Games with Death

Ники и Т/И до последнего просят Джеймса одуматься и не рушить брак. Т/И предлагает Ханту вымаливать прощения у Сары всеми возможными способами, но для британца есть два обстоятельства: 1) Сара чётко дала понять, что не желает жить с мужчиной, зная, что любит он другую женщину. 2) Даже если бы Сара простила Джеймса, он слишком гордый, для того, чтобы упрашивать нелюбимую женщину, сохранить брак. Джеймс, конечно же, снова никого не слушает. А когда развод происходит, это не вызывает в нём желания "нажраться от счастья". Счастья или радости, как таковых, нет. Всё, что испытывает Хант — облегчение. Ведь ему больше не приходится врать о его отношении к Т/И, не приходится изворачиваться и придумывать разные легенды. Холостяцкая жизнь, таковой почти и не ощущается. Британец часто забирает детей в свой новый, купленный совсем недавно дом (дом, где они жили всей семьёй, Хант оставил Саре). Просыпается по ночам, когда малыши плохо спят или им снятся кошмары, убаюкивает, рассказывает сказки. Он сам готовит им детские смеси, купает. Ники и Т/И, в итоге, оказываются правы и из Джеймса выходит прекрасный отец. Вместо длинноногих девиц модельной внешности, теперь его окружают — мягкие игрушки. Вместо наркотиков — детские каши. Вместо алкоголя — натуральные соки. Вместо сигарет — леденцы. Вместо вечеринок — парки. Прошлая жизнь, кажется Ханту чем-то, сравни очень реалистичной галлюцинации. Он всё чаще вспоминает Ронни, как тот не любил обязательные спонсорские вечеринки и скорее рвался к Барбро и Нине... Как Петерсон воодушевлённо рассказывал, что время, проведённое с семьёй, для него — самое счастливое... Джеймс тогда часто подтрунивал над шведом, искренне не понимая, как можно сравнивать скучные пелёнки с кутежом. И в полной мере оценить слова Ронни, Хант смог лишь в 42 года. Петерсон был прав. Никакие вечеринки и секс-марафоны, не могут сравниться с тем, когда ты наблюдаешь, как на твоих глазах растёт новый член общества. Тот, кому ты лично, дал эту жизнь. Поэтому сейчас, Хант словно по взмаху волшебной палочки, превращается в няньку, для своих собственных сыновей, с огромным удовольствием проводя с ними всё свободное время. А вот Ники и Т/И, что с таким рвением просили Джеймса хорошенько подумать и не допустить развод, через два года, в 1991-м, сами оказались в такой же ситуации... *** POV Ники —Чёрт тебя побери, Ники, это твой сын! Как ты можешь с ним так поступать?! Т/И, ворвалась в мой кабинет, в момент, когда я был на работе и сидел над документами по покупке новых самолётов для авиакомпании. И судя по её недовольству, Маттиас ей всё-таки рассказал о нашем с ним разговоре. Пару дней назад, сын сказал о намерении начать гоночную карьеру. Я не был против, но предупредил, что всего он будет добиваться сам. Я не хотел, чтобы мои дети думали, что им всё предоставят на блюдечке с золотой каёмочкой, только потому, что их отец является трёхкратным чемпионом Ф1 и имеет многомиллионное состояние. Нет... Так человеком стать нельзя. Пусть придёт в картинг, обойдёт всех соперников на такой же технике что и у других ребят. Сделает тоже самое в младших формульных сериях. И там, глядишь, если он хорошо себя покажет, то сможет найти спонсоров и прийти уже в Ф1. Потенциально, этот путь можно было бы укоротить. Я бы мог, за кругленькую сумму, предоставить сыну лучшие карт и болид, а потом в самой Ф1, просто "купить" ему место, как это делают некоторые именитые гонщики (взять в пример, того же Джека Брэбэма, тоже трёхкратного чемпиона, что помог своему сыну прийти в чемпионат, хотя по факту, у этого сына особого таланта и не было), но тогда Маттиас никогда бы не понял ценность денег и собственного вложенного труда. Я сам начинал без помощи от семьи. Вот только до меня, никто из семьи Лауда, никогда не занимался гонками. А когда я пришёл в автоспорт, никто не видел во мне серьёзного конкурента. У Маттиаса есть огромное преимущество: прямое родство с трёхкратным чемпионом Ф1. Это огромный вес в мировых гонках. И только из-за его фамилии, мальца, те же спонсоры, в будущем, будут отрывать с руками и ногами. Вот только он ещё слишком маленький, чтобы это понять, а когда я уже было думал объяснить ему, что ему самому, с такой фамилией, моя непосредственная помощь не нужна — он, даже не дослушав меня, резво соскочил с кресла и обиженно выбежал из комнаты. И вот теперь, Т/И стояла, оперевшись ладонями о стол и смотрела на меня, сидящего перед ней, испепеляющим взглядом. —Разве я запретил Маттиасу заниматься гонками? —искренне недоумевал я, прекрасно понимая причину её злости. —Ты сказал, что не намерен ему помогать. Это ещё хуже, чем запретить! Тебе так не кажется? Он ждёт от тебя, как от своего отца, поддержки, а вместо неё, получает вот это! —Смысл в его будущих победах, если все они будут на машинах изначально лучших, чем у соперников? Это самое настоящее жульничество. И Маттиас с детства должен понимать цену ответственности своих действий. А ты предлагаешь всё решать за него? И кто тогда из него вырастет? Инфантильный, избалованный, богатенький мальчик? Такого будущего ты хочешь для нашего сына? Я оставался совершенно спокоен, т.к. понимал правильность своего решения, а вот Т/И, кажется, готова была взорваться в любую минуту, с огромными усилиями, стараясь не перейти на повышенные тона. —Ему всего десять лет! Я понимаю, если бы ты сказал ему подобное в двадцать, но в десять... Пожалуйста, скажи, что это просто неудачная шутка... —Т/И, милая, мы оба знаем, что этот разговор бессмысленнен и я не поменяю своё решение. Если он хочет участвовать в гонках, то будет рассчитывать только на себя и всего добьётся сам. У него есть моя фамилия, а это, поверь мне, уже не мало. Жена недовольно прищурила глаза, не сводя с меня взгляда, поджала губы. А после, сказала фразу, которая навсегда, неприятным осадком отпечаталась в моей памяти: —Никогда бы не подумала, что когда-то скажу это... —она на несколько секунд замолчала, прикрыв глаза, а после, снова смотря на меня, уже успокоившись, произнесла, —Ты сын своего отца.