Приезжай потом ко мне?
Малыш я буду поздноЯ не усну. Приезжай❤️
Гриша уже был у нее дома, и на ночь оставался, и на все выхи оставался. По правде говоря, он бы и жить там остался, но это уже слишком. Или это пока слишком, он не уверен. У Даши охуенная двуспальная кровать с высоким матрасом, на которой очень удобно заниматься всем и сразу — это он выяснил на практике, когда Даша первый раз предложила поехать к ней, хоть обстоятельства тогда были и не самые радужные.***
Финал турнира выдался очень напряженный. Несмотря на то, что настрой и желание играть вернулись, что-то с самого начала пошло не так, и к концу скопилось много незначительных мелочей, переросших во что-то значительное. На трибунах были родители, Кирилл и Гриша, с которым они договорились, что сегодня, когда все закончится, Даша познакомит его со всеми. Даша была настроена выиграть, была уверена, что выиграет. В какой-то степени серебро — это даже хуже бронзы, потому что ты знаешь, что ты МОГ БЫ лучше, мог бы максимально хорошо, но, в силу непонятно чего, у тебя не вышло. И ты просто второй. Третье место — это победа, второе — поражение. В течение тех семи дней, что продолжался турнир, они виделись только на играх и преимущественно издалека, но были на связи постоянно. Даша уже забыла, каково это, когда телефон постоянно разрывается сообщениями. Ракетку хотелось выкинуть куда-то подальше, чтобы она еще и разломалась в процессе, но это — неспортивное поведение. Даша Инсарова взяла себя в руки, вежливо улыбнулась победительнице и делала вид, что всем довольна, ровно до момента, когда на нее перестали смотреть. Вручение медалей и все эти чертовы формальности были натуральной пыткой; казалось, что от натянутой улыбки защемило нерв. В раздевалке хотелось откровенно расплакаться, но Даша продолжала улыбаться и делать вид, что все хорошо, и что она всем довольна. В конце концов, когда она выходила на самую первую игру, ей было наплевать даже на то, если она вылетит, толком не начав, но как все переменилось? — Я, наверное, домой поеду, — благо, перед родителями прикидываться не обязательно: уж они-то знают, что для Даши всем известное «главное не победа, а участие» звучит как «главное победа, а не участие». — Будет еще много турниров, малыш, не переживай, — мама как всегда оптимистична, папа, как ни странно, ее в этом поддерживает, добавляя многозначительное «да». — Тебя подвезти? — спрашивает Кирилл. — Нет, я такси вызову. — Ты уверена? Мы же на машине...нах, на машинах. — Да все окей, я на такси. Надо побыть одной. Даша про себя благодарит их за то, что никто тут не настаивает на ужине где-то в городе или на поездке домой. Киря последним обнимает на прощание и мягко хлопает по спине. У него, вообще-то, есть куча вопросов, но все их можно задать и потом. Вопрос о знакомстве Гриши с родителями отпал как-то сам собой, но вот Будек никуда не отпал: он сидит в машине (удивительно, но Назар, пребывающий в каком-то ультра-хорошем настроении, уже который раз разрешил взять тачку просто так) на парковке после сообщения «Подожди меня в машине», скроллит ленту инстаграма и дергает ногой в такт играющему по радио треку, не вслушиваясь в содержание. В предложке какие-то очень жопастые девули трясут своими пятыми точками и хлопают наклеенными ресницами. Гриша залипает на гипножопы из тик-тока; в чувства его приводит уведомление в верхней части экрана: «Посигналь фарами». Он делает, что сказали, и через минуту на пассажирское сидение залезает его малышка. Будек видел Дашу пьяную и веселую, Дашу пьяную и упрямо-раздраженную, Дашу трезвую и веселую, Дашу с красными от смущения щеками, Дашу с красными от возбуждения щеками и блестящими из-под полуопущенных век глазами. Видел Дашу в ужасном состоянии, до которого он ее довел: с размазанным макияжем, бледным лицом и синяками под глазами, Дашу апатичную — хоть и не вблизи, но ему издалека хватило, — с потухшим взглядом и без улыбки. Дашу со слезами на глазах — такое он больше видеть не хочет и сделает все, что угодно, только бы это не повторилось. Сейчас рядом с ним сидит злая и недовольная Даша, но злится она, скорее всего, сама на себя — что не смогла, не дотянула, проиграла. Руки скрещены на груди, нижняя губа выезжает чуть