***
Оставался последний поворот, так что Гарри перешел на бег трусцой. Справа от него простирался Запретный лес вплоть до самого горизонта. А слева возвышалась громада Хогвартса. Впереди виднелось Черное озеро, поразительно похожее на лужу чернил, окрасивших землю. Закинув руки за голову, Гарри брел оставшиеся несколько метров до вершины холма, пытаясь унять боль в боку. Он закрыл глаза и выровнял дыхание — насколько смог. Солнцу еще только предстояло перебраться через холмы, но первые несколько лучей уже высветлили небо до бледно-серого цвета. Стояло прекрасное, хотя и прохладное утро. Гарри смотрел на Черное озеро, наблюдая, как вода плещется и волнуется на раннем ветру. Он знал, что под внешне спокойной гладью происходит намного больше, чем кажется на первый взгляд. Все знали о гигантском кальмаре, обитавшем в озере, а некоторым ученикам иногда удавалось мельком увидеть одну из неуловимых русалок — точнее всякий раз, когда тем становилось любопытно попробовать воздух на вкус. Но Гарри был одним из немногих, кто побывал в озере, забравшись глубоко-глубоко — куда уже не пробивался свет, а вода душила своей массой. Гарри никогда особо не боялся воды, однако Второе испытание одарило его кошмарами, где он беспрестанно тонет. Это заставляло его просыпаться в поту и полной уверенности — длящейся несколько мгновений, казавшимися вечностью — что он всё еще застрял во тьме глубин озера, а вода давит на него, заливаясь в горло; спасительных жаброслей нет, и никто не приходит, чтобы спасти его… Впрочем, это вполне нормально. По сравнению с демонами, навещающими его обычно, утопление казалось не таким уж плохим вариантом. Бок снова опалило болью, и Гарри нахмурился. Он перевел взгляд с живописного пейзажа, распростершегося перед ним, на рубашку, и уставился на то место, где была спрятана метка, так, будто намеревался прожечь в ней дыру. — Умолкни, — прошипел он, хотя и сам понимал, насколько это нелепо. Метка доставала его всю ночь: попеременно посылающая то режущую боль по всему телу — точно нагретый нож, рассекая кожу, мышцы и кости легко, будто масло; скручивая внутренности и заставляя кровь кипеть — то покалывание, наполненное — за неимение более подходящего слова — нежностью. Это раздражало и, откровенно говоря, пугало, потому что иногда Гарри чувствовал себя совершенно нормально; однако в следующую же секунду его бок горел от боли, занимая все его мысли — приходилось с трудом удерживаться от крика. Гарри отчаянно хотел понять, что с ним происходит, но ему уже доводилось видеть, до чего людей доводит отчаяние, и вовсе не собирался пополнить длинный список его жертв. Нужно просто набраться терпения и заниматься исследованиями в комфортном для себя темпе. Гарри медленно опустил руки и вздохнул, садясь на корточки, поудобнее. Нужно вернуться в гостиную факультета до того, как начнется утро нового учебного дня, чтобы не пропустить завтрак. Официально сегодня будет его первый день в школе. Вчера он успешно пропустил занятия, но сочувствие профессоров быстро иссякнет, если постоянно игнорировать уроки и выполнение домашних заданий. Ему непременно нужно вернуться в школу. Он просто… вообще этого не хотел. Гарри был недоволен не только перспективой снова стать учеником. Он всегда любил Хогвартс, и, что бы ни говорили друзья, ему нравилось учиться. Куда больше расстраивало то, что это был не его Хогвартс. Не будет посиделок допоздна за разговорами с Роном и Гермионой, проведенных в гостиной Гриффиндора. В коридорах больше не повстречаются дружелюбно улыбающиеся лица. И никаких улыбок Джинни, брошенных украдкой, пока они сидели за столом в Большом зале. Вместо этого Гарри очутился в западне с кучкой будущих врагов, заполучив совершенно нежеланное и ненужное место в первом ряду на спектакль становления Тома Риддла