Легенда синоби

       Мэй в полусогнутом состоянии судорожно моргала перед собой. Она могла упасть. Туда. Где ничего нету, одно пустое пространство и тишина. Ей было сложно адекватно мыслить, девушка дрожала, стиснув ладони Такао в своих, словно пытаясь найти там утешение. Но даже это не помогало. Куда привели ее мысли? — Почему я не могу поставить точку в своих этих непонятно каких отношениях.. — казалось, что бывшая майко сейчас расплачется. Снова. От нахлывнуших мыслей, проблем, которые словно нельзя было ничего решить: ничего на ум не приходило. Только страх и безысходность. — Мэй! — обеспокоенный голос Кадзу девушка услышала моментально. Он подбежал к ней, в глазах синоби горел страх. Кадзу приобнял ее, успокаивая. И только подняв глаза, он увидел перед собой Такао. Смерив его презрительным, но благодарным взглядом, парень шепнул: — Спасибо тебе. Но дальше я сам. Колдун, выдохнув, отпустил ладони Мэй, и его взгляд надолго задержался на ней. В нем было что то такое, что нельзя было назвать любовью или ненавистью.. Опустошение.  — Подожди, Кадзу. — Мэй, уже полностью придя в себя, слегка ослабила хватку его запястий и подошла поближе к беловолосому мужчине. Она остановилась. Только сейчас кицунэ поняла, насколько Такао был выше ее. — Спасибо. — прошептала она, сложив ладони вместе, как учили гейш, и слегка наклонила голову. Но он ничего не ответил.

***

— А теперь рассказывай. — на этот раз в глазах синоби горела самая настоящая злость, граничащая с заботой и страхом. Мэй не сердилась и не обижалась на него. Она обещала быть осторожнее, они прошли такой путь, и уже спустя день после него она повисла на краю обрыва. — Как ты умудрилась вообще оказаться там? А если бы Такао не было поблизости? Кадзу возмущённо вскинул брови. — Прости. Я слишком много думаю в последнее время. — Мэй покачала головой, пытаясь отогнать от себя негативные мысли, но ничего не вышло. А ведь он прав. Если бы Такао не было поблизости… — Пойдем, побудем где нибудь вместе. — его взгляд стал чуть мягче, и Кадзу приобнял Мэй, сдувая с ее лба выступающие пряди волос. Они остановились у него дома. — Мм.. — Кадзу то и дело открывал дверцы кухонного шкафа, они явно давным давно заржавели и поэтому издавали скрип. — У меня тут небогато, но есть рисовые пирожные и в шкафу рикитори стоят. Любишь это? Мэй сидела, смотря в окно. Ее глаза выражали пустоту, боль и страх. Кожа до сих пор была ледяной от только что пережитого шока, руки дрожали. — Извини, я не хочу есть. У тебя есть зелёный чай? По взгляду синоби было видно, что он очень переживает за Мэй, которая находилась в таком состоянии. Но у нее есть основания, девушка пережила шок. — Да, конечно. — Кадзу отвернулся, переводя дух. В душе у него творилось то, о чем было лучше не знать. Он чуть не потерял любимого человека, и хоть синоби сам не признавал, что да, он любит Мэй — его сердце говорило обратное. Кадзу постоянно медлил с этим, признаться в своих чувствах Мэй для него было нечто особенным, и.. страшным. Чем закончилась история, когда он признался в любви Азуми? Сначала все было прекрасно, прогулки по клану, подарки, прикосновения. А потом только боль, абъз, понимание неизбежности в расставания. Но все равно страх «отпустить» присутствовал в его сердце до сих пор. А если он все-таки признается Мэй в своих чувствах, и она отвергнет? Что если он для нее — просто хороший друг, с которым можно вовремя сбежать из города и искать приключения, разгадывая тайну своей личности? Тогда почему Мэй отвечала на его поцелуи, сама часто прикасалась к нему? Кадзу был не