***
Холодный ветер больно ударил по разгоряченным щекам, вздымил волосы вверх. Намечалась пурга. На темном небе были видны порывы ветра, которые несли в себе белоснежный снег. Азуми вела его по маленьким переулкам, о существовании которых Кадзу даже не мог представить. Каждая крыша низких домов была увенчана огромным, толстым слоем снега, который мягко освещал свет луны. Синоби подошли к какому то деревянному дому, который на вид выглядел очень богато, по крайней мере, жилье сильно выделялось на фоне остальных. Дом явно был построен издорогого и качественного фундамента, который в кланах встречался редко. Массивная крыша бордового цвета была увенчана всевозможными фресками и узорами, а тяжёлая дверь была высотой как минимум два метра. Из дома доносились голоса. — Стой. — Азуми подняла руку вверх, постучала. Кадзу не говорил ни слова, а просто молча ждал. В дверях появился какой то дряблый мужчина. — Чего вам? — его голос звучал не сильно дружелюбно. Азуми, смерив его тяжёлым взглядом, спокойно ответила: — Лекарства. — А заплатишь чем? — послышался голос второго мужчины, который с глупой улыбкой облокотился об стену. — Мы синоби. — одной этой фразой она заставила двух мужчин умолкнуть, и их насмешливые улыбки мигом пропали с лиц. — Сейчас.. — они оба скрылись за стеной. — Что это было? — удивлённо спросил Кадзу, поворачиваясь к своей собеседнице. — Метод запугивания, — она удовлетворённо улыбнулась, подмигнув ему. — Бесплатно лекарства отдают сейчас стоящим лицам, синоби, самураям, ронинам. Не успел Кадзу что либо ответить, в дверях вновь появились мужчины, протягивая спутникам мешок. — Д-держите.. — дрожащим голосом прошептали они. — Д-досвидания.. — Спасибо, — Азуми передала мешок Кадзу. — Досвидания. Кадзу достаточно сухо поблагодарил Азуми, от количества выпитого он мало чего мог связать дельного. А ее это будто радовало, она смотрела на него пьяного с неким хищным любопытством, словно так и должно было быть.***
Холодало. С каждым разом пурга становилась все сильнее, и именно сейчас она дошла до пика. Ледяные порывы ветра срывали ветви деревьев, и они обламывались с треском. Становилось настолько холодно, что хоть кутайся в тысячи одеял, малейшая снежинка пробирала до дрожи. Дрожали руки и ноги. — Вот это погода, — все с такой же странной улыбкой прошептала Азуми, глядя на синоби, которого она придерживала за рукав. Дабы он, пьяный и весь замёрзший, не навернулся в сугроб. — Впервые здесь такое, за все мое пробывание. Он ничего не ответил. — Может, у меня переночуешь? Опасно сейчас в клан идти, в такую то погоду. — она поёжилась. Но даже в такой темноте было видно, как в темных глазах мелькнули какие то не сильно обнадеживающие искры, а вишнёвых губ девушки коснулась хитрая ухмылка. — Мне все равно на погоду, — прошипел Кадзу несвязным голосом, он сделал шаг, и чуть не споткнувшись, добавил: — Мне нужно к Мэй. Я обещал ей. Приду к утру, буду рядом. Азуми нахмурилась. — Насколько же нужно быть глупым! — она с трудом сдерживала свой гнев, но пыталась всем видом придать своему разъяренному голосу заботы: — Разве она будет рада, увидев тебя насквозь простудившимся, потом с осложненной болезнью? Метель чуть не отбросила Кадзу в сторону, и он сильнее сжал льняную сумку с лекарствами. — Вот, я же говорю. — девушка взяла его под локоть, и не обратила внимания на то, как синоби брыкался. — Все, пошли ко мне в дом. Он как раз таки рядом. Плюс ко всему ты пьян, ещё дороги обратно не найдешь. — Ты сама мне предлагала… — прошептал он. — Я не привязывала тебя к стулу и не заливала тебе в рот рисовую водку против твоей воли. — заметила Азуми, волоча за собой синоби. Он ничего не отвечал.***
