***
Полуденное солнце принесло с собой тёплый свет, окрасивший стены больничной палаты оранжевым цветом. По полированному деревянному полу протянулся солнечный луч, забрался на кровать и пробежался по бёдрам, всё сильнее обжигая своим прикосновением. Орион не обращал на постепенно растущую боль никакого внимания, просто продолжал сверлить взглядом стену, пока его отец беседовал с целительницей. Мальчик равнодушно прислушивался к разговору, даже не дрогнув, когда Арктурус опустился до едва ли не завуалированной клеветы, недовольный решениями больницы относительно лечения его драгоценного сына. Он знал, что отец отнюдь не обрадовался, когда вчера целители решительно отказали ему во встрече с Орионом, и эта догадка подтвердилась спустя всего несколько минут после появления родителей: он почувствовал пряный привкус гнева, пропитавший магию Арктуруса, хотя мужчина и постарался искусно скрыть его. Однако Орион был несказанно благодарен за внезапную отсрочку. Требовалось время, чтобы собраться с мыслями и морально подготовиться к встрече с родителями. Обычно у мальчика уходили недели, чтобы вновь вернуться к прежней роли, превратиться в идеального наследника рода Блэк, чего от него все ожидали; он прекрасно понимал, что случись встреча с родителями сразу после нападения, осечка была бы неминуема. После произошедшего Орион оказался слишком взволнован, на языке вертелось множество вопросов, а в крови кипел чистый адреналин, так что вряд ли он стал бы плясать под их дудку. И встреча обернулась бы полной катастрофой. Даже сейчас он оставался несдержан, прямо-таки переполнен жгучим любопытством по поводу случившегося буквально вчера. Единственное, что сдерживало его — женщина, присевшая совсем рядом. Матушка сидела с идеально прямой спиной на единственном в палате стуле, придвинутом почти вплотную к кровати, и небрежно поглаживала непострадавшую руку Ориона. Одета она была безукоризненно — как всегда — однако волосы оставила распущенными, будто отчаянно спешила навестить сына. Каштановые кудри красиво обрамляли точёные скулы — она казалась бы воплощением материнской заботы, если бы не равнодушное, даже откровенно скучающее выражение лица. Её кожа по-прежнему была леденяще холодной, а прикосновение гладкого металла многочисленных перстней к костяшкам пальцев вызывало непреодолимое желание сбросить чужую руку и отстраниться. Матушка даже ни разу не взглянула на него с тех пор, как они с отцом ворвались в больничную палату: только вытребовала себе удобный стул и принялась за привычное притворство. Но Ориона, давно привыкшего к холодному безразличию, это ничуть не задело. Он знал, что не существует для Мелании Блэк, пока не допустит ошибку. Спустя всего лишь минуту разговора Арктурус, в итоге, перебил оправдания целительницы взмахом руки. — Прочь с глаз моих долой, — велел он, пренебрежительно отвернувшись. Орион краем глаза наблюдал, как ведьма с радостью улепётывает прочь, наконец, вырвавшись из-под гнёта подавляющей, властной ауры его отца. Дверь за целительницей закрылась с тихим щелчком, погружая больничную палату в напряжённую тишину. Мелания тут же оживилась: отняла холодную ладонь от Ориона и встала. Расправила складки на тяжёлом платье, а затем чинно сложила руки на животе. Арктурус какое-то время наблюдал за женой, прежде чем вновь обратил внимание на сына. Он шагнул к кровати, схватил шершавыми, мозолистыми пальцами подбородок Ориона и поднял голову, заставив встретиться со своим тяжёлым, испытующим взглядом. Никакого неодобрения или разочарования — лишь раздражение человека, чья собственность умудрилась пострадать. Даже магия отца притихла, больше не обжигая кипучей яростью — и именно это нервировало мальчика больше всего. — Раны серьёзные? — спросил Арктурус. — Плечо пробило шрапнелью, — покорно ответил Орион, не поднимая голос. — В остальном отделался синяками и царапинами. Руку придётся подержать на перевязи ещё два дня, — он посмотрел отцу прямо в глаза. — Обошлось без серьёзных последствий. Именно это и сказала целительница после первого же тщательнейшего осмотра. Арктурус скупо кивнул, ослабил хватку и отступил на шаг. Руки мужчина опустил по бокам, продолжая рассматривать сына. Прошли месяцы с тех пор, как он в последний раз оказывался под пристальным вниманием отца. Ориону оставалось лишь надеяться, что на его лице не отразились потаённые мысли. Воцарившееся в палате умиротворение, нежное и обволакивающее, точно шёлк, отнюдь не успокаивало. Каждая секунда тянулась целую вечность, но он не смел отвести взгляд, намереваясь пройти неожиданную проверку настолько безупречно, насколько только мог. В конце концов, когда его сердце уже было готово выпрыгнуть из груди, повисшее молчание прервал вопрос: — Что произошло? Орион не знал, в какой мере его отец был связан с тем побоищем — если вообще был связан, конечно. У Арктуруса Блэка имелись связи в самых разных кругах правительства, однако мальчик даже представить себе не мог, насколько широко раскинулась сплетённая им сеть информаторов. Однако лучше всего было перестраховаться. Не хотелось бы попасть впросак, если в его истории вдруг появятся расхождения с тем, что Арктурус и так уже знал. — На Хогсмид напали Служители Гриндевальда в самый разгар выходных, когда в деревне много школьников, — быстро заговорил он ровным тоном. — Когда начался налёт, мы как раз были на главной улице и попали под перекрёстный огонь. Я гулял с ребятами… — Фамилии? — Лестрейндж. Риддл. Сиро. Отец кивнул, вспомнив первых двоих по рассказам Ориона, однако Мелания недобро сузила глаза, услышав фамилию последнего мальчика. — Сиро? — переспросила она, не скрывая пренебрежения в голосе. — Ты про ублюдка* Бенедикта? — Его зовут Натан, — не раздумывая, выпалил Орион, искоса посмотрев на женщину. Однако сразу же прикусил язык, обругав себя последними словами: он не сдержал упрекающего тона. Мелания застыла, услышав столь дерзкий ответ, а её изумление казалось осязаемым. И всё же оно споро уступило место ледяному презрению. — Что, прости? — прошипела женщина, и её магия сгустилась, наполняя воздух кислым привкусом. — Достаточно уже того, что ты таскаешься с этим отребьем. Теперь ещё