из тех, кто боялся отвержения. Конечно, от боли не застрахован никто, но гораздо сильнее он боялся другого: что если Мэй изменит ему, как Азуми тогда. После признания, долгих отношений, увидеть, как твой человек начинает любить кого то другого, а после «случайно» оказывается с ним в одной постели. После этого Кадзу перестал верить в долгие отношения, хотя и «недолгих» у него было мало, и длились они тоже — недолго. И эта боль, злость от произошедшего душила его до сих пор. Злость от того, что несмотря на их духовное расставание с Азуми — она до сих пор не могла его отпустить, как и он ее, хотя оба понимали, что уже все кончено. Они по прежнему порой общались, у обоих уже были вторые половинки или просто близкие друзья противоположного пола — но несмотря на это, любое упоминание о их «расставании» обоих вводило в ступор. Причем Кадзу совершенно спокойно относился к тому, когда видел Азуми с другим парнем. А вот она, видя его с другой девушкой, в частности с Мэй, — нет. И это угнетало синоби больше всего. Почему? Почему Азуми до сих пор не может его отпустить, пустить в свободное плавание, дать возможность быть ему счастливым с Мэй, не вызывая у него угрызения совести? Ведь она сделала все, чтобы их отношения порвались. Кричала, истерила, и в конце концов изменила. Нет. Он не позволит себе, чтобы у них с Мэй все вышло также. Старый чайник закипел. Вернее, в те времена он даже не был похож на чайник — некая странная вещица болотного цвета, поцарпанная со всех сторон, но на удивление работающая. Кадзу достал маленькие чашки — налил в них кипяток, и из большой, глиняной банки насыпал растворимого, травяного, зелёного чая — перемешивая.  — Держи, — синоби подал Мэй чашку, она с благодарностью взяла ее, сильнее прижимая к ней руки — согреться. — Только пошли ко мне в комнату, здесь холодно. Кадзу словно прочёл ее мысли, покосился на открытое окно, из которого шел холодный воздух, кивнул Мэй в сторону — и они быстро очутились в его комнате. Мэй была здесь всего лишь один раз — когда нужно было переночевать перед тем, как отправиться в город. И только сейчас она стала замечать многие вещи в его комнате, на которые прежде не обращала внимания. В углу, в неком большом «чехле», стояло огромное количество оружий и снаряжений. На стене висела доска с показателями высоты замахивания и удара, чуть ниже — «стопкой» лежали потёртые кимоно. В старом шкафу находилось несколько уже совсем старинных книг, возможно они были из тех лет, когда Кадзу и она ещё даже не родились. Мэй быстро пробежала глазами по названиям, которые красовались на переплете: «Боевые искусства синоби», «Правила нахождения в клане» «Как приятно удивить девушку, пособие для парней». Стоп, что? Мэй ещё раз посмотрела на стенд, и ее зрение ее не подвело. У Кадзу, у которого вся комната была заставлена оружиями и кимоно для тренировок, стояла милая тоненькая книжка: «Как приятно удивить девушку, пособие для парней». Его действительно волнуют такие темы? А по боевому голосу и «стреляющим» глазам в любой ситуации не скажешь. Мэй прыснула. — Кадзу, а зачем тебе это? — она попыталась сдержать удивление и смех, показывая на книгу. Сначала парень не понял, про что говорит Мэй, и переведя взгляд, куда она указывала, закатил глаза. — Это Чонган оставил. По его лицу было видно, что синоби врет. — Ага, конечно. — губы Мэй расплылись в ещё большей улыбке. — А Чонгану зачем приятно удивлять девушку? Я слышала их разговоры с Масамунэ, его по-моему интересуют пьянки до утра и все вкусы пива. Кадзу укоризненно посмотрел на девушку, хотя сам едва