Games with Death

POV Т/И Стоя в коридоре отеля... Смотря на столпившихся гонщиков, что с сожалением наблюдали за истерикой Ханта, пытаясь его остановить... В этот момент, я пришла к ужасному заключению... Никому из присутствующих, нет даже и сорока лет. Они все молоды, полны жизни и надежд на будущее, но некоторые из них не доживут до глубокой старости. А всё, из-за проклятых гонок. У кого есть жёны — останутся молодыми вдовами. Дети будут расти без отцов, зная их только по старым фотографиям и рассказам родных... Нина... Девочке даже не успело стукнуть трёх лет, но она больше никогда не увидет своего папу... Барбро потеряла человека, которого любила больше жизни... Меня тоже это ждёт? Меня и нашего с Ники ребёнка, о котором он ещё не знает?... Я тоже, стоя на могиле, буду рассказывать уже повзрослевшему сыну или дочери о том, каким талантливым гонщиком, был его или её отец? Я всегда знала, что гонки опасны, но пока Старуха с косой не подходила настолько близко... Пока она не забрала человека, с которым я хорошо дружила... Мне глупо казалось, что эта опасность, всегда будет миновать меня стороной. Гонщики всё также не проронили и слова. Многие разошлись по номерам, практически сразу, как только Джеймс успокоился. Какими бы смелыми они ни были, сейчас было страшно абсолютно всем. Я не знаю, сколько мы так простояли, но когда из номера Ханта, вышел Ники... В этот момент, в коридоре остались только мы с Хантом, да Пирони, что курил у окна. Муж увёл меня в номер, а я так и не могла отойти от ступора. Не могла произнести и слова. В голове вертелось только то, что кто-то из тех, кто стоял в коридоре, не смогут завершишь карьеру... И в этот список могут попасть и Лауда с Хантом... —Ники, тебе надо уйти, завершишь карьеру. А эти проклятые гонки и вовсе запретить. Пожалуйста... Ты же в прошлом году, досрочно ушёл из Феррари, не дожидаясь окончания сезона. Умоляю, больше не участвуй в гонках... Это было первым, что я сказала мужу, вцепившись в его футболку обеими руками. Слёз не было. Я находилась в таком шоковом состоянии, что не могла даже расплакаться. Муж что-то шептал, но я не разбирала его слов. Будто у меня, в одну секунду, кто-то отнял умение понимать значение слов и фраз. Словно Лауда говорил не на родном для меня английском, а на каком-то инопланетном языке... —У меня контракт с командой на этот и следующий сезоны... —первое, что смогла я разобрать из его слов. —Я не могу, просто вот так взять и уйти. С Феррари тогда оставалось всего пара гонок, а с Брэбэм мне работать ещё больше года. Прости. Мы сидели на кровати, а Ники невесомо поглаживал мою спину, целовал в затылок и лоб. Я не спорила с ним. Это бесполезно. Даже если смерть друга не заставила его бросить чёртовы гонки, то у моих убеждений, не было никаких вариантов, чтобы заставить его изменить решение... Похороны прошли, как в тумане. Было очень много народу. Простые люди, выстраивались огромными толпами, вдоль дороги, по которой проезжал катафалк с гробом Ронни. Это, без сомнения, был траур для всей Швеции. Страна потеряла своего любимца. Человека, что вдохновлял множество шведских мальчиков, увлекаться гонками, садиться за карт или угонять отцовские машины с гаража, рассекая узкие улочки, на полном ходу... Вообще, то, что Ронни, будучи шведом, дошёл до Ф1, было огромным достижением. В этой гоночной серии, в основном, выступают европейцы. А когда в пелотоне появляется скандинав или латиноамериканец, это всегда становится настоящей сенсацией для страны самого гонщика. Прорваться в мировой чемпионат, будучи не европейцем — в десятки раз сложней, но ребятам каким-то чудом, удаётся это сделать, и Петерсон оказался одним из немногих, кто не просто дошёл до Ф1, но ещё и показал, насколько талантлив, с огромным упорством ведя настоящую борьбу за титул чемпиона мира. Уже покидая похороны, когда все гонщики в аэропорту ждали свои рейсы, а мы с Ники, держали путь к частному самолёту (Грэгор прилетел ещё несколько часов назад)... Мы пересеклись с Клеем и Джеймсом. Я понимала, что мои слова для них пустой звук, понимала, что они меня не послушают и всё же... Я попросила их бросить гонки. Джеймс на мои слова молчал, а Регаццони, тут же сменив тему, сказал, что его жена ждёт ребёнка — девочку. Я грустно улыбнулась, обняв итальянца. Конечно, это было не время и не место, со счастливой улыбкой, радоваться за друга. И он сам прекрасно это понимал. И наверное, это был повод, чтобы и мне рассказать Ники о нашем ребёнке... Но... Я бросила курить, с тех самых пор, как узнала о беременности и не курила, вплоть до смерти Петерсона. А теперь... Теперь это было не важно. Если бы Ники послушал меня, если бы досрочно разорвал контракт и ушёл с гонок... Но он этого не сделал... Когда мы были уже в Вене (на Ибицу не было никакого желания лететь), я сразу сказала мужу, что не могу поехать с ним на следующую гонку. Он не стал возражать или настаивать, прекрасно понимая, как мне плохо. Проводив Ники в аэропорт, я тут же позвонила своему давнишнему менеджеру. Да, карьеру модели я забросила, но общаться с ним мы продолжали. Ничего не объясняя, я попросила, чтобы он, как можно скорее, сделал мне липовые документы. Лауда не прилетит домой ещё пару недель, после гонки, сразу отправляясь на какое-то местное телевизионное шоу, а потом, в течении двух недель, устраивая со спонсорами, разные рекламные акции и съёмки. Это был более, чем подходящий момент. Он никогда ни о чём не узнает... В момент, когда Ники участвовал в квалификации, я прилетела в Лондонскую частную клинику, под вымышленным именем — Биргит Лойцль. Конечно, врачи меня узнали, также, как и весь остальной персонал клиники... Они обязались ничего не рассказывать ни прессе, ни тем более Лауде. Если о моём визите станет известно, их затаскают по судам. Если всё пройдёт хорошо и они будут молчать — я им щедро отплачу. Мысль, что мой ребёнок, может остаться без отца, из-за чёртовых гонок — убивала, а Ники так и не согласился уйти... Поэтому, когда муж, сломя голову, нёсся к финишу гонки, в этот самый момент, мне делали аборт...