Я уверен в этой женщине. Я хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь. В болезни и здравии. В бедности и богатстве. Отвергая всех остальных. Мне это подходит. Я хочу, чтобы ее лицо я видел последним, засыпая по ночам, и первым, что я увижу, просыпаясь утром. Я хочу наблюдать за тем, как с годами это лицо станет изменяться. Я хочу изучить все мельчайшие родинки у нее на теле, запомнить каждую веснушку на ее лице. Обладать и оберегать, пока смерть не разлучит нас. Я целиком и полностью «за». Все отлично. Все просто великолепно. Где я должен расписаться? Тони Парсонс.
2038 год. 11 ноября. 22:46. Детройт, штат Мичиган.
От разливающегося тепла её рук так спокойно, что он почти забывает зачем вообще находится здесь. Маркус едва заметно смотрит на девушку, которая пытается выгнуться из-за его спины, чтобы лучше рассмотреть ситуацию, однако он настойчиво продолжает заводить руку обратно, пряча её за собой. Его механическое тело переживёт пару-тройку выпущенных пуль, а вот её — вряд ли. Андройд ещё раз ругается сам на себя за то, что согласился с ней. Рид совсем не место по эту сторону баррикад. Ей вообще не место здесь, где в любой момент может начаться настоящая бойня. Однако иного пути нет и она смело идёт вперёд, крепче сжимая большую ладонь. Пульс у Рид учащённый, дыхание частое, а взгляд прямой и колкий. Она прекрасно осознаёт на что подписывается, но страх от этого меньше не становится. Они продвигаются вперёд одной большой колонной, абсолютно безоружные. Маркус всё ещё верит в перемирие между двумя народами. Он верит, что люди смогут их принять. Он видит перед собой такие примеры как Карл и укрепляется в своём решении. А ещё он держит за руку одну из тех, кто научил его жить. Прочувствовать весь вкус существования целиком, делясь этим сладким куском пирога. Проникнуться всем спектром оттенков, что переливаются на многочисленных полотнах. Пропустить через себя каждую, даже самую крохотную, нить мелодий, заполняющих всё пространство вокруг. Теперь он чувствует себя по-настоящему живым. Впереди виднеются заранее подготовленные группы бойцов, спрятанные за каменными укреплениями и Маркус даёт знак остановится. С той стороны звучит предупреждающий голос командира отряда, что если они сейчас же не отступят по ним откроют огонь. И Маркус нервничает, но только из-за того что рядом с ним стоит она. Он едва заметное сжимает её руку и, совсем не ожидая, получает такой же жест в ответ. Серебристые глаза смотрят на него уверенно, а на немой вопрос во взгляде андройда она едва заметно кивает. И он решает идти дальше. Звуки первых выстрелов не пугают Рид так, как резкий разворот за спину андройда. Он крепко держит её за руку, спиной чувствуя заходящееся в исступлении сердце. Предупреждение звучит снова, отчего Маркус, отпустив девушку, вскидывает руки вверх. И в унисон тысячи рук таких же андройдов взмывает в воздух. Мия смотрит на это с замиранием сердца, потому что зрелище поистине неописуемое. Будто она наблюдает единение миллиона душ ради одной великой цели. Взгляд серебристых глаз сталкивается с по-доброму усмехающейся ей Норт и Рид повторяет за машинами, пытаясь дотянуться руками до самых небес. Время течёт слишком медленно, когда они огораживаются самодельной баррикадой. Рекламные щиты, скамейки, даже машины. Всё идёт в ход. Рид не отлынивает, помогает по мере своих сил, но с ранением в плече у неё это не очень-то получается. Она окидывает взглядом остатки машин, отчего желудок сжимается в тугой комок. Многие ранены, кто-то совсем незначительно, а кто-то слышит звук крутящихся механизмов в своей груди в последний раз. Мия не может смотреть на это, поэтому отворачивается, поднимаясь на укрепление. Она не может помочь им, поэтому трусливо поджимает хвост, прячась подальше. Чтобы не видеть разливающийся на снегу тириум, не смотреть на такую идеальную «имитацию» боли. Её серебристый взгляд окидывает толпящихся за ограждением военных. Там, впереди, стоят такие же как она и борются с врагом. Только он у них в голове, а не на поле. Рид усмехается своим