и мать смеешь перебивать? Орион сжал здоровую руку в кулак: хотя он не планировал заводить этот разговор, на сей раз его слова были обдуманными: — Он спас мне жизнь. Меньшее, что Вы можете для него сделать — воздержаться от оскорблений. Каждая фраза отдавала горечью и подогревала воспоминания о вчерашнем дне, когда Сиро повалил его на землю, спасая от летящего заклинания. О том, как он бережно успокоил Ориона. О том, как Сиро заслонил их собой, встав прямо перед нападавшими, будто принять такое решение было проще простого. Чувство вины, тягостное и мучительное, жгло в груди. Ведь именно он отвлёк Сиро прямо посреди дуэли. Он виноват в том, что Сиро ранили. Убили. И если бы не тот странный чёрный туман, парень так и был бы мёртв. Все мысли об интересной игрушке испарились без следа. Никогда прежде Ориону не хотелось защитить другого человека, однако сейчас это желание жгло его изнутри, затапливало гневом, подобного которому он ещё не испытывал. Орион не позволит своей матери проявлять к Сиро неуважение. Губы Мелании дёрнулись в неприятной ухмылке, отчего Ориона охватила невиданная злоба, но Арктурус успел вмешаться до того, как конфликт обострился. — Хватит, — отчеканил он, разорвав надвигающийся выговор в клочья так споро, что мать Ориона поперхнулась воздухом. — Оставь нас. Иди, займись документами. Мелания изумлённо приоткрыла рот и в полнейшем замешательстве воззрилась на мужа. Орион целиком и полностью разделял её чувства, поскольку и сам прежде никогда не слышал, чтобы отец разговаривал с супругой подобным тоном. — Арктурус… — Не заставляй меня повторять. Вон. Орион затаил дыхание, даже отчасти ждал, что мать продолжит бурно протестовать, но она угомонилась спустя каких-то несколько секунд. Впрочем, только для виду: Мелания не скрывала возмущения, когда резко развернулась на каблуках и направилась прочь из палаты; женщина была слишком хорошо воспитана, чтобы напоследок громко хлопнуть дверью, хотя наверняка очень хотелось. Долгую минуту после её ухода никто не смел даже пошевелиться. Сбитый с толку Орион завис, воззрившись на дверь, прежде чем вновь переключил внимание на отца. Арктурус наблюдал за ним: цепкими серыми глазами пробегался по его лицу снова и снова, а в глубинах зрачков зародилась некоторая задумчивость. Он смотрел на Ориона так, будто видел его впервые. Смущённый и немало взволнованный мальчик уткнулся взглядом в колени и боязливо стиснул зубы. Но его тревоги оказались напрасными. Отец лишь демонстративно взмахнул рукой, как бы поторапливая, и сказал: — Продолжай. Ориона одолевали сомнения, и он неуверенно теребил шов на штанине больничной пижамы. Мальчик отвернулся, после чего бросил на отца косой взгляд из-под ресниц, обдумывая, о чём из увиденного стоит рассказать. Нечасто ему доводилось лгать родителям. Да он почти никогда и не пытался, поскольку возможные последствия, если правда раскроется, грозили оказаться слишком серьёзными, чтобы так рисковать. Выдумать историю для авроров — это одно, тогда такое решение было самым простым и удобным для всех, но в целом Орион с самого начала планировал рассказать отцу правду. Вот только сейчас живот скрутило от страха. Мальчик опустил взгляд на перевязанную руку, определяясь с выбором, и поджал губы. — На нас четверых напали два приспешника Гриндевальда, — медленно проговорил он, взвешивая каждое слово. — Остальные успели эвакуироваться, так что мы были вынуждены принять бой. Нам удавалось сдерживать их натиск, но в какой-то момент щит Сиро разлетелся, и его ранили. Риддл сразу же бросился к нему, начал залечивать раны, и люди Гриндевальда воспользовались этим удачным моментом, чтобы скрыться. Нам удалось исцелить Сиро, хотя он был на волосок от смерти, и вскоре подоспели авроры, которые увели нас обратно в замок. Осмотрели, допросили, а затем меня и Сиро отправили сюда, так что мы здесь со вчерашнего дня. Орион умолк и посмотрел на отца, ожидая его вердикта. На протяжении всего рассказа Арктурус не сводил с сына пристального взгляда, подозрительно поджав губы. Очевидно, он понял, что далеко не всё в этой истории — правда. Орион подобрался и напряжённо выпрямился, не шелохнувшись, даже когда в палате стало ощутимо жарче. В конце концов, его отец просто прицокнул языком. — Ну-ну, — лукаво отозвался Арктурус, склонив голову набок и улыбнувшись, — любопытно. В кои-то веки у тебя появился внутренний стержень? — Что? — переспросил Орион, изумлённый этими словами. Арктурус вскинул брови. — Ты прекрасно знаешь, что я не люблю повторять, Орион, — ответил мужчина и подчёркнуто поправил без того идеально сидящие манжеты рубашки. — Хотя, должен признать, мне бы хотелось, чтобы ты отрастил зубки по другой причине. Споришь с матерью, лжёшь мне… так переполошился из-за обычного полукровки, да ещё и бастарда? От неожиданности у Ориона сбилось дыхание. Следовало догадаться, что отец сразу ухватится за суть дела и поймёт, кто главное действующее лицо во всей этой истории. Арктурус ехидно покачал головой, но не выказал ни тени осуждения или презрения, которых ожидал мальчик. Он бросил на отца быстрый взгляд, решительно не понимая, почему до сих пор не наказан. — Я не стану расспрашивать о том, что произошло на самом деле, — продолжил Арктурус, и его странное веселье постепенно угасло, пока не осталось лишь приятное воспоминание. Теперь его голос звучал совершенно равнодушно — столь резкая перемена встряхнула Ориона, и он судорожно принялся вспоминать, как вести себя с привычно строгим отцом. — Несомненно, ты считаешь случившееся достаточно важным, раз пытаешься меня обмануть, так что пока можешь оставить секреты при себе, — мужчина вновь подошёл к нему вплотную, поднял руку и обхватил шею Ориона, заставив его запрокинуть голову. Очередные властные замашки, однако мальчик вдруг понял, что впервые не испугался прикосновений отца. — Но помни, сынок, что ты меня не обманул. И не перехитрил. Ты смог утаить свой секрет лишь потому, что я это позволил. Однако стоит мне заподозрить, что ты поставил под угрозу свою жизнь или безопасность нашей семьи, я непременно вмешаюсь. Орион сглотнул — в горле внезапно встал ком. Несмотря на всю серьёзность отцовского