на путь Тьмы. Одна лишь мысль о юном — до боли юном — противнике вселяла в него смятение и нерешительность. Гарри знал историю жизни Риддла вдоль и поперек. Он пробирался сквозь годы воспоминаний, испытывал его эмоции и был почти раздавлен непревзойденным гением Темного Лорда. Гарри знал, кем станет Риддл: будто свидетель автомобильной аварии в замедленной съемке, он видел каждую вмятину и трещину на металле, точно знал, чем это обернется, но всё равно был совершенно, просто до ужаса очарован тем, что происходило прямо на его глазах. Это было неизбежно. Гарри знал это. Уже решил, что не будет вмешиваться в жизнь Риддла больше необходимого. Невозможно предсказать, какой вред он нанесет будущему, и именно осознание потенциального разрушения всего, к чему Гарри так отчаянно пытался вернуться, крепко держало его в узде. Но Гарри было на удивление легко сдерживать свои порывы. Учитывая обстоятельства, куда проще, чем должно было быть. Может, он наконец-то повзрослел? Гермиона бы гордилась им. Краткая улыбка быстро поблекла, пока не исчезла совсем. Гарри вздохнул, отчего изо рта вырвалось облачко пара. Он поднялся на ноги и немного размялся, чтобы разогнать кровь. Резкое падение адреналина вкупе с остывшим на холодном воздухе по́том заставило его содрогнуться. Нужно поскорее вернуться в подземелья, пока он случайно не уснул здесь. Гарри направился к замку, в ногах пульсировало в такт его сердцу. В конце концов, поросшая бурьяном тропа сменилась гладким булыжником, и Гарри ускорил шаг, искренне желая принять душ. В замке царила тишина, каждый звук эхом отдавался по освещенным коридорам. Наверное, это должно было заставить его почувствовать себя маленьким и ничтожным, но, в итоге, окружило и поглотило, отчего Гарри ощутил себя такой же неоспоримой частью Хогвартса, как и его каменные своды. Он, припомнив короткую дорогу, свернул в первый же попавшийся извилистый коридор, чтобы срезать путь. Теперь его ноги всерьез запротестовали, и Гарри одолело искушение добраться до конца коридора и выйти прямиком в гостиной. Однако более рациональная часть его разума отвергла эту идею прежде, чем та успела прижиться. Было еще совсем рано, но всё равно оставалась вероятность, что другие ученики уже проснулись. Сейчас эти потайные ходы были козырем в его рукаве, и терять их не хотелось. А если часть стены в общей гостиной Слизерина внезапно начнет двигаться, это неминуемо вызовет всеобщую панику. Так что Гарри поступил разумно и вышел из потайного коридора в двух поворотах от гостиной факультета. Подземелья были безлюдны, а факелы на стенах освещали коридоры весьма условно. Чем дальше шел Гарри, тем ярче становилось пламя, всё сильнее озаряя холодный коридор. Гарри сунул руки поглубже в карманы штанов, сжимая и разжимая пальцы, в тщетной попытке разогнать кровь. Он пробормотал пароль замаскированному проходу в гостиную, с нетерпением ожидая, когда часть стены уберется с его пути. Хлынувшее тепло было невыразимо приятным, и Гарри стремглав ринулся внутрь. В гостиной всё еще было тихо и пусто. Однако чутьё говорило об обратном; Гарри доверился ему и огляделся, пока его взгляд не остановился на человеке, удобно устроившемуся на одном из низких диванчиков, ближайших к камину. На секунду в груди ёкнуло, и дыхание вырвалось из него шумным вздохом, отвлекая внимание мальчика от раскрытой книги, лежащей у него на коленях. Гарри прикусил язык, едва не произнеся имя: хотя сходство и оказалось до боли жутким, глаза этого паренька были другого цвета. В этой радужке серебра было куда больше, чем у кого-либо из его потомков. Но светлые волосы, тонкие черты лица и вздёрнутый подбородок — в равной степени выражающий и любопытство, и презрение — сходство было ошеломляющим. Гарри отвел глаза от парнишки, опустил голову и зажмурился. Слезы