сдерживал смех. — Такой мужественный, уверенный в себе. — Мэй подошла к нему ближе, положив свою ладонь ему на плечо, прижавшись к Кадзу. — И читает книги для допубертатных подростков. Она хихикнула, и неожиданно Кадзу повалил на ее кровать, обхватив за талию. — Теперь не будешь вредничать, пушистая. — синоби смеялся во весь голос, нависая над ней, с удовольствием смотря на ошарашенное и покрасневшее лицо девушки. Кадзу шутливо чмокнул ее в щеку, поправляя растерпавшиеся волосы девушки. Их глаза встретились, и они впервые так долго смотрели друг на друга Синоби слегка привстал с нее, переставая пугать, и просто сел рядом. Мэй по прежнему была очень покрасневшей, но счастливую улыбку сдерживала с трудом. — Отвечаю на твой вопрос. — Кадзу притянул Мэй к себе, и она положила голову ему на грудь, выдыхая. Этот момент, когда он резко повалил ее и оказался сверху слегка сподвиг девушку в шок и приятное смятение, и за нахлынувшими эмоциями она едва успевала дышать, поэтому сейчас восстанавливала дыхание сполна. — Это совсем старая книга, которую я взял в нашей маленькой библиотеке и до сих пор не вернул. Мне было 10 лет и мне нравилась соседская девчонка, у родителей спрашивать про это боялся и стеснялся, а книги были всегда. Чонган до сих пор шутит по поводу этой картины: повсюду книги по боевому искусству и рядом лежащая розовенькая книжка в цветочек, со столь сентиментальным названием. — Кадзу засмеялся, и Мэй стало невыносимо тепло. Его бархатный голос успокаивал и дарил.. Счастье? По крайней мере, ей точно. — А эта девочка была красивая? — спросила Мэй в шутку, надув губы. — Ну да. Ее взгляд сделался строже, и Кадзу засмеялся от этой «злости». — Но некрасивее тебя. — сразу же добавил он, щёлкнув Мэй по носу. Она саркастически улыбнулась, прижавшись к Кадзу покрепче.  — Прости, если сильно разозлился на тебя. — прошептал он, прикоснувшись к руке Мэй. Она кивнула. — Просто я так боюсь за тебя. — Серьезно? — до этой фразы кицунэ не до конца осознавала глубины чувств Кадзу, о которых он практически не говорил, но сейчас ей стало невыносимо приятно и. стыдно. Стыдно за свои мысли о том, что она думала, что Кадзу на самом деле к ней ничего не чувствует и эти поцелуи ничего не значат. — Я тоже, Кадзу, я тоже! — поспешно заверила его девушка, пользуясь моментом хотя бы чуть чуть проявить свои чувства. Она крепко стиснула его руки в своих, глядя сияющими глазами в его глаза. — Я тоже всегда боюсь за тебя, поверь мне! Даже в наш первый день знакомства: из-за твоей раны я так за тебя перепугалась, а когда ты в обморок упал. А когда узнала, что, оказывается, у тебя все это время острие стрелы в ране торчало, я не представляю, как больно тебе было. Она настолько расчувствовалась, что в ее глазах стоял самый настоящий ужас. Словно они вновь там, в пещере. — Мэй. — Кадзу помедлил, подбирая слова. Он укусил свою нижнюю губу от волнения. — Никакая физическая боль не сравнится с моральной, которую я чувствую чаще. — О чем ты? — О том, когда ты так рискуешь своей жизнью. — Кадзу поднял на нее свои темные, бездонные глаза. — После того, как обещаешь быть осторожнее. И когда в такой важный момент тебя спасает Такао. Он отвёл взгляд, словно ему стало очень стыдно за свои слова. — Тебя задело то, что меня спас он? — интонация Мэй сменилась, и она стала говорить тише. — Нет, что ты. — Кадзу, я же все вижу. Он помедлил. — Но Такао ведь спас тебя, он герой, молодец. Но, придраться, мне не нравится то, что ты с ним общаешься. Мэй грызла совесть. — И я знаю, что вы целовались и во второй раз. Она встрепенулась, очень