предупреждения, он едва не засиял, уловив скрытое в строгих словах дозволение действовать самому. — Ты меня понял? — Да, отец, — пробормотал мальчик, облизнув губы, с трудом веря в свою удачу. Арктурус тихо вздохнул и одобрительно склонил голову. — Хорошо, — мягко произнёс он. — А теперь нам пора домой. Твоя мать как раз должна была уже закончить с выпиской. Ты готов, собрал вещи? Мальчик кивнул на небольшую сумку, спрятанную между кроватью и шкафом — там лежала испорченная во время битвы одежда. Отец бросил на неё беглый взгляд, после чего вновь повернулся к Ориону. Мальчик вскочил, но не сделал ни шага к двери. — Я не вернусь в Хогвартс? Арктурус скривил тонкие губы в мрачноватой улыбке: — Нет. Поговаривают, из-за нападения семестр может закончиться досрочно. Орион удивлённо распахнул глаза. До конца семестра оставалось ещё несколько недель. Он не мог припомнить ни единого случая за всё время существования школы, чтобы Хогвартс закрыл перед учениками двери. С другой стороны, подумал мальчик, — на учеников прежде и не нападали так нагло. — Ты вернёшься домой вне зависимости от того, что решит руководство. А когда выздоровеешь окончательно — если школу не закроют — сможешь возвратиться к учёбе, — заявил Арктурус не терпящим возражения тоном. Орион кивнул, закусив губу. Веление отца было вполне разумным, однако ему вдруг подумалось… — Отец? — Что ещё? — теперь в голосе Арктуруса явственно звучало нетерпение. — Я бы хотел навестить Сиро на каникулах, если не удастся увидеться раньше. А ещё Августуса и Риддла. Мужчина хмыкнул, вовсе не удивившись просьбе. Впрочем, в его равнодушных глазах Орион не заметил и намёка на эмоции. — В порядке важности, — пробормотал мужчина себе под нос. — Хорошо, Орион. Полагаю, мы давно не удостаивались чести познакомиться с твоими… друзьями. Мальчик сдержался, хотя ему очень хотелось расплыться в довольной улыбке. Глупцом он не был: едва ли отец поступил так по доброте душевной или из нежных чувств к любимому сынишке. Но пока Арктурус довольствуется простым наблюдением и не вмешивается, Орион сможет объединиться с ребятами и решить новую головоломку. Со временем они обязательно выяснят, что же Сиро такое. И приятного волнения от грядущих перспектив оказалось вполне достаточно, чтобы перевесить привычную осмотрительность, которую прежде пробуждал бдительный пригляд отца.***
— Сэр? Клаус оторвался от занимавшего его дела и отыскал взглядом девушку, стоявшую у самого входа. Из-за чрезмерно яркого освещения в коридоре на её лицо упала тень, но даже так он с лёгкостью узнал гостью. — Да? — отозвался Клаус, начисто игнорируя жалобное поскуливание шмата мяса, бывшего некогда человеком, что лежало у него на столе. Он вытащил руки из потрохов мужчины с тошнотворным хлюпаньем и небрежно вытер кровь о фартук. Ильза, к её чести, даже не отпрянула, хотя и заметно побледнела. — Лорд Гриндевальд попросил передать это Вам, — сообщила она, показывая записку. Голос Ильзы дрожал: сказывалась взволнованность из-за настоящего задания, порученного самим Лордом, вопреки извечной нервозности девушки. — Он просит прощения за то, что оторвал Вас от… работы. Но это важно. Наконец-то. — Кажется, я знаю, о чём идёт речь, так что всё в порядке. Кроме того, — промурлыкал Клаус, отошёл от мужчины и направился к столу с инструментарием, — я уже закончил, — он окунул руки в чашу с водой, отмывая засохшую кровь, которой успел перепачкаться до самых локтей; затем схватил полотенце и вытерся. Бенат, оставшийся позади, издал тихий хриплый стон, но быстро зашёлся влажным кашлем. Клаус аккуратно свернул грязное полотенце и отложил в сторону, после чего снял рабочий фартук. Оглянувшись через плечо, мужчина презрительно поморщился, увидев разведённый им бардак. — Тихо, — велел он Бенату, а затем вновь уделил внимание Ильзе: — Давай сюда послание Лорда. Девушка медленно вошла и заметно напряглась, когда пришлось обойти неприятные лужи на полу. Клаус спокойно наблюдал за ней, впечатлённый небывалой стойкостью. Ильза была совсем юной девушкой, только окончившей Дурмстранг, если он правильно помнил. Ему доводилось видеть, как люди вдвое старше неё и гораздо опытнее буквально зеленели при виде подобного зрелища. Ильза протянула Клаусу записку, привычно склонив голову по школьному обычаю. Она опустила глаза — в знак уважения, но так, что это невозможно было принять за страх. Клаус на секунду окинул девушку изучающим взглядом, забрал листок бумаги и развернул, вчитываясь в одну-единственную строчку, написанную изящным почерком. Можешь приступать. Подберёшь помощников сам. Клаус не сдержался и глубоко вздохнул, чувствуя, как из недр души поднимается волна удовлетворения. Он сунул записку в кожаную поясную сумку, чтобы сохранить её в целости и сохранности. — Спасибо, Ильза. Передай Лорду Гриндевальду, что я немедленно примусь за дело. Девушка опустила голову и на миг метнула взгляд голубых глаз в сторону хрипящего тела Бената. Клаус нарочито повернул голову к мужчине, усмехаясь про себя, когда Ильза смутилась, осознав, что он заметил её ярость. — Не переживай, — сказал Клаус. — Теперь его страданиям придёт конец. У меня появились дела поважнее. — Хорошо, сэр, — прошептала она. Клаус вновь придирчиво осмотрел Бената, оценивая тяжесть его состояния, и задержался взглядом на длинной глубокой ране поперёк живота, обнажившей органы брюшной полости, после чего заглянул в остекленевшие от боли глаза. Смерть Бената изначально была предрешена — теперь единственный вопрос заключался в том, убьёт ли Клаус его сразу или оставит захлёбываться собственной кровью. Склонив голову набок, мужчина остановился на втором варианте. Ему всегда нравились кармические воздаяния. — Пойдём, — сказал он, взмахом руки веля Ильзе выйти. Девушка вздрогнула: её юность стала до боли очевидной, когда она споткнулась, отступив на шаг. — А что насчёт… — начала было Ильза, снова покосившись на Бената. — Он долго не протянет, — мягко перебил её мужчина, снисходительно посмотрев сверху вниз. На самом деле, Клаус, как известно, не отличался заботливостью о своих подопечных; единственная причина, по которой Бенат не умер в первый же день, заключалась в том, что