жгли глаза, он почти слышал надменный голос друга, высмеивающего его плаксивость. Я скучаю даже по Драко, ехидно подумал Гарри, видать, совсем безнадежен. — Сиро. Слышал, ты приполз обратно в Хогвартс. Боже, да они даже говорили похоже. Вплоть до того, как растягивали слова, и еще этот подчеркнуто вежливый тон, отчего речь напоминала густой мёд. Гарри прочистил горло и растянул губы — как он надеялся — в приветливой улыбке, но, судя по явной насмешке собеседника, это вряд ли ему удалось. — Извини, — сказал Гарри, — но кто ты? — этот вопрос был вполне искренним. Он был уверен, что Драко хотя бы раз гонял его по своему генеалогическому древу, но Гарри с трудом запомнил собственную родословную, чего уж говорить о такой сложной и запутанной, как у Малфоев. Однако оставался главный вопрос — был ли этот мальчик дедушкой Драко. Его, казалось бы, невинный вопрос только возмутил парнишку: тот нахмурился и с отвращением захлопнул книгу. — Будто ты достоин даже просто обращаться ко мне, — отрывисто сказал он. Гарри недоуменно моргнул, а затем отвел взгляд. Он задумался, насколько грубо будет развернуться и молча уйти в свою спальню. А еще он задался вопросом, почему его вообще это заботит. — Ну ладно. Тогда я просто оставлю тебя в покое, — медленно произнес Гарри, уже начиная поворачиваться к лестнице, ведущей к спальням. Но стоило ему посмотреть туда, как он снова встал как вкопанный. Риддл переводил взгляд с Гарри на Малфоя. Он был одет с иголочки, как и подобает идеальному ученику. Галстук был аккуратно завязан — даже почти не помялся — в точности под воротником. Да и его волосы были безупречно уложены. Даже Малфой еще не был подобающе одет — потому что и шести утра не минуло — но, конечно же, Том Риддл оказался жаворонком. Конечно же, он встал пораньше и подготовился к учебному дню задолго до того, как нужно было куда-то идти. Очередное дополнение к длинному списку его грехов. Гарри сгорбился и сердито посмотрел на слизеринца. Риддл, невозмутимый придурок, просто вопросительно изогнул бровь, а затем продолжил свой путь, спустившись по лестнице, и вошел в гостиную. — С возвращением, Абраксас*, — сказал Риддл, но в его тоне не было тепла, что превратило радушное приветствие в нечто отстраненно вежливое и безразличное. Он полностью проигнорировал Гарри, когда тот прошмыгнул мимо него. Абраксас — Гарри мысленно содрогнулся от этого имечка, в очередной раз искреннее порадовавшись, что его родители проявили милосердие, когда выбирали, как назвать своего сына — фыркнул и перевел взгляд с Гарри на Риддла. — Благодарю, Том. Рад тебя видеть. Гарри решил воспользоваться удобным моментом, чтобы уйти в безопасное лоно своей комнаты, но, будто паук, чувствующий колебания своей паутины, Риддл тут же повернулся к нему, пригвоздив к месту. Глаза мальчика внимательно изучали его, наконец, остановившись на лице. — Чем ты занимался? — спросил он и добавил, не дав собеседнику ответить. — Что на тебе надето? Гарри оглядел себя: длинные потертые штаны и простая рубашка. В замешательстве он снова посмотрел на Риддла. — Ходил на пробежку. Глаза Риддла расширились, а брови взметнулись вверх в неприкрытом удивлении. Стоявший позади него Абраксас фыркнул и язвительно уточнил: — Ты умеешь бегать? Гарри скривил губы, искренне желая огрызнуться, но взял себя в руки. Стоило воздерживаться от необдуманных слов и подавлять бушующие эмоции. Хотя они и жгли, точно кислота. — И зачем, скажи на милость, ты ходил на пробежку, Сиро? — заинтригованно спросил Риддл, но Гарри отчетливо видел исходящий от него скептицизм. Он любезно улыбнулся. — Потому что, Риддл, как ни странно, но очнуться в теле, три месяца пролежавшем в постели, может отрицательно сказаться на здоровье. Раздражение — столь сладкое, пусть и сулящее смертельную опасность — промелькнуло в глазах парнишки, а Гарри жадно наслаждался зрелищем. Юного Риддла оказалось гораздо легче прочесть, чем его старшую версию; он всё еще во многом оставался наивным и понятным. Такой волнующий опыт — из них двоих теперь Гарри был умным и сильным. Вообще он задумывался об этом и раньше, но, теперь, глядя на прямого, как шпала, Риддла, Гарри понял, что парнишке еще только предстоит пройти долгий путь, прежде чем стать той злобной тварью, которую он победил. Разница меж ними была огромной и до отвращения очевидной еще в пору детства Гарри. Волдеморт всегда превосходил его и в силе, и в знаниях — был взрослым, закаленным трудностями и жестоким. В то время как Гарри провел большую часть их встреч, стуча зубами — нерешительный, испуганный и такой… ребенок. Но теперь они поменялись местами. Теперь именно Гарри смотрел на Риддла сверху вниз, как на несмышленого ребенка. И преимущество было на его стороне. Теперь Гарри знал больше, умел больше, да и вообще стал чем-то большим. Это откровение оказалось столь же восхитительным, сколь и тревожным. Неожиданно отметина на его бедре зачесалась, и Гарри непроизвольно хлопнул по ней ладонью. Взгляд Риддла проследил за этим движением, но тут Гарри понял, что отвечать на вопросы больше не намерен. Развернувшись на каблуках, он быстро поднялся по лестнице, изо всех сил стараясь делать вид, что не убегает. Нужно поскорее принять душ, чтобы прочистить мозги.***
Гарри просчитался. Хреново. Он думал, что сможет справиться с тем, что знакомые люди то и дело попадаются ему на глаза. Абраксас оказался полнейшей неожиданностью просто потому, что Гарри вовсе не ожидал, что тот появится из ниоткуда. Но что насчет встреч с людьми, которых он знал лично? Гарри считал, что всё будет в порядке. Встречу со Слагхорном он вполне неплохо перенес. Вот только оказалось всё совсем иначе. Гарри наблюдал — скрепя сердце, разрываясь меж мучительной печалью и душераздирающим счастьем — как Дамблдор объясняет простейший способ запоминания связок заклинаний. Прошло много лет с тех пор, как Гарри в последний раз видел своего старого директора, и теперь, когда тот стоял перед ним — с рыжими волосами — казалось, будто чья-то рука сжимает сердце. Но, можно сказать, долгожданное воссоединение было напрочь испорчено ядом предательства, неуклонно взращиваемое в глубине души Гарри. Потому что именно этот человек в один прекрасный день станет руководить всей жизнью Гарри. Заставит его вырасти в среде, лишенной любви — лишь для того, чтобы заполучить ребенка, жаждущего чужого одобрения. Именно этот человек без колебаний посылал детей сражаться за него. А еще он умел читать мысли и, вероятно, проворачивал это с Гарри годами. Гарри не смел поднять голову и не сводил глаз с чистого пергамента, лежащего перед ним, когда мимо снова пронесся Дамблдор. После уже приевшегося «с возвращением» и «если нужна будет помощь, просто попросите» он старательно избегал даже взгляда в сторону Гарри. Эта перемена казалась странной, учитывая, насколько тесно они общались раньше. Но, возможно, это отчуждение было неизбежно, ведь теперь Гарри не предопределена роль жертвенного агнца, висящая над головой, точно дамоклов меч; и, следовательно, по мнению этого человека, он перестал быть важной персоной. А может, всё от того, что теперь галстук на его шее был зеленым? Или дело в его соседе по парте. Сидевший рядом с ним Риддл усердно писал конспект, перо так и летало по пергаменту. Гарри всё хотелось спросить, почему тот вообще печётся о подобном — наверняка Риддл обогнал всех остальных года эдак на два. — Мистер Сиро? — Гарри вскинул голову и увидел Дамблдора, который немного нахмурился. О, так теперь он, наконец, обратил на него внимание. — Сэр? — строчивший конспект Риддл замер на мгновение, ясно показав, что