— Мэй, ты хочешь уйти из клана окончательно?
В голосе Такао прозвучали грустные и озадаченные нотки.
За этот быстро прошедший вечер Мэй рассказала ему все, выговорила все то, что так долго висело на душе тяжёлым камнем. Такао также был с ней откровенен: теперь Мэй знала историю его жены от, а до я, и за время рассказа об этой женщине испытала настоящий диапазон эмоций: от сочувствия к ней, радости, проявления ещё большего интереса, а после непонимания и вопросами: почему она поступила именно так?
Мэй чувствовала опустошение. От бывалой боли и ужасных, душераздирающих мыслей не осталось и следа. Осталась пустота. И только.
Она чувствовала, как ощущение вины давит на нее, выжимая последние соки. Хидэко тяжело больна, и даже лекарства, которые привез Кадзу, ей не помогают. С Кадзу вообще ничего непонятно, видимо, это окончательный разрыв отношений, а теперь остаётся только забыть и стереть его из памяти. Масамунэ Араи стало хуже.
Она теряла людей.
Теряла тех, кто ей так дорог. И пускай в этом не было ее вины: Мэй понимала, что больше так не протянет. Она не сможет больше смотреть в такие любимые, темные глаза, ибо будет видеть там слова, которые пронизывают насквозь, словно клинок: «я тебе изменил». Не сможет находиться с синоби в одном помещении, это будет слишком больно. Как можно смотреть на руки и губы любимого человека, зная, что они дотрагивались до другой? И самое важное. Как его забыть? Как выкинуть из памяти знакомую улыбку, от которой сразу холодеет в животе, как стереть из памяти ласковые прозвища, произнесенные тихим, шершавым, словно ветер, голосом: «неведьма, пушистая»? Как? Как забыть прикосновения, поцелуи?
Как оставаться здесь, видя как Масамунэ Араи, который раньше был всегда полон энергией и жизни, сейчас лежит на кровати неподвижно, и его состояние настолько нестабильно? И с ним это случилось только из-за того, что ронин хотел защитить ее и Кадзу. Из-за этого. Это можно было избежать, предотвратить, заверить, что никаких долгов выполнять не стоит, и все отлично и так?
Хидэко. Мэй только нашла свою родственницу, сестру, которая также как и она, оказалась кицунэ. Как можно было допустить такое, что она сейчас лежит в доме Такао, серьезно больная? Мэй и это могла предотвратить, но она не смогла.
Девушка подняла на колдуна полные боли и бесчувственности глаза.
— Да, я хочу уйти из клана.
Повисла пауза.
Такао помешал деревянной ложкой какую то странную жидкость пахнущую лесом в глиняной кружке. Поднес ее к губам Хидэко, ласково коснувшись плеча девушки, чтобы она позволила ему напоить себя.
— Однажды я тоже так думал. — голос Такао звучал так размеренно и спокойно, что совершенно не вязалось с эмоциональным рассказом его прошлого.
Мэй не отвечала. Просто сидела на коленях, как и положено в чужих домах, подобрав под себя длинные подолы кимоно. Сверлила взглядом стену, не находя в себе сил посмотреть в синие глаза колдуна. Она не должна сейчас позволять себе как то оправдать себя, не должна.
Однако Такао, несмотря на молчание девушки, продолжил.
— Часто нам хочется куда то убежать, когда кажется, что другого выхода нет.
— Я уйду только вместе с Хидэко, она должна поправиться. — Мэй перевела свой взгляд на девушку, которая была белее полотна, она спала.
— Но люди не понимают одного: нужно уметь давать остальным второй шанс, также, как и своим ожиданиям.
Мэй встрепенулась, не в силах больше сдерживать свои эмоции:
— Такао, как Вы не понимаете?! Все кончено! Не будет у нас уже ничего с Кадзу, не будет, это конец!
