Games with Death

Сентябрь. 1976г. Гран-При Италии. Новостные газеты, телевизионные новости и спортивные журналы, только и писали о возвращении Лауды в Ф1, сравнивая его с птицей Феникс, что восстал из пепла. В случае с Ники, это было практически правдой. Вот только за это возвращение он отдал слишком большую цену — своё здоровье. Внешне, Ники никак не показывал, какую сильную боль испытывает на незаживших до конца ранах... С каким неимоверным усилием ему даётся, казалось бы, на первый взгляд, вполне простая вещь — надеть шлем на голову... Он не показывал того, как сильно переживает из-за своей новой внешности, из-за того, как люди (кто с сочувствием, а кто — с отвращением) реагируют, видя его обожённый лоб и полное отсутсвие бровей... Всё это видела и понимала только Т/И. Даже не смотря на то, что и её Ники не хотел обременять всеми проблемами. Девушке пришлось привыкать к новой жизни. Жизни без резких запахов. Духи, слишком пахучие: шампуни, крема, гели для душа — пришлось забыть. Всё должно было быть только с нейтральным запахом. Это было вредно для слабых лёгких Лауды. Любой резкий запах вызывал приступы сильного кашля, мокроты. Для его лёгких, это было сравни яду. Поэтому, Т/И, ещё только забрав вещи из отеля в Нюбрурге, сразу выкинула всю косметику, оставив только то, что не имело запаха, либо пахло очень слабо. Выпуская Ники из госпиталя, врачи дали сильные обезболивающие, на случай, если боль станет совсем невыносимой, но австриец, упрямо отказывался от таблеток, что в момент вылета в Италию, что сейчас, когда они уже два дня были на месте. Он это объяснял тем, что от таблеток становился более рассеянным, вялым, не мог сконцентрироваться (а для гонщика концентрация — это всё). Как бы жутко это ни звучало, но терпеть боль, имея возможность максимально концентрировать внимание, для него было единственно-верным вариантом. Т/И впервые за последние полтора месяца, засыпала на одной кровати с мужем. Приученная вслушиваться в каждый шорох, она вторую ночь подряд просыпалась от тихих стонов австрийца во сне. Ники спал крепко, но, даже во сне, чувствовал проклятую боль, хоть и не просыпался от неё. Девушка, в такие моменты тихо гладила Лауду по груди, целуя в уцелевшую щёку, несильно прижимая к себе за плечи. А сама, из последних сил, сдерживала слёзы, лишь бы не заплакать. И Ники через какое-то время и правда переставал стонать, размеренно тихо дыша, успокаиваясь на несколько часов, до того, как проснётся. А потом для него начинался новый день и новая борьба с собственными терпением и силой воли... Теперь Лауда сражался не только на трассе, но и за её пределами, словно не замечая, не предавая значения всем препятствиям, что выстраивались перед ним огромной, кажется нескончаемой в своей высоте, горой, верхушку которой, было просто не разглядеть... Каждый раз, проходя мимо зеркала, Ники старался не смотреть на отражение, всё ещё не в силах смириться с тем, что видел. Он стал нервным, взвинченым, замкнутым. В принципе, Лауда никогда особо не был открытым человеком, но в эти два дня, это чувствовалось особенно сильно. Т/И упрямо молчала. Мужу нужна была поддержка, а не нравоучения о том, почему ему следует отказаться от участия в гонке. Всё, что она думала о его возвращении, он знал без всяких слов. —Солнце, как бы ты ни проехал, какое бы решение не принял... Просто знай, что я всегда тебя поддержу. Ты — всё тот же Ники. А остальное — не имеет значения. И я не устану повторять, что счастлива, что мой муж — именно ты. Т/И положила ладони на шею австрийца, совсем несмело, впервые за, почти, полтора месяца, целуя его в губы. Прикасаясь к тонким губам собственными губами настолько невесомо и аккуратно, будто одно неверное движение, могло сломать мужчину, словно фарфоровую куклу. Но, каким бы хрупким с виду не казался Лауда, девушка понимала, что случись подобное, с любым другим из нынешних пилотов — никто бы не смог повторить то, что в данный момент делал австриец. Никто бы не смог вернуться через полтора месяца, терпя сильные боли... Поэтому, при относительно небольшом росте и щупленьком тельце, Ники, на самом деле, был куда сильнее многих. Лауда впервые за эти два дня улыбнулся. Улыбнулся, не прерывая поцелуя, обнимая жену обеими руками за талию, так, как делал это до проклятой аварии. —Я боялся, что ты не сможешь решиться... Не сможешь поцеловать того, кем я стал, —совсем тихо прошептал он, в самые губы, мило проходясь собственным носом, по носу Т/И. —Глупости... Какие это глупости... —также тихо прошептала она, поглаживая часть уцелевших кудряшек, что большими кольцами свисали с шеи. Ники зажмурил глаза, лишь бы не заплакать. Плакать ему и вовсе было нежелательно, не до конца зажившая кожа, начала бы больно щипать от слёз. —Если бы я не встретил тебя тогда... В 71-м, на Формуле-2... Я бы не знаю, что сейчас делал, —пройдясь по пышным волосам жены, всё также улыбаясь произнёс он. —Да тоже самое бы и делал... Бесил бы Ханта своей невыносимой педантичностью, —ухмыльнулась Т/И. Ники тихо рассмеялся, от слов жены, пройдясь языком по своей нижней губе. —Я не об этом, милая, —уже серьёзней ответил он. —Я знаю, Ники, я знаю. И ты бы всё равно со всем обязательно справился. Я в этом даже не сомневаюсь. *** POV Джеймс Обычно, пресс-конференцию с гонщиками устраивают в четверг или пятницу, до подготовки к гонке. Задавая однотипные вопросы, вроде: "Каковы Ваши шансы на победу?", "Чего Вы ожидаете от гонки?", "Как думаете, насколько сильны Ваши соперники?" и т.