его палачу было невыносимо скучно. Ильза кротко принялась разглядывать свои туфли. Больше Клаус не проронил ни слова, просто проводил девушку до коридора и закрыл дверь. — А теперь беги, — ласково сказал он. Ильза вымученно кивнула и едва не трусцой поспешила прочь. Клаус же смотрел девушке вслед, дождался, пока та не исчезнет из его поля зрения, резко развернулся на каблуках и зашагал в совершенно противоположную сторону. Он шёл по веренице запутанных коридоров, направляясь прямиком в штаб; в голове гудело от осознания, сколько приготовлений ему ещё предстоит сделать. Теперь, когда у Клауса появилось официальное разрешение Лорда, можно было заняться разработкой настоящего плана действий. В первую очередь необходимо подыскать верного и опытного компаньона — к счастью, он точно знал, кто сумеет ему помочь. Скорее всего, она ещё толком не отдохнула после предыдущего задания, но едва ли станет долго прохлаждаться. Мужчина спустился по первой же лестнице вниз и свернул направо, после чего, пройдя ещё немного, оказался в до боли знакомом крыле поместья с множеством аскетичных дверей, за которыми скрывались личные комнаты Служителей. Клаус на мгновение замер возле чужих покоев и зашёл, даже не удосужившись постучать. Кинжал вонзился в дверной косяк в нескольких сантиметрах от его лица. — Леопольда, — поздоровался он, выдёргивая лезвие. Его сестра, уже вооружившаяся вторым кинжалом, расслабилась и опустилась обратно на кровать. Светло-зелёные глаза буравили Клауса тяжёлым взглядом, а затем женщина с любопытством наклонила голову набок, отчего несколько прядей, выбившихся из небрежного пучка, упали ей на лицо. — Младший братец, — протянула она, придвинула точильный камень поближе и вновь занялась заточкой магического кинжала. — Я должна была догадаться, что это ты. Никто другой не зашёл бы так нагло, — несмотря на ровный тон голоса, глаза Леопольды весело блестели. — Чем обязана такой честью? — У меня есть для тебя задание. Леопольда вскинула бровь, явно заинтригованная, несмотря на бросающуюся в глаза измождённость — задание, как и предполагал Клаус, здорово вымотало сестру. Женщина откинулась назад — кровать протестующе заскрипела под её весом — и пинком пихнула к нему единственный стул во всей комнате. Клаус принял безмолвное приглашение и сел, отдавая сестре кинжал и раздумывая, как бы получше разъяснить нынешнее положение дел. — Что тебе известно о наших успехах в Британии? — Чуть меньше, чем ничего, — призналась Леопольда, пожимая плечами. — Я только вчера вернулась из Германии, так что времени собирать слухи не было. Клаус задумчиво провёл языком по внутренней стороне щеки и едва заметно кивнул. — Отряд Бената возглавил штурм на Хогсмид. Это деревушка недалеко от Хогвартса. Сестра замерла, а её взгляд потяжелел, прежде чем она лающе расхохоталась. — Вот это шутки, твою мать. Они ещё живы? — Лишь некоторые, — ответил Клаус, пренебрежительно отмахнувшись. Он понял: Леопольда наверняка заметила бурые пятна крови на его одежде, судя по мрачному веселью, заигравшему на исхудавшем лице. — Бенат сейчас умирает этажом выше, а Йонас погиб в бою. Остальные отделались лёгкими ранениями и проходят лечение соответствующим образом. Леопольда ухмыльнулась. — Ох, братец, веселился тут да без меня? — она тяжко вздохнула, хлопая ресницами. — Как всегда, — усмехнулся Клаус, обнажая в ехидной улыбке зубы. Сестра фыркнула, наклонилась вперёд и умостила руки меж колен. — Так в чём суть этого твоего задания? — Бенат натворил дел, но зато поведал нам презанятную информацию. Один из учеников Хогвартса воскрес прямо у него на глазах. — Что? — покосилась на него Леопольда, желая узнать подробности. Настал его черёд пожимать плечами. — Детали мне неизвестны, однако увиденное в воспоминаниях Бената смогло заинтересовать нашего Лорда. Теперь он хочет, чтобы мы занялись расследованием этого дела, — Клаус выдержал паузу, достаточную, чтобы расстегнуть поясную сумку, порыться в её глубоких из-за чар расширения пространства недрах и достать нужную папку. Он отдал искомое сестре. — Здесь вся информация, которую мне удалось собрать за последние несколько дней. Леопольда, не теряя времени даром, открыла папку и пролистала содержимое. Её взгляд периодически возвращался к колдографии мальчика, который застенчиво улыбался им с первой страницы. Отчего-то, разглядывая снимок, женщина смягчилась. — Натан Сиро, четырнадцать лет, — прочитала она, скользя тонкими пальцами по написанным строчкам. — Это он умер? — Согласно отчёту Бената, он заклинанием перерезал мальчику горло. Тот истёк кровью за считанные секунды, а затем вдруг вскочил на ноги целый и невредимый, разве что немного… рассерженный, — пояснил Клаус, цитируя собственные записи. — Могу его понять, — пробормотала Леопольда себе под нос. Клаус старательно сделал вид, будто ничего не слышал. — В общем, как я уже сказал, подробности этого дела весьма туманны — но именно поэтому Лорд хочет взяться за него вплотную. Ты отправишься в Британию и по возможности постараешься сблизиться с семьёй Сиро. Изучи Натана как можно тщательнее и не забывай отправлять отчёты о наблюдениях. Если история Бената окажется правдивой… ситуация в любой момент может обостриться. — И каким же образом мне сблизиться с ними? — уточнила Леопольда, вскинув голову. Клаус выдержал взгляд сестры, не дрогнув от внезапного холода в её глазах. — Любым, чтобы не вызвать подозрений. Спустя мгновение женщина вздохнула: — Ладно, братец. Отправляюсь завтра же. Мне стоит ещё что-нибудь знать? Секунду Клаус колебался, барабаня пальцами по колену. — Мы ведём свободную игру, Лео. Нам мало, что известно об этом мальчике, но тебе стоит быть осторожнее, чем обычно. Именно Сиро убил Йонаса и смог выстоять против Бената на дуэли. И этот ребёнок одолел бы его, если бы Бенат не сбежал. Глаза Леопольды недоверчиво распахнулись — таких подробностей она не знала. Клаус отлично её понимал — у самого была похожая реакция, когда Лорд поведал, что увидел в воспоминаниях своего последователя. Мужчина поднялся, подошёл к сестре и нежно убрал прядь волос ей за ухо. — Будь осторожна. Мы понятия не имеем, на что способен Натан Сиро. Лорд