мыслям, подставляя лицо морозному ветру. Это так странно. Впервые она чувствует себя настолько свободной. Свободной в действиях, свободной в чувствах, свободной в мыслях. И несмотря как окружение она чувствует себя нужной именно здесь и именно сейчас. На её глазах вершится история и, возможно, именно сегодня мир измениться. Возможно даже в лучшую сторону. Рид судорожно выдохнула, видя приближающегося к баррикаде Перкинса. У него невероятная способность вгонять любого, будь то человек или машина, в ступор. И совсем не важно, что ты думал до этого. Он может перевернуть все мысли в голове вверх дном, внося коррективы нужные конкретно ему. И он будто чувствует на себе изучающий взгляд, поворачиваясь ровно к ней. Хватает одного короткого кивка, едва уловимого движения, но Мию уже сковывает ужас. Ей вдруг кажется, что всё пространство вокруг сужается до крохотного пятачка, оставляя её один на один с этим «шакалом».* И стоит он так близко, на расстоянии вытянутой руки, что хочется убежать. Как можно быстрее и дальше. Чтобы эти крохотные глаза, блестящие нескрываемой угрозой, не смотрели на неё. Широкая ладонь с до уродства аккуратными ногтями, состриженными наверняка недавно, проводит по едва заметной щетине, и он ловко прячет в ней довольную ухмылку. В последний момент Мия краем глаза замечает спрыгнувшего вниз андройда и крик остановиться застревает в горле. Будто выбросили на растерзание голодным собакам, почему-то думает она, кидая быстрый взгляд на соратников Маркуса. Это эмоции говорят в тебе, уговаривает себя Рид, прокручивая в голове мысль о несправедливом распределении. Она не видит полной картинки, не знает и о том, что каждый, кто находится сейчас здесь, готов умереть за своего лидера, поэтому злится на застывших за спиной андройда машин. Их разговор продолжается слишком долго, заставляя Рид уже в который раз нервно прикусывать кожу на внутренней стороне губ, отчего во рту чувствуется солоноватый привкус стали. И когда Перкинс вдруг взмахивает рукой, она непроизвольно дёргается вперёд, будто должно произойти что-то непоправимое, но вместо этого Маркус разворачивается и возвращается к баррикаде с угрюмым выражением лица. До этого застывшие неподвижными статуями трое наиболее приближенных к нему андройдов окружают лидера, пытаясь узнать причину. И Рид не желает оставаться в стороне, спешно спускаясь вниз. — Будут штурмовать, — коротко заключает Маркус. — Последние живые андройды здесь, — от внезапно пронзившей догадки девушка еле проглатывает вставший поперёк горла вздох. Только времени обсудить дальнейшие действия нет. Все разговоры прерывает упавшая на снег граната, разлетаясь на мелкие осколки. Довольно далеко от Рид, поэтому она не получает никаких повреждений, кроме синяка на руке, на которую пришлось упасть. В ушах стоит неимоверный гул, но девушка упёрто поднимается на ноги, стараясь помочь подняться лежащему рядом андройду. От вида голубой крови она не сразу замечает, что он давно не шевелится. Моргающий жёлтым диод больше не активен, а из груди уже не капает тириум, но Мия продолжает по инерции оттаскивать мёртвую машину в сторону, стараясь не впадать в истерику. Взгляд серебристых глаз мечется по наступающим на безоружных военным, будто надеется найти в отражении безликих лиц понимание, но видит лишь своё, перекошенное страхом, лицо. Потому что рука зависает над оружием, не в силах заставить себя поднять его и использовать против живых людей. Раздумывать становится поздно, когда кто-то с силой бьёт зазевавшуюся девушку в живот, заставляя согнуться. Ноющая боль тут же сковывает желудок, а рот по инерции хватает необходимую порцию кислорода. Мия лишь на секунду теряется, когда её рывком поднимают на ноги, отчего она жалобно вскрикивает. Плечо сводит судорога и девушка кривится от невыносимой боли. Хочется вцепиться в лицо военного ногтями, царапая того от бессилия. И только когда она понимает, что её ведут прямиком к зажатым в плотном кольце военных андройдам, сознание накрывает паника. Нет, не так. Всё должно было закончиться не так, кричит она в своём