д. и т.п. Но, сегодня был особый случай... Рейтинг Ф1, после возвращения Ники, взлетел до небес. Об этом не говорил разве что ленивый. В отеле, на улице, в барах и кафе, в телевизоре, в журналах и газетах, по радио... Люди видели в этом что-то романтично-драматичное, красивую историю о силе духа. Но вряд ли, кто-то всерьёз задумывался о том, что сейчас приходилось на самом деле переживать Лауде... Если бы он приехал один, если бы Т/И здесь не было... Я бы ворвался к нему в номер, взял бы за шкирку и задал один единственный вопрос: "Какого хрена ты творишь?!". Потому, что, я совершенно его не понимал. Слишком рассудительный, педантичный, до мозга костей перфекционист! Он не похож на человека, что будет желать победы "во что бы то ни стало". Это совершенно не в стиле Лауды. Тогда, зачем он сейчас здесь? Почему готов снова рисковать? Мне хотелось задать ему очень много вопросов, но присутсвие Т/И разом всё обламывало, а мне только и оставалось метаться в догадках... Самые разные мысли, гнобили, съедали и засоряли разум. Если раньше у меня чесались руки набить ему морду, то теперь хотелось просто не пускать его на трассу. Это звучало до чёртиков комично, но я переживал за него... За человека, что увёл мою любимую девушку и перед которым я испытывал угрызения совести... Я снова пробрался в пресс-конференц зал. Да, сегодня было всё иначе. Впервые, конференцию проводили в день гонки, за несколько часов до старта. И впервые проводили не с несколькими пилотами, а с одним-единственным. Помимо Ники, рядом с ним, на всякий случай, сидел доктор команды Феррари. Я стоял у слегка приоткрытой двери, стараясь не выдать своего присутсвия. В зале собралось до непривычного много журналистов. Каждому хотелось скорее задать свои вопросы. А Ники... Если не брать в расчёт ожоги, внешне, он вёл себя также, что и до аварии, иной раз, отвечая на вопросы довольно резко, но честно и при это, заставляя всех смеяться. —Как здоровье, Ники? —задал вопрос, один из местных итальянских журналистов. —Порядок... —как ни в чём не бывало, ответил Лауда. —Ники, не могли бы Вы рассказать, как Вас лечили и каковы Ваши перспективы? —задал вопрос уже следующий журналист. —Могу. Мне пересадили кожу. Половина правого бедра — на лице. Не очень на вид, но есть неожиданный плюс — эти участки не выделяют пот. Так что, пот не будет заливать глаза, что хорошо для пилота. По залу пронёсся дружный смех. Я и сам невольно улыбнулся. То, что Ники шутит, было хорошим знаком. Значит, у него правильный настрой и это не могло меня не радовать. —Узнав об аварии, Феррари сразу же нашли Вам замену — Карлоса Ройтемана, —со своего стула, поднялся ещё один представитель прессы. —Да, ещё до звонка в больницу. —Ройтеман участвует сегодня? —Да. И он рвётся в бой. Посмотрим, когда мистер Ройтеман финиширует, а когда финиширую я. И снова все присутствующие разом засмеялись.  —Джеймс Хант и МакЛарен нагнали, пока Вас не было, —подал голос уже четвёртый журналист, из присутствующих. —Да. Это Ваш вопрос или Вы хотите меня позлить? Ники, определённо, был в ударе, т.к. уже в третий раз всех развеселил своим ответом. —Вы уверены в победе? —я не успевал следить за собравшимися, т.к. каждый, из собравшихся нескольких десятков, хотел урвать хотя бы несколько секунд внимания Лауды. —Да, конечно. Моя машина — лучше и, может я, лучше, как гонщик. Он умный парень и уж точно, не терял времени зря, пока я валялся в больнице. Он набрал очки. —А что сказала жена, увидев Ваше лицо? Все сидящие в зале, находились ко мне спиной, а Ники, сидевший рядом с доктором команды, соответственно — лицом ко мне. Но, этот голос я сразу узнал... В зале все резко стихли, а Ники, одарив этого урода прожигающим от гнева взглядом, тяжело молчал. Наконец, спустя несколько секунд, он всё же ответил: —Сказала: "Милый, для того, чтобы водить — нужны ноги и руки". И снова всеобщий смех, вот только теперь, после этого ёбанного вопроса, я видел, как некомфортно и неуютно чувствовал себя австриец. Но, кучерявый ублюдок, поняв, что задел Лауду, даже и не думал останавливаться. —Я серьёзно. Вы надеетесь сохранить брак, при Вашей-то внешности? —Я тоже серьёзно... Иди ты! Хватит вопросов! Ники, раздражённо встав со стула и чуть тот не опрокинув, быстрым шагом покинул пресс-конференц зал. А буквально минуту назад расслабленные, смеявшиеся журналисты, теперь, тяжело молчали.