Гриндевальд… очарован его возможностями, стало быть, нам справедливо стоит опасаться этого мальчика. Леопольда тихо фыркнула и прижалась щекой к его пальцам. — Я буду осторожна, — пообещала она. Клаус кивнул, благодарный за то, что сестра никогда не отмахивалась от его извечного беспокойства. — А я тогда пока приведу в порядок твои документы и проинструктирую тебя ещё раз перед отъездом. Зайди ко мне в кабинет, когда соберёшься. Леопольда тоже встала с кровати — она по-прежнему возвышалась над братом на несколько сантиметров — и обхватила его лицо грубоватыми ладонями. Сестра вглядывалась в его лицо — с таким беспокойством смотреть могут лишь старшие дети в семье — а затем запечатлела на лбу нежный поцелуй. — Разумеется, Клаус. Скоро увидимся, — тут она вдруг шутливо пихнула брата к выходу. — А теперь иди и поешь — клянусь, ты с каждым разом всё худее и худее. Звонкий смех Леопольды следовал по пятам за мужчиной, пока тот шёл по коридору.***
Августус побросал последние книги в сундук. Он замер возле кровати, взволнованно барабаня пальцами по бедру, а затем тяжело вздохнул носом. Парень не мог поверить — Хогвартс и вправду закрывают. С точки зрения логики он понимал суть такого решения и даже в какой-то мере оценил столь бурную реакцию на произошедшее, но всё равно это было неправильно. Хогвартс всегда оставался неприкасаемым, своеобразным символом безопасности в их полном хаоса мире. Его стены на протяжении многих веков обещали защиту любому волшебнику, и теперь Августусу казалось, будто закрытие школы — нарушение давней традиции — уничтожило последние крохи всеобщей наивности. Если и существовало место, куда не ступала нога войны, то именно Хогвартс. Августус стиснул зубы, невидяще уставившись в каменную стену спальни, чувствуя, как внутри неуклонно нарастает гнев: рычащий, свирепый зверь, охваченный лишь одним желанием — разрушить всё вокруг. Вдруг раздался стук в дверь, вырывая парня из мрачных раздумий. Он оглянулся через плечо и увидел Риддла, стоящего в проёме; юноша внимательно разглядывал его. Риддлу всегда удавалось увидеть истинные чувства людей даже сквозь лучшие маски, вспарывая чужую кожу с уникальной, даже неестественной точностью, так что Августус даже не стал скрывать своего раздражения. Сейчас у него совершенно не было настроения для подковёрных игр. — Уже собрался? — спросил Риддл, когда, наконец, нашёл в выражении лица слизеринца то, что искал. — Да, — коротко отозвался Августус; он с такой силой сжал челюсть, что заныли зубы. Риддл кивнул, затем вдруг зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Щелчок замка в тишине спальни прозвучал резко и громко, и парень рассвирепел от столь высокомерного поступка. Он резко повернулся к софакультетнику, скрестил руки на груди и усилием воли подавил нервозность, не покидающую его всякий раз, как приходилось оставаться с Риддлом наедине. — Тебе что-то нужно? — уточнил он, когда юноша подошёл к опустевшему письменному столу. Длинные бледные пальцы скользнули по деревянному краю — прикосновение казалось невинным, однако таило в себе собственнические замашки Риддла. Августус открыл было рот, чтобы повторить свой вопрос, но тотчас закрыл, когда юноша легко и непринуждённо уселся на столешницу и принялся лениво болтать ногами в воздухе. Вдруг тёмные глаза засветились напряжённым любопытством, когда остановились на пустующей книжной полке. Августус выждал минутку — вдруг незваный гость скажет хоть что-то — но, когда ответа так и не последовало, фыркнул и отвернулся обратно к сундуку. На протяжении нескольких лет ему доводилось видеть Риддла таким — пойманным в ловушку собственного разума, погрузившегося в размышления и цепочку теорий, препарируя и разбирая на мелкие детали всё, что приглянется, пока не докопается до сути. Обычно такой задумчивостью увенчивалась пора экзаменов, однако, учитывая текущее положение дел, Августус прекрасно знал — Риддла так захватила отнюдь не учёба. Угадай с трёх раз, что именно, сердито подумал он, громко захлопнув сундук. Парень упёрся в крышку ладонями, давя всем весом, и сделал глубокий, успокаивающий вдох. Сейчас было не время выходить из себя, пусть с момента нападения он и ходил по грани. Прошла уже почти неделя, и каждый день полнился неуверенностью и страхом, поскольку расследование и нескончаемые допросы сильно затянулись. Прошла уже почти неделя с тех пор, как Ориона перевязали и отправили в Мунго вместе с Сиро. Августус провёл солидную часть своей жизни, в той или иной мере заботясь об Орионе: они редко проводили больше пары-тройки дней порознь, да ещё и не переписываясь. Невозможность поговорить с другом детства стала препоной, с которой парень прежде никогда не сталкивался. Осталось подождать совсем немного, подумал он. И скоро я увижусь с ним. Теперь, когда Министр объявил о закрытии Хогвартса, у него будет предостаточно времени, чтобы повидаться с Орионом. Поскольку течение привычной школьной жизни оказалось нарушено, каждого ученика, проживающего в Магическом мире, резво отправили по домам вплоть до следующего семестра, который начнётся через несколько недель. Тем же, кто родом из мира магглов, позволили остаться в школе: но лишь потому, что возвращаться в разорённую войной Британию, будучи беззащитными детьми, было бы слишком опасно. Глаза Августуса вновь скользнули по нежеланному гостю. Несмотря на то, что именно Риддлу он зачем-то понадобился, тот продолжал нагло игнорировать его, а ещё нахмурился: о чём бы ни шёл ход размышлений, итогом стало разочарование. Как бы то ни было, юноша отвлёкся — чудесная возможность воспользоваться редким шансом свободно изучить его получше. Порой нелегко было вспомнить, что Риддл вырос в маггловском мире. Он держался с достоинством и сдержанностью, обычно присущим чистокровным, а необъятность его знаний откровенно пугала. Для человека, познакомившегося с их миром всего несколько лет назад, Риддл оказался блестящим волшебником, магический потенциал которого затмил любого его однокурсника. Даже Августус, своими глазами видевший подержанные мантии, потрёпанный сундук и старые учебники первого курса, порой озадачивался. Но, как он полагал, в этом и заключалась главная