Games with Death

POV Ники После слов Клея, я не заметил, как осел на пол... Кто угодно, но только не Ронни... Мне не верилось, что это случилось именно с ним. Операция же прошла хорошо! Ничего не угрожало жизни! Что могло произойти за эти несколько часов? —Кто-то должен позвонить Барбро, —также тихо, поникшим голосом, практически шепчет итальянец. —Мы с Колином выйдем к прессе в семь утра. Они так и не разъехались. Оккупировали всю улицу. —Надо увести Патрезе. Даже не хочу думать, что с ним сделает Хант. —Джеймс уверен, что в аварии виноват именно Рикардо. Я уже всех парней обзвонил. Не звонил только ему. Скажем, когда он проснётся. —Я позвоню Барбро, —также тихо отвечаю я другу. —Но немного позже. Мы прощаемся, а я так и продолжаю сидеть на полу, не веря в то, как всё закончилось... Глаза щиплет от слёз, но я их быстро смаргиваю и аккуратно выглядываю из номера в коридор отеля. Здесь, ожидаемо, оживлённо. Из своих номеров вышли, кажется, вообще все пилоты. Не хватает только, пока ничего не подозревающего Ханта. Кто-то тихо перешёптывается, кто-то молча курит, кто-то смотрит не моргая в одну точку. Рикардо сидит, бледный, как мел, в самом конце коридора, у окна. Рядом стоит Патрик Депайе, уперевшись ладонями о подоконник и не шевелясь, смотрит на ещё спящую улицу. Вечно весёлый Жаки Икс, тихо курит сигарету, опустив взгляд на собственные ноги. Парень, что сменил меня на Феррари — Жиль Вильнёв, что-то тихо обсуждает с Джоди Шектером. Из их разговора становится ясно, что Жиль считает виноватым в аварии человека, что неправильно дал старт гонки. Если бы старт дали вовремя, аварии не произошло бы, Патрезе не замешкался бы перед ещё стоящими впереди машинами. Я, пока меня не заметили, также тихо захожу в номер и закрываю дверь. Говорить сейчас, нет никаких сил. Но, мне надо одеться и что-то решить с Патрезе. Когда Хант узнает, что Петерсон умер, зная буйный характер британца, я уверен, что он может сделать что-то очень страшное. —Кто звонил? —осипшим после сна голосом, спрашивает меня Т/И, когда я захожу в комнату. —Ты куда-то уходишь? Я с досадой осознаю, что не могу сказать жене правду. Не могу собраться с духом. —Клей. Просил привести вещи Петерсона, —вру я находу, —спи, я скоро вернусь, —уже одевшись, я наклоняюсь к Т/И, целуя в лоб. —Я подъеду через часа три, —также сонно отвечает она, обнимая меня за шею и целуя в губы. —Он уже отошёл от наркоза? —Пока нет, —я крепко прижимаю Т/И к себе, заставляя её опереться подбородком о моё плечо, лишь бы она не заметила, как тяжело я сглатываю, образовавшийся ком. Как можно быстрее, я покидаю номер, и выхожу в переполненный коридор. Пилоты оглядываются на звук закрывшейся двери а я, проходя к Патрезе, говорю одну единственную фразу, —Я знаю, —тем самым пресекая любой разговор. Я с ужасом осознаю, что если сейчас заговорю про Ронни, то точно не смогу сдержать слёз. Но парни, резонно, воспринимают мою фразу, как очередное проявление моей (кажется, уже легендарной), безэмоциональности и твердолобости... —Нам надо поговорить. Не здесь, —садясь на корточки, я тормошу Рикардо за плечо, но он реагирует далеко не сразу. Всё это время, смотрящий перед собой, совершенно не мигая, он переводит на меня ошарашенный взгляд и даже не пытается как-то остановить вырвавшиеся наружу слёзы. Все делают вид, будто не замечают этого, давая итальянцу выплакаться, а я терпеливо жду, пока он успокоится. В каком-то смысле, я понимаю, какой это для него шок. Парень пришёл в Ф1 только в прошлом году. По сути, он ещё "зелёный новичок" и уже на второй год, оказывается в аварии, которая приводит к трагедии. Наконец, когда он встаёт, я ничего лучше не придумываю, как спуститься вместе с ним на ресепшен и попросить ключ от освободившегося номера Андретти. Пока Хант не успокоится, будет правильным, если Рикардо переждёт в другом номере. *** 11 сентября. 1978г. Несколько часов спустя. POV Джеймс. Я нехотя разлепляю глаза, когда закрытые веки начинает ослеплять находящееся уже в зените, солнце. Голова трещит так, словно я, непереставая, пью уже неделю подряд... Хотя, я помню, что вчера точно ничего не пил. Вчера была гонка и события вспоминаются слишком чётко. Авария с Ронни. Ударевшее Брамбилле по голове колесо. Я, Патрик и Клей, пытающиеся вытащить Петерсона, из горящего болида. Больница... Ронни тут же вводят какие-то препараты, он стонет от боли... Потом врач говорит, что рентген и полное обследование показали — у шведа пострадали только ноги. 27 переломов. Мне, Клею и подоспевшему в больницу Чепмену, прямо говорят, что жить Петерсон будет, но вот встать на ноги, уже вряд ли сможет. Витторио впадает в кому. А я, в жутком гневе, рвусь в отель, с непреодолимым желанием, переломать ноги ёбанному Патрезе, из-за которого и случилась авария. Мысль о том, что Ронни останется навсегда прикованным к коляске, клокочет в голове колокольным звоном. Колин и Клей, общими усилиями, усаживают на стул и удерживают меня на месте, пока медсёстры, задрав рукав комбинезона, что-то вкалывают в вену. А потом, наступает темнота... Просыпаюсь я только поздно ночью. В больничной палате. Регаццони оказывается в коридоре, у окна, курящим сигарету. Говорит, что пока я спал, здесь были все пилоты, операция Петерсона прошла успешно и пока он не отошёл от наркоза. Состояние Витторио без изменений, он всё также остаётся в коме. Итальянец, силком, практически выгнал меня из больницы и, мне ничего не оставалось, как уехать в отель. Теперь, когда наступило утро, как бы хреново я себя ни чувствовал от "отходняка" от препаратов... Мне хотелось скорее поехать в больницу и узнать, как там парни, вышел ли Витторио из комы и как себя после операции, чувствует Ронни. Веки словно свинцом налились и, с неимоверными усилиями, мне всё же удалось разлепить глаза. А потом, я впал в немой шок. Потому что, даже не ожидал увидеть сидящего на стуле, у окна, Лауду.