вперед, сведенные брови. Даша делает несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь привести себя в порядок, прикрывает глаза на несколько секунд, вдыхает через рот и поворачивается к Грише, решительно произнося: — Поехали ко мне. Гриша собирался че-то сказать на тему того, что главное — не победа, но уже успел передумать, да и вообще забыл, что хотел. Предложение очень внезапное, неприлично прямое, но заданное так, что не совсем понятно, чем они там будут заниматься у нее. Дома. У его девочки дома. Он еще там ни разу не был, и жутко интересно посмотреть, чтобы потом еще более в красках представлять, на какой именно постели валяется его Дашуля по вечерам, когда записывает ему войсы и видео. — О-оооо-кей, мадемуазель, куда прикажете, — улыбается Будек и снимает воображаемую фуражку, чтобы импровизированно салютануть. Ауди плавно трогается, скрипя шинами по асфальту парковки. Даша молчит какое-то время, решая, стоит ли сейчас начинать ныть и возмущаться, или сделать это потом. Выбирая между «сейчас» и «потом», приходит к решению, что ныть вообще не надо. Гриша рядом смотрит в основном на дорогу, но кидает на нее периодические взгляды, оценивая, когда можно начать базарить всякую чушь и не получить в ответ недовольное «завали ебало». Не в такой грубой форме, конечно, но что-то в этом роде. 10 минут спустя, когда Даша все еще продолжает молча смотреть вперед через лобовуху, но уже не хмурит брови, Будек решает рискнуть и начинает рассказывать нелепую историю про то, как недавно ехал на такси и слушал недовольные возмущения водилы о том, как его задолбали наркоманы гонять за закладками на один и тот же адрес, а Гриша поддакивал и возмущался, что «эта молодежь, конечно, просто пиздец! кругом одни наркоманы, куда ни плюнь!». У самого у него в кармашке был зип с шишками, который он забирал с того самого адреса, но машину вызывал на другой… Даша улыбается, качая головой, и очень задумчиво протягивает: — Я бы покурила сейчас. Гриша смотрит на нее, повернув голову целиком и забивая на дорогу. — Ну, если тебе ооочень хочется… у меня есть, — он делает паузу, поворачивая голову обратно, но продолжая косить в дашину сторону глазами. — С собой. — Ты с собой таскаешь такие вещи? — Там понты, пара косяков, это в пределах разрешенного. — Я думала, что это запрещено в принципе, а тут даже пределы разрешенного есть? — Ну, за такой вес ниче не сделают, это не уголовка. За такое не принимают обычно, типа. Ну. Больше мороки, оформлять это все, и все такое. Даша сводит брови, прикидывая все «за» и «против». Она тогда зареклась никакие наркотики вообще не употреблять, но это же просто марихуана, ее и в лечебных целях используют… Следующий турнир теперь нескоро. — Ну, пока едем, ты подумай, мам. Если что, ты знаешь, где искать, — Гриша подмигивает, хлопая себя по карману штанов. Кроссы остаются в коридоре — сняты носком на пятку, не развязывая шнурков; чехол с ракеткой и рюкзак с вещами — там же, небрежно брошены куда-то в угол. На улице еще не слишком темно, обычное серое февральское небо, но в квартире полумрак. — Кинь куртку сюда, — Даша машет рукой себе за спину в неопределенном направлении и идет на кухню. Куда — сюда — хер его знает, Гриша просто кидает куртку куда-то, снимает свои кроссы так же, как Даша, и идет за ней, пихая руки в карманы штанов в поисках пачки с косяками. Не для того, чтобы прям щас ее тут достать, а просто так. Убедиться, что все на месте. На кухне Даша пьет персиковый сок из упаковки, замечает его в дверном проеме и взглядом спрашивает: «Будешь?». Гришаня в несколько шагов подходит к ней впритык и забирает пачку, но вместо того, чтобы попить, ставит ее на кухонную тумбу и обнимает Дашу за талию. После того раза неделю назад у него не было возможности ее потрогать, а ему ужасно хотелось. Гриша утыкается носом в волосы, прижимает ее ближе и удовлетворенно выдыхает. — Пиздец, малыш, я так скучал... ты просто не знаешь, как. — Нууу, у меня есть некоторые представления. Я тоже скучала. — Сильно расстроилась, да? Даша поднимает руки, закидывает их Грише на плечи. Без куртки и вот так, когда он стоит, прижавшись вплотную, очень заметно, насколько он все-таки похудел. — Или ты больше разозлилась? — Вроде