опасность Риддла — поразительная способность так легко создавать самого себя с нуля, что окружающие умудрялись забывать, кто перед ними на самом деле. Августус поджал губы и прислонился к столбику кровати, повернувшись лицом к софакультетнику. — Как будешь убивать время до следующего семестра? — спросил он, прекрасно зная, что Риддл ни в коем разе не собирается участвовать в скучнейших занятиях, которые преподавательский состав запланировал для оставшихся в школе учеников. Риддл наклонил голову в сторону Августуса и ответил немного рассеянно, но вполне к месту: — Исследованиями, — сказал он. — Я прочёл лишь треть книги, которую мне одолжил Орион. — Серьёзно? — вскинул брови Августус, искренне удивлённый. — Обычно ты проглатываешь залпом любую литературу, которую мы тебе приносим. Риддл уставился на него, одарив Августуса сомнительным удовольствием оказаться под его безраздельным вниманием. — Я отвлёкся от чтения, — признался юноша, пожимая худыми плечами. Лестрейндж скривил уголки губ. — Из-за Сиро? — ехидно уточнил он, надеясь задеть собеседника за живое. Очевидно, стыд — не то чувство, с которым доводилось сталкиваться Риддлу, поскольку ответил он легко и непринуждённо. — Разумеется, — сказал слизеринец и поднял ногу так, чтобы уцепиться каблуком туфли за край стола. Риддл вольготно приобнял колено и начисто проигнорировал недобрый взгляд Августуса. — Только не говори, что тебя совершенно не интересует, что с ним происходит. Парень усмехнулся и отвёл взгляд. — Как бы то ни было, он представляет собой угрозу. Вы с Орионом может и рады не обращать на это внимания, но я другого мнения. Ты… ты же видел, что он тогда сделал, — скомкано закончил Августус и обхватил себя за плечи в защитном жесте. Воспоминания о том дне по-прежнему не оставляли его равнодушным. — Да, видел, — с прежним спокойствием отозвался Риддл. — Я видел, как он отреагировал, когда началось нападение на Хогсмид. Видел, как он защищал учеников и победил взрослых магов, а ещё видел, как он восстал из мёртвых. Юноша сейчас напоминал птицу: похожий наклон головы и блеск в глазах. — Пожалуй, пока я не знаю, на что способен Сиро, но поверь — очень хочу знать. — Он ненормальный, Том, — резко перебил его Августус, отталкиваясь от столбика кровати и шагая вперёд. — Чем бы Сиро ни был, это попросту небезопасно. Ты, правда, думаешь, что разумно связываться с кем-то вроде него? Год, месяц, даже неделю назад Августусу и в голову бы не пришло сказать подобное о Натане Сиро; но реальность оставалась таковой — Сиро превратился в нечто иное, не поддающееся объяснению, но откровенно пугающее его. В Хогсмиде Августус ощутил гнетущую силу, исходившую от Сиро, древнюю магию, от которой затряслись поджилки, а воздух пропитался запахом гниющих фруктов. В тот день он почувствовал дыхание смерти и не желал иметь ничего общего с существом, носившим кожу Сиро. Риддл встретился с ним взглядом и спокойно выдержал его, оставаясь невозмутимым и понимающим — но от этого в душе Августуса лишь ещё сильнее разгорелась ненависть. Он решительно не понимал, как такой умный человек может оставаться слеп касаемо чего-то настолько очевидного. — Безопасность — лишь иллюзия, — промурлыкал Риддл с нескрываемой снисходительностью в голосе. — А «нормальность» — это термин, которым пользуются люди, старающиеся скрыть отсутствие маломальского воображения и желания развить собственный потенциал. Мне не нужна безопасность, да и нормальным я становиться не желаю. Августус воззрился на юношу, встревоженный тем, что таилось за его словами. Затылок начало покалывать, и он вздрогнул — по позвоночнику будто когтями полоснули. Риддл же продолжал наблюдать за ним с терпеливым весельем — словно родитель, ждущий, когда его ребёнок, наконец, усвоит урок. — На что ты вообще надеешься? — спросил Августус, покачав головой. — Игры закончились, Том. Мы не должны вмешиваться во всё это. Риддл улыбнулся, медленно приподнимая уголки губ — это смотрелось почти гротескно, вкупе с безумным блеском в его глазах. — О, Августус, мы уже вмешались. Юноша опустил ногу и соскользнул со стола, отчего подошвы туфель с глухим стуком коснулись пола из тёмного дерева. Лестрейндж был выше Тома, но когда тот стоял так близко, казалось, что разница в росте едва ли больше пары дюймов. — Ты видел маски, слышал разговоры. На нас напали не абы какие маги — это были Служители. Последователи Геллерта Гриндевальда, — почти кокетливо пояснил Риддл, наклоняясь к нему поближе. — И Сиро убил одного из людей Тёмного Лорда на глазах у другого. Который, в свою очередь, видел, как Сиро вернулся к жизни. Значит, кто-то всё-таки знает о том, что случилось на самом деле. И знает, что мы дали ложные показания. Думаешь, он смолчал? Думаешь, нечто подобное останется в тайне надолго? Риддл резко хлопнул Августуса по плечам, отчего тот подпрыгнул. Ладони сильнее вцепились в ткань рубашки, а улыбка юноши стала напоминать оскал. — А если он заинтересуется, как думаешь, сколько времени понадобится Тёмному Лорду, чтобы вычислить наследников рода Блэк и Лестрейндж? Августус нахмурился и отпихнул от себя Риддла. От страха у него засосало под ложечкой, стоило только подумать о возможном внимании Гриндевальда. — И что? Мы должны броситься на заклание ради Сиро? — Куда подевалось твоё единство с родным факультетом? Слизеринцы всегда держатся вместе, — укорил его Риддл с притаившимся в груди смехом. — Сиро — или хренова тварь, разгуливающая теперь с его лицом — не один из нас, — прошипел Августус. — Ну, отчасти ты прав, — пробормотал Риддл, отступая назад, и брезгливо одёрнул подол рубашки и лацканы мантии, чтобы всё вновь сидело аккуратно. Он выглядел довольным словами парня, будто столь неосмотрительное восклицание подтвердило его подозрения. Августус нахмурился. Он выпалил это, не подумав, но теперь, стоило словам повиснуть в воздухе, как осознание накрыло его с головой. — Ты тоже так считаешь, — прошептал парень. — Тоже думаешь, что вместо Сиро теперь… кто-то другой. Риддл окинул его нечитаемым взглядом. — Вообще-то я думал, что это очевидно. В дверь вновь постучали, лишив Августуса возможности ответить. В одно мгновение Риддл спрятал коготки