сознании, упираясь ногами в ускользающий в стороны снег. — Нет, стойте, — на вытянувшего вперёд руки Маркуса наставляют дула нескольких автоматов, когда он делает шаг в сторону приближающегося военного ведущего Рид. — Она человек, — первый выкрик настолько громкий, что она забывает о сопротивлении, переводя испуганный взгляд на андройда. Только в отличии от неё он не боится. Стоит прямо, глядя необычными глазами на сжавшуюся в комок девушку. Ей вдруг хочется оправдаться за свой страх, за свою слабость, однако в ответ гремит: — Она человек! — повторяет он, заставляя пелену оцепенения рухнуть. Дрожа всем телом Рид только сейчас осознаёт — второй раз пережить его смерть она не сможет. И несмотря на сковывающий горло страх, отчего голос звучит надломленно и хрипло, она отчаянно кричит, что это неправда, но держащий её за плечо мужчина наконец замечает кровь сочащуюся из уголка губ. Алую и вязкую, и она совсем не похожа на ту, что разливалась сейчас под ногами от мёртвых машин. Хватка становится сильнее, когда военный понимает, куда она так стремиться вырваться. Резко дёргает девушку на себя, поднимая голову так, чтобы она могла наблюдать за свершающейся казнью, а она в ответ пинается, настолько сильно, насколько позволяет положение. Вырывается, пытаясь укусить застывшие на её теле клешни, но силы не равны. За криками она совсем упускает тот момент, когда до ушей доносится тихое пение. Тихое, но уверенное, постепенно перерастающее в переливы голосов тех немногих андройдов, что остались живы. Они вкладывают в своё пение всех себя. И если бы такое было возможно, они бы вложили в эту песню свои души. В ней звучало вся потерянность, весь страх, что они вынужденны были скрывать от людей. Обида, слёзы и боль. Пожирающее сердце злоба и ненависть, способная перерасти в нечто иное. Иное и прекрасное. Даже стоя перед вооружёнными военными они верят. Всё ещё верят в мир. Они отчаянно хотят верить что чудо возможно для таких как они. И это чудо случается. Из толпящихся за ограждением людей сначала доносится одиночный свист, затем крик. Какой-то парень, которого совсем невидно из-за сгрудившихся вокруг, надрывно повторяет недавний лозунг звучавший на улицах Детройта. Оглядывающаяся на него чернокожая женщина, являющаяся скорее всего какой-нибудь ведущей, вдруг вскидывает руки вверх, заставляя оператора громко ей шикнуть, но она, фыркнув в ответ, лишь демонстративно поворачивается к военным. И стоящей рядом девушке, наверное, стоило бы порадоваться, ведь за такую провинность её коллегу тут же уволят, но она зачем-то улыбается ей, повторяя жест. Теперь они не одни, видя поддержку со стороны людей, думает Рид. Теперь они должны принять новую разумную жизнь. Теперь — всё измениться. Будто слыша её мысли, солдаты получают приказ откуда-то сверху и им ничего не остаётся, как опустить наставленное на андройдов оружие. Они отступают. Возможно временно, но они соглашаются принять андройдов как равных. Мия тоже чувствует, как хватка державшего её военного ослабевает. Она оборачивается, будто спрашивая разрешения, и мужчина чуть заметно кивает ей. Плечо всё ещё отдаётся тупой болью, но Рид этого не замечает. Она смотрит вперёд, стараясь выцепить из толпы счастливых лиц только одно. И не может сдержать улыбки, наталкиваясь на такой же ищущий взгляд разноцветных глаз. Словно они встретились после долгой разлуки, как это бывает в фильмах. Стоят сейчас на перроне, в окружении не замечающей ничего толпы, наслаждаясь этим моментом, принадлежащем только им двоим. Маркусу кажется, что он счастлив, но он тут же дёргает головой исправляя себя самого. Ему не кажется, он действительно счастлив. От того, что всё наконец-то закончилось. От того, что удалось избежать ещё больших жертв. Счастлив, потому что теперь всё будет иначе. То, чего они так хотели добиться теперь было реальностью. Такой же настоящей, как приближающаяся к нему девушка. С искрящимися серебристыми глазами, которые навсегда отпечатались в его памяти. Ещё в тот день, когда она смотрела на него потерянным, заплаканным взглядом, скрывая