Games with Death

—Что ты тут делаешь? —протирая лицо, Джеймс недовольно хмурит брови. Какого чёрта, у Ники, оказались ключи от номера? Почему он здесь находится? По лицу австрийца, никогда не поймёшь, какие эмоции он испытывает. Ещё до аварии, у него был, пожалуй, самый тяжёлый взгляд из всех гонщиков. Будто он вечно чем-то недоволен. Сведённые к переносице брови и взгляд исподлобья, если и не вызывали по телу табун мурашек, то точно, заставляли многих, обходить Ники стороной. Что самое поразительное, это самый обычный взгляд Лауды. И после аварии, он ничуть не стал мягче. Теперь, из-за отсутсвия бровей, глаза казались ещё холодней и ярче, чем до аварии. Сидя на стуле, скрестив руки на груди, он смотрит в открытое окно. С улицы слышится шум журналистов, что вместе с госпиталем, где лежат Брамбилла и Петерсон, оккупировали ещё и вход в отель. Стервятники то и дело, мечтают подлить масла в огонь и хотят урвать парочку крепких словечек от пилотов, в сторону рукожопа Патрезе. Услышав, что я проснулся, Ники обернулся назад, несколько секунд задерживая на мне взгляд, но, так ничего и не сказав, повернулся обратно в сторону окна. Я, так всю ночь проспавший в комбинезоне, встаю с кровати, подходя к окну и выглядывая, смотря на совсем немаленькую кучку журналистов. —Что происходит, Ники? —понимая, что мой первый вопрос, так и останется без ответа, закурив, я закрыл окно и вынудил, всё это время, сидящего на стуле австрийца, снова поднять на меня взгляд. —Петерсон... —Что с Ронни? —закусив нижнюю губу, внутри, я бесился от того, что не мог понять его эмоций. Мне это никогда не удаётся. —Джеймс, Ронни больше нет, —впервые за всё утро, Лауда, тяжело сглатывает слюну. —Что? Что ты такое несёшь? —я облокачиваюсь ладонью (держащей сигарету) о подоконник, вторую — сжимая на его плече и несильно тормоша. Я не верю в его слова. Не верю, что это правда. —Он умер, Джеймс. Сегодня ночью, —Ники скидывает мою ладонь со своего плеча и двумя пальцами, сжимает переносицу. Я замечаю, как он пытается незаметно вытереть увлажнившиеся глаза, а от его слов, у меня подкашиваются ноги. На негнущихся ногах, я подхожу к кровати и оседаю, хватаясь за голову. Мы оба молчим. В номере становится жутко тихо. Слышно только тяжёлое дыхание Лауды, а мой собственный участившийся пульс, с болью, громко отбивает в шее и висках. —Как? Почему? —сглатываю я, тяжёлый ком в горле. —Эмболия. Осколки костей попали в кровь... Когда Ронни стало плохо, врачи больницы пытались его реанимировать и тут же позвонили *Сиду, но пока он прилетел из Великобритании, мозг Петерсона был уже мёртв... Ники снова отворачивается к окну, занавешивая шторы, теперь уже даже не пытаясь скрыть, размашисто вытирает ладонями глаза и щёки. До этого, я даже и не знал, что всеми известный "Компьютер", оказывается, умеет плакать. Он ведь даже, когда только вернулся после аварии, ещё не здоровый, терпя адскую боль... Ни разу, ни то что не заплакал, даже не скривился из-за неприятных ощущений... А сейчас, кажется, впервые в жизни, даже не пытался скрыть слёз, всего лишь повернувшись к окну. Я тут же сорвался с ног, быстрым шагом подходя к двери, но она оказалась запертой. —Где Патрезе? Я убью этого пидораса! Открой ёбанную дверь! —Сядь на место, Хант! Тем, что ты его убьёшь, Петерсона не вернуть, а ты сядешь в тюрьму! Повзрослей наконец! Это гонки! На месте Рикардо мог оказаться любой из нас! Я молчу. Может со стороны это и выглядит так, будто Ники защищает Рикардо, но на деле, он прав. На месте итальянца мог оказаться любой гонщик. —Я должен сообщить Барбро, но из нашего номера звонить не могу. Т/И ещё ничего не знает. Я хочу, чтобы ты это время побыл с ней. —Я не могу в это поверить! —Пожалуйста, Джеймс, соберись! Всем плохо. Мне надо позвонить. Т/И сейчас собирается к Ронни. Отвлеки её. —Т.е., ты ничего ей не расскажешь? —Я пока не решил, как это сделать. Ты же знаешь, какими они были друзьями. —Я расскажу. —Сможешь? —Хоть один раз в жизни, я должен быть сильным. —Ты не обязан... —Я справлюсь, Ники. Даю слово. *** *Сид Уоткинс — нейрохирург. Главный врач Формулы 1.