Колдун оставался невозмутимым, на его лице появилась лёгкая улыбка, вызванная юношеской эмоциональности девушки:
— А я и не говорю тебе давать ему второй шанс.
Дай второй шанс своим ожиданиям.
— Что это значит? — спросила бывшая майко, удивлённо подняв брови.
— Я не давал второй шанс своей жене только потому что её измена была очевидной. Но ведь с Кадзу ещё ничего не доказано, так?
Мэй опустила глаза, прошептав:
— Так.
— Видишь, он сам не знает. А тебе нужно открыться заново. Да, сейчас плохие времена. Но тебе стоит научиться доверять людям: стоить научиться прощать и выслушивать, не взирая на бурю внутри.
— Скорее всего, я сейчас ощущаю тоже самое, что и вы тогда, в той ситуации с вашей женой.
— Правильно, Мэй. Но я отпустил это: сначала хотел найти то, что искал, в тебе, не взирая на твое личное пространство. Но когда встретил Хидэко. Понял, что причины доверять людям ещё остались. И открыть сердце для новой любви тоже стоит.
— Вы так любите ее. — Мэй усмехнулась.
Такао кивнул.
— Сейчас для меня самое главное, чтобы у нее все было хорошо. Чтобы она поправилась, и на ее лице вновь заиграла такая родная и любимая улыбка. Чтобы я снова услышал ее звонкий смех, от которого трава зеленеет, и даже на тусклом небе появляется солнце. Хидэко — самое дорогое, что у меня есть сейчас. И тебе стоит отпустить и выслушать.
Мэй еле заметно улыбнулась.
— Не думаю, что что то выйдет. Но спасибо Вам.
Такао улыбнулся ей в ответ, но после стал более озадаченным, перевел тему:.
— Но Хидэко. Ей поможет только одно лекарство, но у нас не хватит на него денег. Даже если сбрасываться всем кланом.
Мэй повела бровью, и одним резким движением расстегнула тесьму кимоно, доставая из небольшого кармашка кучу маленьких монет.
— Это все, что у меня осталось. — прошептала девушка.
Такао взял полученные монеты, положил их в мешок. Там также было немного денег.
— Хотя бы половину должны набрать. Дальше — будем выгрызать деньги любыми путями.
***
Мэй вышла из дома Такао в приподнятом настроении. Она направлялась к себе в хижину.
Звуки приготовления блюда слышались отовсюду. Мэй перекладывала гренки, делая какие то бутерброды, заливала их медом.
Словно старалась сделать всё, чтобы отвлечься.
Как тут до ее плеча кто то дотронулся.
Лёгким, невесомым движением, таким, каким умел дотрагиваться только он.
— Нам надо поговорить.
Мэй повернулась к Кадзу, уже хотела отказать, но в голове эхом послышался голос Такао:
-
Но тебе стоит научиться доверять людям: стоить научиться прощать и выслушивать, не взирая на бурю внутри.
— Я слушаю. — мигом ответила девушка, и синоби был потрясен такой реакции. Скорее всего, он ожидал всплеск осуждения и ругательства. Но. Нет. Мэй была хладнокровна и держалась спокойно.
Он показал ей на дверь, прошептав:
— Пошли, выйдем.
***
Поляна, на которой обычно всегда стояла неземная тишина, сейчас разрасталась криками и спорами:
— Я же говорю тебе, если бы что то было, я бы помнил, Мэй!
— Кадзу, я. я пока ничего не знаю. — Мэй покачала головой, и синоби, неожиданно, нежно взял ее руки в свои.
Поднес их к себе к груди, заглянул девушке в глаза:
— Прошу, Мэй, дай мне второй шанс.
Как тут послышался шелест.
Ветви деревья прогнулись в разные стороны, и тихий звук ветра, ласкающего листья, стал отчётливее.
В деревьях появился силуэт какого того человека.
Повисла тишина
Кадзу и Мэй, увидев эту картину, замерли.