в себе боль от потери родителей. С растрёпанными волосами, прикосновения которых приятной щекоткой запомнила его кожа. В те короткие моменты ночей, когда она засыпала на его груди в мастерской Манфреда. И всё что происходит дальше программа андройда не может уловить. Он лишь успевает уловить, как она вздрагивает, и подхватить летящую вниз Рид на руки, сводя брови к переносице. Как в тот день, когда он поймал её на лестнице в академии. Маркус медленно оседает на стоптанный под ногами снег с девушкой на руках, пытаясь совладать с сошедшей с ума системой. — Ничего страшного, правда? — насилу улыбается она, пребывая в шоковом состоянии. Видит обеспокоенное лицо Маркуса над собой и нервная улыбка становится шире. — Не говори, что всё плохо. — Я уже вызвала скорую, — произносит выскочившая вперёд Норт и андройд мысленно ей благодарен. Сам он не способен нормально соображать, а в текущем состоянии каждая секунда на счету. Маркус зачем-то сглатывает, заставляя себя посмотреть на руку, которой только что поддерживал спину девушки, усаживая ту ближе, и сильно зажмуривается, видя как много на ней крови. Он прислоняется подбородком к макушке Рид, осторожно покачивая, словно она маленький ребёнок. Хочется закричать, выпуская давящую грудь боль, однако вместо излишних переживаний, он возвращает руку обратно, стараясь зажать ладонью кровоточащую рану: — Не говори, сохраняй силы. — Когда если не сейчас? — тихо перечит ему Рид. Маленькая ручка на ощупь находит его ладонь сжимая длинные пальцы. — Маркус, я боюсь, — Мия давится подступающим в горлу комом и слёзы тоненькими нитями соскальзывают на заснеженный земной покров. — Не хочу умирать, Маркус, — выдыхает она, пытаясь ухватится за колышущиеся на его груди деревянное украшение свободной рукой. Дыхание сбивается сильнее, постепенно превращаясь в хлюпающие отголоски. Она беспокойно мечется глазами по заснеженному земному покрову, прокручивая в голове его слова. Настолько простые, что от осознания их недосказанности ей хочется расплакаться ещё больше. — Кажется, я тоже… — тихий всхлип перебивает дрогнувшая по губам улыбка. Она инстинктивно сжимается от подступающей к задремавшему сознанию боли, отчего его руки прижимают её ещё ближе. Будто это поможет заглушить терзающую это хрупкое тельце боль. Хочется громко закричать, но вместо этого с губ слетают лишь рваные хрипы. — Наконец-то сказала, — она радуется словно ребёнок, не замечая застывшего в глазах Маркуса ужаса. — Обещай, — голос вдруг меняется, приобретая нотки уверенность. Говорить становиться всё труднее, потому что силы стремительно покидают её. — Ты… — она не успевает договорить, потому что врачи из подъехавшей скорой быстро перекладывают её на носилки. Лишь деревянное украшение, сорвавшееся в последний момент, остаётся в маленькой, сжатой в кулак, ручке, пропитываясь алыми цветами.2038 год. 12 ноября. 00:23. Детройт, штат Мичиган.
Маркус не мог оторвать взгляда от своих окровавленных рук. Его впервые трясло. Трясло от ужаса, от понимания того, что сейчас она медленно умирает. Марукс слышит голос Норт как через толщу воды. Слишком неразборчиво, слишком плохо. Он хочет отмахнуться от неё, но механическое тело не слушается. — Маркус, — он даже не поднимает головы, когда девушка обращается к нему. — Иди, — нет, хочет крикнуть он в ответ. — Ты должен сказать им, — и она настойчиво тянет его на сцену. Яркий свет так отчётливо выделяет его, что Маркус хочет убежать. Спрятаться где-нибудь, где никто не найдёт, оставаясь наедине со своей болью. Он неспешно закрывает глаза, боясь вновь увидеть её. Маленькую и хрупкую посреди безжизненно холодного снега, усыпанную алыми лепестками. Но вместо этого сознание рисует перед глазами её улыбающийся лицо. Будто пытается спасти от накрывающего безумия. Счастливое, с горящими серебристыми глазами. Она такая красивая в этом простом дорожном платье цвета неба. Кудри весело скачут, стоит девушке сделать поворот вокруг себя. А ещё она смеётся. Таким чистым, звонким смехом, что не ответить на него невозможно.Маркус, загадай желание.