прислушивается к разговору. — Вы ничего не написали. Сложно поспевать за всеми? Гарри охватило раздражение. Всё сильнее становился соблазн заявить, что бездельничает он вовсе не из-за сложности материала, а из-за всепоглощающей скуки. Но когда дело доходило до общения с профессорами, вот так просто трепать языком отчего-то не получалось. Потому вместо этого Гарри пониже опустил голову и заставил себя покраснеть. Если задуматься, со стороны старого мага это было определенно очень жестоко. Вот так разговаривать с учеником, пережившим серьезное потрясение: унижая и выставляя на посмешище. Привлекая всеобщее внимание к его слабости — всё равно, что сыпать соль на рану. Вокруг же ровесники Натана; да любому, особенно такому гению, как Дамблдор, должно быть ясно, насколько это опасно для мальчика. Гарри даже не сомневался, что, будь он гриффиндорцем, Дамблдор подошел бы к нему незаметно для остальных, да и самочувствием бы поинтересовался куда деликатнее. Вопиющий фаворитизм преподавателей всегда злил его: отличились и Снейп, и даже МакГонагалл — оба были хороши; но теперь, когда Гарри стал взрослым и куда лучше осознавал происходящее, чем будучи учеником, его затошнило от отвращения. Гарри растянул губы в смущенной, жалкой улыбке и сгорбился, изо всех сил сопротивляясь вполне естественному желанию огрызнуться. По какой-то неведомой причине было неописуемо тяжело сдерживаться и не выступать против этого человека. Даже Риддл не внушал ему такого желания спорить; а ведь, возможно, именно от рук Волдеморта Гарри пострадал в разы больше. Но, может быть, именно поэтому. Гарри просто никогда не считал Волдеморта своим союзником. Никогда не верил в идеалы Темного Лорда и, за исключением недолгого знакомства с Риддлом из дневника, никогда не доверял ему. А что насчет Дамблдора? Вот ему Гарри безоговорочно верил с самой первой минуты знакомства. Доверял ему, считал, что директор всё знает лучше всех, пока тот планировал убийство ребенка. Гарри не волновало «всеобщее благо», за которое так цеплялся Дамблдор. Предательство оставалось предательством, а Гарри по своей натуре не умел прощать. О, с ним можно было договориться, да и он мог держать свое мнение при себе. Но тот, кто однажды ударил Гарри ножом в спину, рано или поздно сталкивался с его праведным гневом. — Я уверен, что справлюсь, профессор, — пробормотал он; его словам явно не доставало уверенности — так ответил бы любой ученик, не желающий, чтобы кто-то акцентировал внимание на его промахах. Однако Дамблдор просто кивнул и продолжил вести урок. Гарри охватило неверие — он не ожидал полнейшего равнодушия. — Хочешь, помогу? — спросил Риддл совершенно непринужденным тоном. Гарри отвел взгляд от мантии Дамблдора какой-то дикой, вырвиглазной расцветки и уставился на мальчика. — Чего? Риддл кивнул подбородком на пергамент Гарри, где не было написано ни строчки. — Буду рад объяснить тебе суть этой темы, если возникнут сложности. Услышав такое предложение — на первый взгляд искреннее, но, несомненно, издевательское — Гарри усмехнулся. Он отвернулся, совершенно не заинтересованный. — Спасибо, Риддл, но не стоит. Как я и сказал профессору — сам справлюсь. Конечно, справится. Гарри уже проходил все темы четвертого курса, успешно изучив их, хотя то время выдалось даже тяжелее нынешнего. Вряд ли здешние профессора смогут как-то его удивить. — Как скажешь, — отозвался Риддл с вежливой улыбкой и холодным взглядом. — Но все же мы с одного факультета, так что должны присматривать друг за другом. Боже, от одних лишь этих слов Гарри захлестнула ярость, а его магия вырвалась из-под контроля. Чернильница, стоявшая у него на столе, сильно затряслась, разливая темную жидкость по всей парте. Гарри не отрывал взгляд от Риддла, даже когда девушка за соседним столом тихонько взвизгнула, увидев