того, — Даша мягко смеется, поднимает глаза, заглядывая в его лицо. Гриша смотрит на нее, слегка улыбаясь и бегая глазами туда-сюда, будто пытается увидеть все и сразу. — Я себе не так все это представляла. — Ты все равно самая охуенная. Похуй на эти места, ты всегда номер один. — Жаль, что не ты составляешь рейтинги. Через полчаса они сидят в зале и бесцельно щелкают каналы в поисках хотя бы чего-нибудь. Когда Буда услышал заветное «поехали ко мне», он не так себе все это представлял, но, утопая в диване рядом с самой горячей малышкой, еще и закинув ее ноги себе на колени, он решает, что это ему тоже нравится. Тем более, еще не вечер. Ну, может, уже и вечер, но у них еще куча времени на то, чтобы заняться чем-то еще. Гриша, как обычно, что-то рассказывает, но Даша не слишком его слушает, погрузившись в свои мысли. — До сих пор не могу поверить в этого челика, — комментирует Гриша, прекращая щелкать пультом. На экране Джо Экзотик рассказывает о своих тиграх и о том, что у него их хочет отжать какая-то баба. — Рэднек гей, это что-то выше моего понимания. Рэднек гей, и его муж — рэднек гей. Дабл ап, бля. Не, я ниче не имею против рэднеков, или против геев, да и вообще, но бля… Ебаная жизнь… это дикое комбо. — Ладно, давай, — выдает Даша. Будек поворачивает голову в ее сторону, продолжая смотреть на экран. — А? Даша, вместо ответа «б» или более грубого «хуй на», двигается ближе и лезет руками куда-то в область ширинки. Буда отрывается от гея-рэднека-любителя тигров Джо Экзотика и его гея-рэднека-любителя тигров мужа и следит глазами за тем, что делают чужие руки. Сначала он думает, что сейчас Даша расстегнет ему пуговицу и ширинку, но вместо этого она щупает карманы. — Ааа!.. — протягивает Будек, начиная улыбаться во всю харю. — Ты об этом! Ну, раз ты уже начала, доставай сама. Он демонстративно поднимает руки наверх и сцепляет их в замок на затылке, одновременно с этим сползая на жопе ближе к краю и приподнимаясь, чтобы малышке было удобнее залезть и достать. Даша приподнимает брови, достает из дальнего от себя кармана пачку Backwoods вместе с зажигалкой. Внутри четыре толстых коричневых самокрутки. — Угадаешь? — Гриша дергает бровями, продолжая улыбаться. — Какие с табаком, а какие — с чем поинтереснее? — Хах, изи. Даша рассматривает поближе и сразу видит, откуда торчит коричневый табак, а где аккуратно забито то самое «что поинтересней». Она достает одну штуку, нюхает ее — тот самый запах, которым у Гриши половина шмоток провоняла. Буда смотрит с какой-то гордостью, мол, да, вот, это — моя девочка, она шарит. — Джекпот, мам. Ебаный рот этого казино. Давай раскурю, — своих ошибок он повторять не собирается и пробовать теперь все будет первый, хотя конкретно вот это он курил вчера. Но все равно. Даша вставляет ему блант в рот и вместо того, чтобы отдать зажигалку, чиркает сама, давая ему прикурить. Гришаня так и сидит, сцепив руки за головой, пыхает несколько раз, пуская дым и подкуривая, а потом глубоко затягивается, заполняя дымом легкие; Даша вынимает у него изо рта блант, а он держит дым подольше и выпускает колечками. Его малышка смотрит, не отрываясь. Она сидит слева, закинув обе свои ноги на одну его коленку, и аккуратно держит косяк между большим и указательным пальцами. Будек понимает, что эта картина в частности и вся ситуация в целом доставляет ему нихуевое эстетическое удовольствие. — Ты курила ваще когда-то? Ну, сигареты обычные? — он решает уточнить, потому что, ну. Спортсменка, и все такое. — Ага. Ну, я пробовала, но мне не понравилось. Правда это было давно… мне было лет 14? — Взатяг умеешь? Тут по-другому не прокатит, толку не будет никакого. Даша кивает. Ну, в целом она шарит, что и как. В теории. Пора посмотреть, что будет на практике. На практике оказывается, что сладкий дым и прочая ерунда, о которой читают все рэперы — это не про марихуану. Сладкий дым разве что в кальяне бывает, а вот этот дым дерет горло и заставляет кашлять. Она, наверное, слишком сильно затянулась: в глазах уже слезы стоят, она кашляет, трет грудь ладонью, передавая блант Грише. — Заебись, — Будек одобрительно гладит по спине, делает пару тяжек подряд, играясь с дымом и выпуская его перед собой, дает Даше прокашляться и передает