Андройд сильнее сжимает челюсть. У него только одно желание. Он готов верить во что угодно, даже в то, что их умеют исполнять насекомые, лишь бы оно исполнилось. Позади кто-то подбадривающе хлопает его по плечу и Маркус открывает глаза. В этот же момент, в мчащийся на огромной скорости машине скорой помощи, глаза открывает и девушка. На лице маска, помогающая дышать, а рядом суетящиеся доктора. Они не паникуют, действуют чётко и быстро. Изо всех сил стараются дотянуть до больницы, там уже будет легче. Там хотя бы появится мизерный шанс на спасение. Маркус делает шаг вперёд, уверенно глядя перед собой. В голове слишком много информации, слишком много мыслей, но он берёт себя в руки: — Сегодня для нас наконец закончилась долгая ночь, — начинает он свою речь, окидывая собравшихся перед сценой андройдов.— Артериальное давление снизилось до ста, пульс сто двадцать, — параллельно с ним говорит врач скорой. Глаза мужчины не отрываются от монитора, плотно прижимая к ране кусок ткани стремительно пропитывающийся кровью.
— С первого дня своего существования мы держали свою боль при себе. Мы страдали молча, — Маркус говорит громко и чётко. Чтобы каждый, кто стоит перед ним, услышал. Чтобы андройды наконец осознали, что боятся нечего. Он старательно гонит заевшую на повторе сцену выстрела из головы, потому что мысли в момент начинают путаться.— Держите! — срываясь на крик вторит революционеру врач, хватая бьющуюся в судорогах девушку за руки и сводя их вместе. Из-за резких хаотичных движений кислородная маска слетает с лица, отчего Рид заходится истошными хрипами. — Да держите же!
— Теперь настало время поднять голову и заявить людям о том, кто мы, — он вспоминает ласковый взгляд Карла. Да нет же, услужливо поправляет его сознание, отца. Того кто подарил ему возможность прожить. Именно прожить. Первый принявший его, бездушную машину, как равного. — Этап, когда нужно забыть вражду и перевязать раны, — теперь он знает, что такое чувства.— Давление падает, — приборы вдруг заходятся истеричным писком. Давят на пытающийся сообразить в такой непростой ситуации мозг врача. — Давление семьдесят.
— Простить своих врагов. Люди наши создатели и эксплуататоры, но завтра… — он запинается, цепляясь взглядом за запёкшуюся на руках кровь. То, ради чего они сражались. Вот она, свобода. И он не имеет права отступать. — Они станут нашими партнерами. А когда-нибудь и друзьями, — Маркус маскирует свои переживания улыбкой. Натянутой и фальшивой, но никто не заметит этого.— Пульс сто шестьдесят! — с ужасом глядя на запавшие, стекленеющие глаза девушки, бросает помощница. На её практике было много случаев, но ещё не один не заканчивался смертью. И видеть то, как она приближается, для молодой девчонки было невыносимо страшно. — Давление пятьдесят.
— Дни гнева позади, — он уверяет себя в этом. Уверяет отчаянно, желая и сам поверить своим словам.— Мощность на двести, — ситуация ухудшается и мужчина решает действовать не доезжая до больницы. Отточенными движениями выхватывает дефибриллятор, выставляя нужную мощность. Лицо его остаётся сосредоточенным, даже когда полоска пульса на мониторе вытягивается в одну тонкую линию. — Разряд! — резкий удар тока заставляет тело девушки дёрнуться, широко распахивая глаза.
Маркус прерывисто вдыхает, чувствуя сковывающую боль в груди, там где должно быть синтетическое сердце и сжимает ткань плаща. Стоящий позади него Саймон хочет сделать шаг к лидеру, замечая неладное, но девушка рядом останавливает его. В её карих глазах, в которых андройд не устаёт находить что-то новое каждый день, он замечает немую мольбу и Норт едва заметно мотает головой. Толпа андройдов замирает, ожидая продолжения речи. — Мы должны построить общее будущее, основываясь на уважении, — чувствуя замешательство машин, Маркус берёт себя в руки, вновь выпрямляясь перед своим народом.— Мощность на триста! — пытается перекричать заходящиеся в истерике приборы мужчина. Являясь атеистом по роду профессии он всё равно неслышно молится, заставляя помощницу одаривать его ошарашенным взглядом. — Разряд!
— Мы живые! — перебивает врача скорой Маркус. Болезненное ощущение никуда не девается, с каждой секундой ощущаясь всё сильней. Даже дышать, как бы это странно не звучало, становиться больно. — И теперь…Мужчина в белом уже понимает, что данная им инструкция бесполезна, но всё равно продолжает реанимационные действия. Тело Рид дёргается в последний раз, отпечатываясь в сознании молодой девчонки неестественно съёжившейся позой, и застывает с открытыми глазами. — Зафиксируйте, — потерявшим цвет голосом произносит мужчина, наблюдая за скатывающейся из остекленевших глаз девушки невесомой хрустальной бусинкой. — Время смерти — двенадцать часов тридцать шесть минут.