эту сцену. Всё, о чем Гарри мог думать, так это о том, насколько опустошенным чувствовал себя Натан, каким одиноким и грустным, должно быть, был этот мальчик. О том, что единственный способ, который тот отыскал, чтобы сбежать из подобного бедлама — это спрыгнуть с крыши. Гарри наклонился ближе к Риддлу, вторгаясь в личное пространство; его магия витала в воздухе вокруг, суля угрозу. — Не делай вид, будто тебе не наплевать на кого-то, кроме самого себя, Риддл. Думаешь, я бы обратился к тебе за помощью, даже если бы нуждался в ней — после всего, что натворил ты и твой факультет? Почему бы тебе не поведать мне, отчего я очнулся в больнице после попытки самоубийства? Часы на стене пробили час дня, и Гарри тут же подскочил, закинул сумку на плечо и рассеянно взмахнул рукой, невербально очищая парту от чернильных пятен. Он презрительно взглянул на Риддла. — Если именно это значит «присматривать друг за другом», то я поостерегусь.***
Том задумчиво облизнул нижнюю губу, когда Сиро двинулся к выходу из класса, быстро исчезая в толпе учеников. Хотел бы он сказать, что мальчишка сбежал, но видел, что тот стиснул кулаки так, что его костяшки побелели; это ясно дало Тому понять — Сиро прекратил разговор и ушел, заботясь о них обоих. Что было странно, но не более чем его реакция на предложение о помощи. И если это не казалось очевидным в момент возвращения мальчишки, то теперь подозрения подтвердились. Сиро был опасен. Том никогда не думал, что у него возникнет подобная мысль, но от несомненных доказательств не отмахнешься так просто. Раньше, стоило Тому случайно подольше задержать взгляд на Сиро, то пугливый мальчишка тут же съеживался и старался убраться как можно дальше. А теперь он практически вынуждал Тома смотреть на него. Как… интересно. И крайне загадочно. Могла ли потеря памяти так сильно изменить человека — как это произошло с Сиро? Полностью перекроить его суть? Потому что Том знал Натана Сиро — прежде, до топорной попытки самоубийства, в нем никогда не было подобного огня. Он был слабым, стоящим ниже всех по социальной лестнице. Никогда никого не провоцировал и уж точно никогда не смотрел Тому прямо в глаза, и не бросал ему вызов. Но теперь, глядя в серые глаза Сиро, Тому казалось, что в ответ смотрит хищник, прячущийся в тени. Это до жути напоминало Риддлу старого кота, иногда бродившего по саду приюта, который наблюдал за бегающими детьми с нескрываемым презрением: будто они были так далеки от него, что и за угрозу не считались. Да. Сиро определенно имел некоторое сходство с этим злобным, диким существом. Что нервировало, ведь такого быть попросту не могло. Поскольку это шло вразрез с тем, кем был Сиро — каким был много лет — и сколь бы Том не сопротивлялся глупому порыву, всё равно чувствовал, что его разум уже заинтересовался новой загадкой. Прошло много времени с тех пор, как происходило что-то увлекательное, и ему стало скучно. Том предположил, что у Ориона была схожая мысль, когда тот подошел к Сиро и забрал его себе. С мальчишкой произошло нечто большее, чем просто амнезия, и Тому уже не терпелось выяснить, что именно. К сожалению, он успел разрешить Ориону поиграть с Сиро, а отбирать понравившуюся тому игрушку было бы неуместно и грубо. Том начал неторопливо собираться: как бы ни хотелось проследить за Сиро и продолжить наблюдение за его новыми гранями характера, он отлично знал, что не стоит спешить. Следующим уроком у них сдвоенная Защита, и Том был уверен, что Меррисотт* не изменит своей привычке ставить в пару лучших учеников с самыми худшими. Сиро на Защите был середнячком, но несколько пропущенных месяцев явно сподвигнут Меррисотт отправить ему на помощь лучшего в классе. Таковым являлся Том — и очень ревностно защищал это звание. Так что у него будет предостаточно времени, чтобы