да зубы, а плотоядная интригующая ухмылка спряталась за кроткой улыбкой. Он взмахнул рукой, отпирая дверь. — Войдите, — повысил голос юноша и убрал руки за спину. Дверь отворилась, явив мальчикам Слагхорна, явно испугавшегося, увидев их вдвоём. — О, Том, я и не думал, что ты здесь, — выдавил мужчина с лёгким смешком. — Зашёл попрощаться с Августусом, профессор. Скорее всего, увидимся мы совсем не скоро, — объяснил Риддл, демонстрируя вышколенные манеры и мастерское мальчишеское обаяние во всей красе. — Конечно-конечно, — тут же согласился Слагхорн с неизменным дружелюбием. Затем профессор обратился к Августусу: — Вы закончили собираться, мистер Лестрейндж? Остальные ученики как раз потихоньку спускаются в гостиную. Ожидается, что мы все придём в Большой Зал через пятнадцать минут. К парню наконец-то вернулся дар речи, однако чувствовалось, что после неоконченного разговора в голове повис туман: -… Да, профессор. Я готов. — Чудесно! — воскликнул мужчина, игнорируя то, как Августус осторожно поглядывал на Риддла. — Тогда пойдёмте, мальчики. Ох, а ещё, Том, можно тебя попросить поддержать остающихся в школе учеников, пока я провожаю остальных к поезду? Вот и славненько, ты молодец. Риддл выскользнул из комнаты, тотчас вовлекая декана Слизерина в непринуждённую беседу. Августус схватился за сундук, воспользовавшись представившимся шансом, чтобы вернуть пошатнувшееся самообладание. Он напоследок обвёл взглядом комнату, дабы убедиться, что забрал всё необходимое, прежде чем поспешил догнать разговорившуюся парочку. Августус запер спальню, вполуха прислушиваясь к взволнованному бормотанию Слагхорна: — Я бы действительно порекомендовал именно этот вариант, Том. Ты умный мальчик, один из лучших на Слизерине. Уверяю, будет много желающих; да я даже письмо напишу, чтобы замолвить за тебя словечко, если хочешь. — Вы слишком добры, сэр, — возразил Риддл, однако в его голосе появилась странная нотка, тут же привлёкшая внимание Августуса. Парень поплёлся за ними, уже собираясь спросить, о чём идёт речь, но они успели спуститься в гостиную. Вокруг было слишком много лишних ушей, так что Августусу пришлось проглотить свой вопрос и позволить Слагхорну проводить его к остальным ученикам, которых тоже отправляли домой. Когда их повели в Большой Зал, парень напоследок вытянул шею, выискивая взглядом Риддла, и заметил задумчивость на его лице прежде, чем тот отвернулся.***
Мартин устало потёр лицо, наблюдая, как Шармен исчезает за углом, вне всяких сомнений направляясь в ординаторскую, чтобы переодеться и уйти домой. Мужчина осоловело уставился в стену, где висел яркий, красочный плакат с лениво двигающимися людьми на фоне, и морально приготовился к обходу. Он зевнул, запоздало прикрыв рот рукой — да так широко, что на глазах выступили слёзы — и небрежно откинул волосы со лба. Такой глухой ночью вокруг не было ни души, потому некому оказалось разглядывать его неряшливый вид, правда в ином случае едва ли кто-то укорил бы целителя — разве что сочувственно бы кивнул. Все в больнице ужасно вымотались за эту адскую недельку. Нападение на Хогсмид потрясло их — да и всю Британию — до глубины души. И дело даже не в том, что Хогвартс занимал особое место в сердце каждого местного волшебника, и не во внезапности нападения. Всех напугала юность раненых и погибших. Мартин отбросил отвлекающие его мысли и взял стопку больничных карт, которые ещё нужно было просмотреть. В общей сложности, тринадцать. Иногда он искренне ненавидел ночную смену. Мужчина медленно открыл первую папку и скривился, прочитав имя. Смиренно поникнув, он направился по коридору к первой палате из списка, на ходу подавляя очередной зевок. Благо, небольшая прогулка по больнице выдалась даже приятной: коридоры мягко освещали голубоватые сферы, висевшие под самым потолком — достаточно ярко, чтобы ориентироваться в пространстве, но не настолько, чтобы мешать сну пациентов. Мартин свернул за угол, бегло окинул взглядом номера на каждой двери, и, в конце концов, остановился перед палатой Натана Сиро. На мгновение целитель закрыл глаза, собираясь с силами. Затем сделал глубокий вдох — вернее, пару-тройку — после чего тихо постучал и открыл дверь. Его глазам понадобилось добрых несколько секунд, чтобы привыкнуть к тусклому освещению. Оставив дверь полуоткрытой, Мартин молча подошёл к кровати, стоящей посреди палаты и прижимающейся изголовьем вплотную к стене, на которой почти под самым потолком светился зелёным светом зачарованный камень, как бы говоривший целителю, что состояние мальчика с момента последнего осмотра не изменилось ни на гран. Мартин схватил карту, которую успел положить на металлическую перекладину кровати, и обошёл вокруг пациента, вглядываясь в лицо, сейчас расслабленное и умиротворённое сном. Напряжение, сковавшее целителя, ослабло лишь на миг, но и этого хватило, чтобы в груди вновь зародилось семя вины. Мартин понимал, что это нелепо и не имеет под собой никаких оснований, но всё равно считал Натана непростым пациентом. На первый взгляд причин для беспокойства не было. В ранах ребёнка Мартин — бывший армейский целитель — не видел ничего необычного; а с помощью чар и зелий, надёжно усыпивших его, лечение не осложнялось какими-либо проблемами. Посему Натана едва ли можно было назвать тяжелейшим пациентом в его практике. И всё же каждый раз, когда Мартин оказывался рядом с мальчиком, у него на затылке волосы вставали дыбом, а тихий голосок из самых недр подсознания нашёптывал, что здесь что-то нечисто. Вновь и вновь меняя повязки Натана, чтобы втереть заживляющую мазь в зарубцевавшуюся рану на горле мальчика, целитель всё меньше верил в то, что с ним произошло. Однако шрам сразу бросался в глаза. Розовая, бугристая кожа ярко контрастировала с белоснежной — неоспоримое доказательство, оставляющее неизгладимое впечатление. Но рана такой глубины на горле непременно убила бы мальчика — как ни посмотри, факт оставался фактом. Ему перерезали сонную артерию: спустя долю секунды у Натана должно было открыться сильное кровотечение. От одной лишь потери крови он потерял бы сознание меньше, чем за минуту, а в сочетании с шоком и магическим истощением… чудо, что