— Мы свободны! — его крик прокатывается по площади, слыша поддержку со стороны народа. Он больше не чувствует боли. Он больше не чувствует ничего и от понимания сводит такой идеальный рассудок. Маркус держится до последнего, не хватало ещё показывать слабость после всего, что он только что сказал. Медленно спускается вниз, провожаемый взглядом друзей и тихо оседает по стенке на промёрзшую, усыпанную снегом, землю. Где-то позади раздаётся уверенный голос Саймона, поддерживающего слова лидера, отчего андройды в едином порыве вторят ему тысячами голосов. А здесь, позади счастливых машин, оставшись в окружении ледяного одиночества, беззвучно срывается на крик Маркус. Он смотрит перед собой окаменевшим, ничего не выражающим, лицом, будто из него вытащили пресловуто значимый чип с эмоциями. Задача выполнена, андройды свободны. Больше ничего не имеет значения, его есть кому заменить. Саймон или Норт, лучше наверное Саймон, отлично подойдут на роль представителя. Дальше они справятся и без него. Но ход незамысловатых мыслей прерывает лёгшая на плечо рука, правда Маркус никак не реагирует на это действие, продолжая смотреть сквозь город перед ним. Тогда андройд обходит его, останавливаясь напротив, и опускается вниз, ловя в ответ два остекленевших кукольных глаза. Его губы шевелятся, он что-то говорит, наверное пытается поддержать или что-то в этом роде, но Маркус его не слышит, будто слуховой модуль повредили. А вместе с ним и ещё пару-тройку ненужных компонентов. Теперь уж точно ненужных. Слишком назойливый, слишком много тебя, Саймон, раздражённо думает андройд, переключая внимание на друга. А тот, видя шевеление, и не думает сдаваться. Опять что-то говорит и на этот раз Маркус, к сожалению, всё слышит, но никак не реагирует. — Она выживет, — эхом отдаётся от черепной коробки голос Саймона. И взгляд лазурных глаз с беспокойством смотрит на сломленного лидера. — Слышишь, Маркус?***
Громогласные раскаты грома — единственное что он слышит, глядя сквозь прозрачное покрытие, отделявшее его от необдуманного шага в пустоту. Кажется, что всё это было только вчера. Когда Саймон произнёс его приговор. — Звучит так пафосно, — неожиданно доноситься сбоку женский голосок, но андройд даже не поворачивает головы. Ему не нужно смотреть, чтобы понять что у стены стоит усмехающаяся Рид, как всегда скрестив руки на груди. На улице сильный дождь, а она одета так легко. В чёрное платье с каким-то незамысловатым рисунком и пышной юбкой до колена. — Маркус, прекрати пялиться в одну точку. У тебя сегодня куча важных встреч. Забыл? — Нет, — мерно отзывается он, отчего уголки губ дёргаются вверх и поворачивается к девушке. Весело вскинутые брови, делающие шрам на правой стороне более заметным, искорки в серебристых глазах и неизменная улыбка. — Но у меня есть ты, — он едва заметно отвечает её же жестом, подходя ближе. — И ты всегда напомнишь мне. Обо всём. — А как иначе, — она смешно морщит нос, делая шаг навстречу. Отчего теперь они находятся достаточно близко, чтобы она могла поправить съехавший в сторону галстук. — Тебе надо больше думать о себе, — пальчики по-хозяйски проводят по вороту белоснежной рубашки. — У андройдов есть мозгоправы? Тебе надо сходить к такому. — Не надо, — резко одёргивает её Маркус, пытаясь уловить в хитром девичьем взгляде хотя бы намёк на серьёзность. — Мне не нужен психотерапевт. — Нужен, Маркус, — она наконец убирает руки с плеч андройда, где с пиджака только что смахивала невидимые пылинки, вновь скрещивая их на груди. — Меня здесь нет, — непривычно отстранёно срывается с её губ, заставляя его хмуриться. — Ты споришь со своим воображением, — и на девичью полуулыбку он отвечает молчанием, наблюдая как на мерно вздымающейся груди парит деревянная птичка, выпачканная двумя оттенками, схлестнувшимися в последнем танце. Голубой и алый.— Ты права, — после долгого молчания выдыхает Маркус, видя как она поджимает губы. — У меня сегодня слишком много важных встреч…