Дом Азуми оказался достаточно маленьким. Небольшая кровать, деревянная тумбочка. По прежнему было холодно, хотя они уже и находились в помещении. Девушка присела на кровать. — У меня здесь только одна кровать, поэтому извини. — прошептала она, и Кадзу устало плюхнулся рядом. Он по прежнему не говорил ни слова, словно был ошеломлен всем. — Мне нужно к Мэй. — шептал синоби, массируя щеки, стараясь все же придать себе здравого рассудка. Азуми пропустила его слова: — А помнишь, как нам было хорошо раньше? — Только не сейчас, Азуми. — несмотря на явное отсутствие трезвости, его голос звучал уверенно. — Как хочешь. — грустно прошептала та. Они молчали. Кадзу, хватаясь за голову, сидел в противоположной от Азуми стороне, а она сосредоточенным взглядом рассматривала потолок. Пальцы девушки пробежали по изголовью кровати, и лёгким, невесомым движением скользнули по руке Кадзу. — Тебе холодно? Молчание. Азуми мягко приобняла его за спину. — Азуми, я же говорю.. — Кадзу, тебе нужно сейчас это. Нужно тепло. — шептала она, обнимая его чуть крепче. Неожиданно лицо девушки оказалось совсем близко. Синоби почувствовал на своих губах ее горячее дыхание. Поцелуй.***
Голова ужасно болела, затылок словно потяжелел. Какие то странные ощущения испытывал Кадзу сейчас, он ещё не открывал глаза, продолжая спать Но сознание и здравомыслие вернулись, они пробирались в его мозг очень болезненно, через головную боль, но все-таки встали на свое место. Синоби распахнул глаза, одним резким движением приподнялся на спину. Схватился руками за голову. Осмотрел себя. Он был оголен по пояс. — Где я? — вопросов было очень много, но ответов не было. — И где моя одежда? Я шел за лекарствами, встретил Азуми.. А что дальше? Меня побили? Или я выпил? Неожиданно воспоминания нахлынули на него. Вкус алкоголя, рисовой водки. Горечь в горле, а после пурга, метель. Он остановился где то, но где, он не помнил. А потом что? Он же обещал Мэй вернуться к утру! — Понятия не имею, что произошло, но нужно выбираться отсюда. — подумал синоби. Он осмотрелся. И к его ужасу рядом с ним лежала Азуми, в одном белоснежном косимаки. Ее глаза были плотно закрыты, дышала она ровно, спала, как ни в чем не бывало. Руки Кадзу задрожали и похолодели. — Неужели. Быть такого не может. — он поспешно встал, пытаясь найти жилет и зелёную рубашку. Его волосы были взлохмачены. Он судорожно потирал руками лицо. — Если бы мы.. — шептал синоби, пытаясь отвлечь себя от таких грустных мыслей: — С ней.. Я бы помнил хоть что то! — Ты уже проснулся? — тонкий голос Азуми вывел его из раздумий. Парень резко повернулся к ней, с горящими и полными злостью глазами: — Что было вчера ночью? — спросил он достаточно спокойно. Все таки его воспитание не давало Кадзу кричать на девушек, даже в таких ситуациях. — Как что? — девушка с улыбкой повернулась к нему. — Началась пурга, возвращаться в клан было опасно, и я отвела тебя к себе. Ты сказал, что мы начнем все сначала и после этого мы. Ну и что, что ты выпил тогда. — Мы? — синоби еле сдерживался, чтобы не завопить. Он изменил Мэй. Изменил ей, девушке, которую полюбил всем сердцем, которая пережила столько всего, и в отважном сердце которой осталось место для любви! Изменил так глупо и эгоистично, с девушкой, с которой давным давно порвал абъюзные отношения! Да его нужно побить за такое, изгнать из клана. Словами не передать, как Кадзу сейчас было обидно. Ему казалось, что он медленно сходит с ума. Неприятный, липкий комок подкатил к горлу, заставив судорожно дышать. — Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, Азуми, нет! — кричал он, но девушка улыбалась. — Что? Ты уже это и шуткой называешь? Кадзу, не говоря ни слова, быстро схватил пакет с лекарствами, кое как начал напяливать на себя рубашку, которая валялась на полу — Ты куда? — удивлённо спросила Азуми, невинно хлопая ресницами. — К Мэй. — он надел жилет, дрожащими руками завязывая его на спине. — Смеёшься, да? — комнату охватил громкий смех. — Да она же все поймет! Неужели ты сможешь после ночи с другой так просто вернуться? Кадзу отвернулся, закусив губу. Нет, он не позволит себе оскорбить Азуми, даже после всего того, что она сделала. Он сам виноват. Сам выпил, сам. — Я ей все объясню. — выпалил синоби, и быстрыми движениями выбежал из дома. Странно, но что то в глубине души шептало ему, что словам Азуми не стоит верить.***