ему вообще удалось продержаться так долго, да ещё и исцелиться. Чудо, что он вообще смог колдовать после такого. Мартин прикусил губу и помрачнел, рассеянно разглядывая неподвижную руку Натана. В мыслях хаотично вертелось множество вопросов — один недоверчивее другого — прежде, чем целитель опомнился. Мужчина неодобрительно покачал головой, отодвигая неуместные подозрения на задний план, и достал палочку. Он решительно принялся за дело: начал накладывать диагностические чары, всякий раз записывая получившийся результат в больничную карту Натана. Это заняло буквально пару минут, и когда Мартин уже заканчивал, его внимание привлёк слабый запах. Целитель отвлёкся и принюхался. Пахло чем-то приторно-сладким, точно гнилые фрукты, и мужчина изумлённо потёр нос. Внезапно Натан глубоко вздохнул, так громко, что Мартину даже почудилось, что он проснулся. Однако мальчик просто устроился поудобнее во сне. Мартин нахмурился ещё сильнее и осторожно положил больничную карту обратно на перекладину. Он стоял, не двигаясь, всего несколько секунд, но странный запах уже развеялся, а Натан замер. Целитель постучал пальцами по металлической перекладине, но всё же отступил от кровати. — Устал, вот и всё, — промямлил он. Снова взглянув на мальчика, Мартин немного поник. — Я вернусь через несколько часов, — тихо сказал он, прижимая карты остальных пациентов к груди. — Надеюсь… ты скоро проснёшься, малыш. Многие скучают по тебе.***
В чулане было темно и холодно. Гарри сидел на тонком матрасе, прижав колени к груди, и закрыл голову руками в тщетной попытке защититься. Запертый в четырёх стенах, он ничего не слышал: ни шума крови в ушах, ни загнанного дыхания, вырывавшегося из груди — тишина казалась настолько неестественной, что Гарри начал задаваться вопросом: может, он на самом деле умер? Сильнее сжавшись в комочек, Гарри прижался лицом к своим костлявым коленкам, пытаясь ощутить хоть что-то — что угодно — кроме усталости, тянувшей его на самое дно. Но и тени просвета не было. Гарри смертельно устал. Его словно выпотрошили начисто, оставив лишь зияющую пустоту, которой стоило бы заняться, но он ничего не мог поделать: настолько устал. Эта усталость навалилась на него, и Гарри оказался совершенно беспомощен под её удушающей тяжестью — ему едва хватало сил держать глаза открытыми. Всё, что он мог — это сидеть и думать, правда, мысли его были недобрыми. Гарри… лишился всего, тонул в море одиночества, опускаясь всё глубже с каждой прошедшей секундой. Стены давили на него, сдерживая натиск стихии, но парень просто желал, чтобы всё это прекратилось. Хотелось отдохнуть, просто уйти в небытие — но он не мог позволить себе подобную роскошь. Потому что был не один. За дверями по коридору расхаживал кто-то, и шаги становились размереннее и неторопливее, когда Она проходила мимо чулана. Осознание чужого присутствия вспыхнуло в голове Гарри, точно взрыв сверхновой, затмив всё вокруг, пока он сосредоточил всё своё внимание на Ней. Ногти царапали стену — неприятный скребущийся звук становился всё громче и громче по мере того, как Она возвращалась обратно. Гарри следил за Ней, не поднимая головы, и съёжился, когда длинные пальцы вцепились в металлическую решётку окошка на двери: чистый, ясный звон сменился грохотом, когда Она яростно затрясла дверь. Похоже, они в тупике. Гарри прислушивался к Её попыткам вломиться в чулан, не в силах сосредоточиться на быстро сменяющих друг друга и столь же споро исчезающих мыслях. — Теперь понимаешь? — спросила Она, и хотя Гарри не видел Её, отчётливо представил ровный ряд зубов и несколько языков в гротескно огромном рту. — Узнал, что такое настоящая боль? Она вновь остановилась прямо перед дверью и забарабанила пальцами по деревянной поверхности. Шея Гарри тотчас покрылась мурашками от осуждающего взгляда, настолько тяжёлого, что ощущался на коже даже сквозь хлипкую преграду. — Теперь ты сломлен? Гарри облизнул губы и открыл было рот, но не смог выдавить и слова. Горло полыхнуло огнём. Раздался негромкий смех. — Бедный мальчик, — проворковала Она, — заблудший ягнёнок — ты правда думаешь, что там безопасно? Вдруг Она ударила по двери с такой силой, что затряслись петли. Гарри напрягся: сквозь туман, обуявший его мысли, проступил ужас. Парень тяжело сглотнул и зажмурился. Как же ему хотелось, чтобы всё это прекратилось. — Твоё желание никогда не исполнится, — рассерженно прошипела Она. Гарри почти чувствовал прикосновение ледяных губ на своей шее. — Тебе не удастся спрятаться. Особенно от меня. Гарри отчаянно замотал головой, отрицая Её слова. В ушах стоял низкий гул, от которого резко замутило. — Впусти меня, — попросила Она; голос из яростного вдруг стал приторно-сладким. Перестань, подумал парень, чья мольба пропиталась всеобъемлющим страхом. Ручка двери чулана задёргалась, грозя сломаться. — Гарри… Иди ко мне, Гарри. Голос доносился всё слабее. Уходи, мысленно взмолился Гарри, закрыв уши руками. Уходиуходиуходиотпустименя…***
Примечание автора: С удовольствием послушаю ваши мнения. В этой главе мы видели сценки между разными персонажами; надеюсь, вам было весело наблюдать, как кусочки мозаики начинают постепенно соединяться друг с другом! Как и всегда, заходите в мой тамблер, если захотите почитать различные теории, покричать, обсудить новые главы или оставить пару слов относительно полюбившихся сцен. Спасибо всем! Примечание переводчика: *Мелания использовала слово «bastard» — то есть, незаконнорожденный ребёнок. Употребляется и в прямом значении, и в грубом. У нас есть аналогичное слово «ублюдок». Иронично, что теперь «ублюдок» считается настолько грубым, что предпочтительнее говорить «бастард», хотя по факту они равноценны х) Кстати, забавный момент: Мелания выглядит истинной представительней рода Блэк, считающегося королевским в Магическом мире. Но при этом она, на самом деле, из семьи Макмиллан, отчего её презрительность и надменность выглядит ещё смешнее. К слову, по информации из Гарри Поттер Вики имя Мелании произошло от греческого слова «melaina», что означает «чёрный», «тёмный». Коротко о главе: все заходят друг к другу в комнаты без разрешения. Огромное спасибо святым людям за донаты!