сильно покраснев. — Откуда? — Твой белобрысый дружок не умеют завешивать окна шторой. — Кадзу грустно усмехнулся, склонив голову набок. Мэй промолчала. — Ты только ничего не подумай, я не следил за тобой. — Его глаза округлились, и синоби заговорил быстрее, словно его обижали подозрения Мэй, про которые она стеснялась говорить вслух. — Возле дома Такао цветет дерево, из цветов которых мы часто делаем чай. Меня послали набрать. Вот я и увидел. — Прости меня. — прошептала Мэй. — Мне. я понимаю, что вожу Такао за нос. Но я ощущаю, как ему плохо от измены жены, он до сих пор не любит, я более чем уверена. — Не вини себя. Ты имеешь право выбирать. — ответил Кадзу, и повисла минутная пауза, пока он не спросил: — Ты правда так волновалась обо мне, во время нашего первого пути? — Конечно. — Физическая боль порой тоже неприятна. — от его грустного смеха уголки бровей Мэй упали. — Ты мне мало рассказал о том, что происходило в тюрьме. — сказала Мэй, борясь с неуверенностью. — Расскажи ещё.  — Ты точно хочешь это слышать? Там мало чего приятного. — Да, Кадзу, хочу. Я хочу узнать все, что происходило с тобой. Почему тебя вообще посадили? Это несправедливо: про меня и мои испытания ты знаешь все, а про свои умалчиваешь. — Ладно. — Кадзу вздохнул, готовясь к рассказу. — Это было примерно полтора-месяца назад. Бегал, шастал ночью в поисках чего бы ещё своровать, и когда на меня напали, я ответил. Рукав кимоно задрался, и люди, напавшие на меня — увидели татуировку клана синоби, и им все сразу стало ясно. Я часто воровал здесь, но о том, что я синоби — не догадывался практически никто. А в городе сама знаешь, как к нам относится, собственно именно поэтому мы живём вдалеке от всех, в своей деревне. За воровство порой даже дорогих вещей меня давно уже хотели посадить, но узнав, что я синоби, представитель смертной опасности для общества, решили даже отправить на смертную казнь. Был ли у меня план побега? Да. Получилось ли его воплотить? Нет. Меня застукали и я получил ещё одну порку по спине. В тот день я мало что помнил. Ещё перед заточением, громко говоря, самураи сильно меня избили. Но я не жалуюсь. Заслужил. После бросили в холодную камеру, причем так сильно, что в какой то момент мне казалось, что я сломал позвонки. Несмотря на то, что практически все раны затянулись, я думаю что шрамы остались со мной навсегда. Но моя теория насчёт наиболее предвзятого отношения к клану синоби в городе подтвердилась: даже когда я пытался поговорить с кем то, находящимся в другой камере возле меня, приходила охрана, давала команду, и меня снова избивали. В какой-то момент мне уже казалось, что это конец: сначала спина, потом рука, ну, ты знаешь про это. Становилось так плохо, что даже годовые тренировки по укреплению тела не помогали: даже от нескольких шагов мутило и в глазах все размывалось. Но после ты спасла меня. Теперь ты знаешь правду и некоторые подробности. — синоби улыбнулся, хотя по его взгляду было видно: ему даже сейчас было больно про это вспоминать. Мэй, не в силах сдержать эмоций, обхватила лицо синоби руками, и начала оставлять на нем нежные, короткие поцелуи, на щеках, подборке, носу, на губах она задержалась подольше. — Мне невероятно больно это слышать. — прошептала Мэй, и в какой то момент даже пожалела, что попросила рассказать его все. — Мэй. — Что? — Это был первый раз, когда ты меня первая поцеловала. Она смущённо отвернулась. Как странно, ещё недавно Мэй спокойно отнеслась к информации о избиении Кадзу, но сейчас прям прочувствовала на себе его боль. Ее чувства к нему растут?