обратно. Вторая идет получше, но горло все еще режет, и вот рту отвратительный горьковатый привкус. Хочется плеваться. После третьей уже все вроде бы нормально, четвертая заходит легко и спокойно, только горло все еще побаливает. — Пиздец это лютые шишки, — мягко протягивает Гриша, докуривая почти до самого конца. Фильтра тут нет, он уже обжигает пальцы, но нельзя просто так взять и НЕ докурить до того, когда уже просто невозможно дальше. — Ты как, мам? Уже чувствуешь? Даша медленно кивает. Она начала чувствовать уже после третьей, как пульс стал стучать чаще, и что-то случилось со слухом. Один момент она будто под водой, а в следующий — слышит вообще абсолютно все. Гриша рядом очень теплый и приятный, от него как будто волнами идет горячий воздух. Он уже давно сложил руки у нее на коленях и бездумно ползает пальцами, рисуя какие-то непонятные узоры. Мысли плывут в странном направлении, или без направления вообще: они везде и сразу, и их так много, и все они очень важные. Теперь вот она понимает, что Будек имел в виду, объясняя, почему по накурке он пишет исключительно войсы и почти никогда — текстовые, но Даша удивляется, как он вообще что-то озвучивает. Ей кажется, что она уже все это сказала, и теперь она смотрит на Гришу, ожидая ответа или объяснения, и не понимает, почему он просто молчит и смотрит на нее полуприкрытыми глазами. — Ну так как? — Чего «как»? — лениво спрашивает Буда. Даша моргает. До нее запоздало доходит, что она так ничего и не сказала, зато у себя в голове она почти целое эссе на эту тему составила. Только вот на какую тему, и что именно она хотела, она уже не знает, потому что поток мыслей уносит ее куда-то дальше. Сидеть вот так тяжело. Даша падает спиной назад, устраиваясь на диване поудобнее, но Гриша начинает двигаться. — Подожди, ща все будет. Сопротивляться или возмущаться просто нереально — ей слишком хорошо. Подумать только, что полчаса назад она всерьез переживала из-за второго места и вообще из-за чего-то в принципе. Зачем все это было? Непонятно. Гришаня че-то делает, встает, снимает кофту, но не садится обратно. Вместо этого он почти силком поднимает ее с дивана и почти наугад ведет в спальню. Даша падает поперек кровати, пружиня матрасом; Гриша продолжает возиться. Наконец, он устраивается так, как ему удобно, и кладет ее голову себе на колени. — Щас ты кайфанешь, мам, отвечаю. Даша закрывает глаза и проваливается куда-то. Она понятия не имеет, что там делает Гриша, но это очень, очень, просто очень приятно. Сначала он снимает резинку с конца тугой, почти жестокой косы, начинает распутывать волосы, перебирая их в пальцах и залипая на процесс. Такие гладкие, черные и блестящие, и так вкусно пахнут, что можно нюхать их бесконечно. Коса превращается в хвост, и Будек аккуратно начинает стягивать резинку, почти что чувствуя, как Даша тает с каждым сантиметром. Она выдыхает такой сладкий стон, что внутри все сжимается, и хочется сделать что-то еще, чтобы она опять так же выдохнула, а ведь он почти ничего не делал, просто резинку с волос снял. — Знаешь, я много раз это представлял, — Гриша запускает пальцы в волосы и мягко массирует голову, прикрывает глаза. — Ну, то, как мы покурим вместе первый раз. У меня было очень много всяких вариантов, но я понятия не имел, что это будет настолько охуенно. Он продолжает говорить тихим приятным голосом, от которого у нее в обычном состоянии внутри все тает. Трава влияет на восприятие, и теперь голос открывается с новой стороны, в каком-то новом аспекте, и это так непередаваемо пиздато, что Даша даже не старается это передать словами. Что-то все же сформулировать удается: — Ты представлял это? Первый раз. Ну, типа. Первый. Раз. И ты. Представлял. Как мы накуримся? — Я очень много чего представлял, малыш, у меня было много времени. Но да. Я представлял ЭТО. Даша молчит, обдумывая услышанное. Молчит как-то слишком долго, наверное: руки у нее в волосах перестают двигаться, Гриша теперь просто наматывает пряди на пальцы. Даша очень запоздало начинает смеяться, и она уже даже не сможет объяснить, что смешного, потому что та мысль потерялась, прилетела новая, но и она тоже улетела, а ей все еще смешно с чего-то, что было, кажется, целую вечность назад.