начать переосмысливать личность Сиро. Том перекинул длинный ремень сумки через голову и метнул взгляд на Лестрейнджа, ждущего его у двери. — А, Том, можно тебя на минутку? Отвернувшись от неприятного старика так, чтобы его лицо не было видно, Том позволил себе скорчить презрительную гримасу. Небрежно махнув Лестрейнджу, он указал двумя пальцами на дверь, и парень тут же выскользнул из кабинета, оставив их наедине. Том обернулся и неискренне улыбнулся своему самому ненавистному профессору. — Сэр? Что-то случилось? Дамблдор даже не удосужился как-то ответить на его вежливую улыбку. Тому хотелось выцарапать эти проницательные глаза ногтями. — Да, полагаю, ты заметил, что мистер Сиро совершенно не старался на сегодняшнем уроке. Том прикрыл глаза и поджал губы в притворном сочувствии. — Конечно, сэр. Но когда я предложил ему помощь, он отказался. — Тогда, возможно, тебе стоит попытаться еще раз, — мягко предложил Дамблдор. — Не стоит бросать друзей в трудную минуту. Возможно, тебе стоит, наконец, лечь в могилу и умереть, подумал Том, довольный тем, что его ментальные щиты крайне сильны, и Дамблдор не мог уловить хоть что-то существенное. Да и если серьезно, Дамблдор что, шутит? Они оба прекрасно знали, что у Натана Сиро нет друзей — а если бы и были, то Том никогда не входил бы в их число. Если старик пытается подтолкнуть Тома к этому — весьма странным образом, зачем-то раздражая — то его ждет неприятный сюрприз. — Я приму это к сведению, — бойко заявил он. — Это всё? Просто у меня скоро начнется следующий урок, сэр. Том заметил разочарование в глазах Дамблдора, но старик, тем не менее, отпустил его — наверное, уже привык, что Риддл постоянно дает ему отпор, даже в мелочах. Том вышел из кабинета с напрочь испорченным настроением — как и всегда, стоило профессору сунуть нос в его дела. Лестрейндж ждал его; лишь быстро барабанящие по предплечью пальцы выдавали нетерпение парня. Он выпрямился, стоило Тому подойти, и зашагал рядом. — Чего хотел? — спросил Лестрейндж. Том хмыкнул, сузил глаза и уставился куда-то вдаль. — Объяснить мне важность помощи друзьям, чтобы те не отставали на занятиях. Лестрейндж весело ухмыльнулся. — Сиро? — Сиро, — подтвердил Том. — Меньшее, что он может сделать — принять твое предложение. Я наблюдал за ним почти весь урок. Мелкий придурок даже не дотронулся до пера, — Лестрейндж закатил глаза. — С таким отношением он ни за что не догонит остальных. Хотя, — выражение его лица стало задумчивым, — если Сиро провалится на экзаменах, то нам не придется иметь с ним дело в следующем году. Может, тебе все же не стоит ему помогать. Том улыбнулся в ответ, хотя теперь, когда Лестрейндж упомянул о пишущих принадлежностях Сиро, ему вспомнилось, как внезапно опрокинулась его чернильница. Вспомнилось, как по рукам пробежали электрические разряды, когда воздух сгустился, став тяжелым, удушающим. То была магия — дикая, необузданная и мощная. От того, как она окутывала его, нашептывая угрозы и суля опасность, покрывая мурашками кожу, у Тома перехватило дыхание. И это был очередной кусочек мозаики, которую он пытался собрать. Том впервые соприкоснулся с чистой магией Сиро и понял, что ничего подобного он прежде не испытывал. Его магия оказалась насыщенной и завораживающей, такой холодной, что обжигала сердце. В ней крылась решимость, воля и смелость. А еще насмешка. Поддразнивание. Магия дала ему мельком увидеть, что скрывается за маской Сиро, прежде чем резво вернуть ее на место; спрятать настоящего мальчишку от его жадного любопытства. А затем Сиро избавился от беспорядка легким движением руки; его губы не шевельнулись, но пятна исчезли. Без палочки. Невербально. В очередной раз демонстрируя то, что он никак не должен уметь делать. Они завернули за угол, а затем оба замерли в конце коридора, внимательно