слегка сильнее, и поддается вперёд, слегка привстав на носочки, чмокает парня в мягкие губы. А они ещё мягче, чем Юра думал. — Ты мне нравишься, Паш-милаш. Очень нравишься. Я не хочу тебя терять, и желаю забрать с собой… Если ты откажешься, я останусь тут, понимаешь? Я хочу остаться с тобой, — мурлычет Юра, пока Личадеев стоит, смотря на него и слушая мужчину. Щеки покраснели, и улыбка расползалась на его лице. Паша всматривается в его глаза, и тихо хихикает. Поддается вперёд, и Музыченко укладывает ладонь ему на затылок, вновь целуя, но уже по-настоящему. Сминает его губы, тихо дышит и вскоре отстраняется, как рация опять начала тихо шипеть. — Я люблю тебя, — говорит Юра, отведя взгляд. — Никто так не цеплял, как ты. Ты необыкновенный, просто восхитительный! Паша решает остановить болтовню Музыченко, и мягко его целует, отстранившись буквально через секунду. — Я тебя тоже люблю, — улыбается Личадеев, и тихо смеется. — А тебя вызывают. Ответь. Юра, с широкой улыбкой на лице, подносит рацию к лицу, и смотрит на Пашу. Кикир спрашивает про координаты, и Юра примерно прикидывает, и называет их.