— Да где же он? — Мэй волнительно перебирала всю возможную глиняную посуду, подмечая для себя красивые изделия гончарного мастерства. Она не спала всю ночь, когда Кадзу ушел. Сказал, что вернётся к утру, но уже давным давно был день. И вчера ещё была такая пурга. Лишь бы с ним все было хорошо. Сердце девушки предательски сжалось, как тут дверца ее дома отворилась, и на пороге появился синоби. Весь в снегу, словно упал в самый большой сугроб, лохматый, с мешком лекарств, и с очень грустными глазами. — Кадзу! — выпалила девушка, и на ее лице мигом появилась улыбка. Она подбежала к синоби, крепко обняла его. Бывшая майко целовала его щеки, губы и нос, пытаясь согреть. Крепко обнимая, она шептала ему, что как она рада, что он вернулся, что все с ним нормально, несмотря на пургу. — Мэй... — синоби одарил ее взглядом, которого она ещё никогда в жизни не видела. — Надо поговорить. Она, набрав побольше воздуха в лёгкие, и после выпустив его, присела на деревянный стул. — Я тебе изменил. Оборвались. Оборвались те чувства, которые держали ее на плаву, оборвалось все. Казалось, что оборвалось облако, яркое, светящееся облако которое часто появлялось на синем, чистом небе. А дальше — пустота. Словно летишь в пропасть, с дырой в груди, где раньше было сердце, и ничего не чувствуешь после этой оглушительной боли. К ее глазам подкатили слезы. Кадзу объяснял все, стараясь успокоить девушку. Пытался коснуться ее, унять ту боль, забрать эту боль себе. И ему самому было также. Он чувствовал себя порочным, грязным, никогда больше не заслужившего доверия и любви. Кадзу считал, что теперь все понятно, понятно, почему в его жизни были только абъюзные отношения, просто напросто он не заслуживает других. Он не заслуживает Мэй, такую умную, красивую, добрую и сильную девушку. Не заслуживает видеть ее улыбки и слышать ее звонкий, как колокольчик, смех. Не заслуживает касаться ее. И не заслуживал никогда. — Мне нужно выйти, п-прогуляться. — Мэй убрала его руки со своих достаточно робко, но по ее глазам было видно: девушка на грани того, чтобы оттолкнуть синоби. — Мэй. — Нет, Кадзу, не стоит. — она вытирала слезы тыльным рукавом кимоно, открывая дверь. — Все нормально. Жизнь идет своим чередом и. Она не договорила. Выбежала на улицу, на полусогнутых коленях бродила по окрестностям, стараясь унять боль в груди. Мэй даже не обращала внимания на то, что в такую погоду она была в обычном кимоно. Словно не ощущала на себе холод. Или жгучая боль внутри нее разрослась в ее теле в таком большом количестве, что теперь она ничего не ощущает? Видимо, это было так. Щеки горели, и слезы текли по ним. — Мэй! — голос Чонгана заставил девушку повернуться в сторону севера, но она пыталась скрыть от старика свои полные слез глаза. Не хочет она рассказывать об этом, не может. — Да? — прошептала она. — Масамунэ стало хуже. Только эти слова смогли отвлечь ее от всех мыслей. Девушка стремглав побежала к дому Чонгана, а он, стараясь, быстрым шагом пошел за ней.***
— Он не просыпается уже весь день. — они со стариком сидели на кровати, где неподвижным телом лежал Масамунэ. Он очень тихо дышал. Мэй молчала, по ее щекам текли слезы. — Я просто сказал, чтобы держать тебя в понимании состояния твоего друга. Лучше сейчас не приходить. — он мягко поправил волосы ронина, заправляя их. Мэй встала с кровати, уже не в силах видеть все это. — Х-хорошо. — прошептала она, выйдя из дома.***
Бывшая майко направлялась к дому Такао. Нужно было проведать Хидэко. Она постучала в дверь, и колдун отворил ее, но сразу же отошёл. Кицунэ прошла по его дому, и увидела что Такао сидит напротив кровати ее сестры, ласково перебирая ее волосы, то и дело проверяя температуру лба. Мужчина выглядел обеспокоенным. — Здравствуйте, Такао. Как лекарства? — без приветствия спросила девушка, и колдун повернулся к ней: — Не помогли. Сняли только температуру. Теперь Мэй позволила себе сделать это. Впервые расплакаться на людях. — Да что ж это такое! Я теряю всех.. Кадзу, Масамунэ, Хидэко. — плакала девушка. Такао подошёл к ней, мягко положил руку на плечо: — Мэй, я хотел кое что тебе сказать. Она заплаканными глазами посмотрела на колдуна. — Прости меня. — За что? — За то, что лез к тебе без спроса. — прошептал он, склонив голову. — Я не знаю, что на меня нашло. Но сейчас. Когда я встретил действительно своего человека, все поменялось. И теперь мне так больно, что я могу ее потерять. — Ох, Такао. — слезы по прежнему текли по щекам Мэй. — Я прощаю Вас. За этот вечер они рассказали друг другу все, и оба поняли, насколько сильную боль сейчас ощущают.