осматривая неожиданно открывшееся действо. Сиро сидел на полу, а содержимое его сумки разлетелось в разные стороны по каменным плитам. Над ним возвышались трое гриффиндорцев с самодовольными ухмылками. Никто из них не заметил невольных зрителей. Риддл наблюдал, как Сиро вытер ладонью рот. Тощая рука вновь оперлась о пол, и Том заметил красные пятна на его коже. Лестрейндж шагнул вперед: то ли хотел прекратить балаган до того, как их заметят преподаватели, то ли решил помочь гриффиндорцам. Том поднял руку и коснулся груди сокурсника, останавливая. Безмолвный приказ был выполнен беспрекословно. — Не такой уж ты и крутой, верно? — усмехнулся один из троицы. Ответ Сиро прозвучал куда спокойнее, чем ожидал Том: — Хочешь, покажу, что случилось с предыдущим человеком, коснувшимся меня после того, как я сказал «нет»? Второй парнишка рассмеялся. — А я вот даже не подозревал, что ты можешь сказать «нет», — насмешливо выплюнул он, нагло и бесцеремонно рассыпаясь в оскорблениях. — Я слышал, ты обычно умоляешь… Быстро, точно змея, Сиро обхватил ногами лодыжки парня и резко повалил его на пол. Тут же перекатился и вскочил на ноги. Сиро поправил форму, но пятно крови в уголке рта делало его похожим на дикого зверя. — Всё еще хотите этого, мальчики? Я дам вам последний шанс отступить. На какое-то мгновение Том и впрямь поверил, что Сиро собрался драться. Покрепче сжал кулаки да и явно был начеку — казалось, всё намекало на предстоящую драку. Однако стоило гриффиндорцам подойти ближе, как Сиро разжал кулаки и толкнул воздух руками. Тут же по коридору прошлась волна магии — та, что привлекла внимание Тома на уроке — и вся троица отлетела. Они впечатались в стену, громко ударившись о камни, а затем рухнули на пол. Наступила тишина, и Том судорожно выдохнул. Он всё еще чувствовал эту энергию, бурлящую в воздухе, и краем глаза заметил, что Лестрейндж тоже был крайне впечатлен. — Катитесь отсюда. Что гриффиндорцы и сделали. Сиро помахал убегающей троице рукой, неодобрительно цокнув языком. Он присел, поднял сумку и запихнул в нее выпавшие вещи. А когда снова поднялся на ноги то, наконец, заметил их. Сиро вздрогнул; раздражение на его лице сменилось неуверенностью. Но отнюдь не страхом. Том почувствовал, как его интерес уступает место чему-то большему. О, он непременно хорошенько повеселится.***
Примечание автора: Что думаете? <3 <3 <3 Примечание переводчика: *Там действительно было сказано «с возвращением». Сначала меня это несказанно удивило, а потом я вспомнила, что Абраксаса мы прежде действительно не видели. Вполне возможно, вернулся из дома или из Больничного крыла. *Любопытно, но в переводе Росмэн профессора Merrythought обозвали профессором Вилкост: D Полагаю, это связано с тамошней манией переводить непереводимое. В слове «вилкост» они зашифровали один из возможных переводов слова merrythought — вилочка. А вилочка — это грудная кость птицы. Зачем объединили термин и часть его значения — загадка. Очень забавно, что вышло всего семь глав (не считая этой), а хамских и неприятных отзывов я получила больше, чем за все пять лет своей переводческой деятельности. Для справки: я вам ничего не должна. Трясти с меня главы, вымаливать, угрожать, требовать — не надо. Хамить тоже не стоит. Читать впроцессник — сугубо ваша инициатива; ныть, что главы внезапно приходится ждать, как-то глупо. Если в вашем отзыве есть хотя бы одно из вышеперечисленного, то задумайтесь, стоит ли вообще его отправлять. Серьезно, лучше не получить отзыв вообще и жить спокойно, чем получить и испортить себе настроение. За хамство в дальнейшем буду банить. Надоело. Уточню: этот фик мне нравится. Сам процесс перевода — тоже. Но постоянно проводить за этим время мне не хочется, да и банально не получается. Будьте более человечными, пожалуйста.