20 ночей прошлой зимы

      В этом кабинете всегда было много растений: обильно зелëных, крупных, экзотичных. Их вид успокаивал Сэя, даря тому ощущение близости с буйством природы, свободой, приключениями. Будто он очутился в тропическом лесу на самой настоящей воле. Что вот где-то закричит какаду, утробно зарычит хищный зверь, пряча свою пятнистую или полосатую шкуру в тенях густой и подвижной листвы. А обжигающие золотистые пятна от лучей палящего солнца в любой момент могут резко померкнуть, и обрушится устрашающий ливень, ломающий и размывающий всë под собой. Эти джунгли были опасны одной сменой погоды, не говоря уже о своих обитателях, и кто из них правит бал в каждое время суток.       Сэй мог не бояться этого. Всё страшное и непредсказуемое происходило лишь в его фантазиях. В реальности то были всего-то комнатные цветы в кадках, послушно и безропотно очищающие воздух и успокаивающие нервы посетителей своим зелëным видом.       Основной интерьер Овальной Башни пренебрегал природными мотивами, отдавая предпочтение пустоте, техничности и монотонности. Белые и серебристые стены тому пример. Но всё же хоть кто-то решил, что без "оазиса" не обойтись.       Сейчас Сэй лежал на кушетке с холодным компрессом на лбу и ватными тампонами в ноздрях. Компресс также покрывал нос и глаза, лишая Сэя возможности любоваться тропичной зеленью, представляя свои немыслимые приключения в ней. Но Сэй знал о её существовании и явственно ощущал её вокруг. Даже слышал шорох листьев, хотя не было ни ветра, ни сквозняка. А под сомкнутыми веками расплывались зелëные кляксы.       Врач вытащил тампоны из ноздрей. Сэй облизал пересохшие губы и наконец смог вдохнуть через нос. Получилось неважно: засохшие кровяные корки и, возможно, сопли затрудняли дыхание. Более-менее свободно дышала только левая ноздря. Сэй где-то слышал, что левая ноздря "лунная", а правая "солнечная", и что первая отвечает за покой, а вторая за бодрость. От одной мысли об этом на него накатила дрëма. Однако обе ноздри снова резко заткнули!       И то была уже не вата. Что-то прохладное, скользкое и твëрдое грубо вторглось внутрь на какую-то непозволительную глубину. Сэй только поморщился, стиснув зубы, почему-то удерживаясь от вскрика. Ему было больно. Инородные предметы явно взбородили слизистую, добавляя к засохшей крови свежую. Это было что-то узкое и заострённое, но подвижное и вëрткое. Оно пробиралось глубоко, и в голове Сэя засверкали молнии, опаляя спину электрическим разрядом. Рот наполнил запах железа, и Сэй почувствовал, что эти две "штуки" щекочут ему горло изнутри. Он сорвал с себя компресс и распахнул глаза. Ничего не понял. Обнаружил только, что никакого врача поблизости не было...       Крупнолистные растения активно шелестели. Будто кто-то забрался в них или толкал кадки. Сэй прижал подбородок к груди и увидел две тонкие зелëные лианы на кофте. Именно они через нос прокладывали путь к его внутренностям.       Прежде чем что-то предпринять, он оказался связан по рукам и ногам. Другими лианами. Голову прижали к кушетке, обтянув лоб тугим обручем. Больше Сэй не мог видеть своë тело, но мог чувствовать, что с ним делают. Лианы окутывали и поверх одежды, и пролезали под нею. В конце концов они искали новые пути для вторжения.       Сэй заëрзал, заизвивался, но чем сильнее он сопротивлялся, тем туже его связывали, нарушая кровоток. Некоторые части тела начинали неметь. Но душить его не собирались, а он уже об этом стал мечтать.       Крик боли сдавил его грудь, когда тот не нашëл выхода из голосовых связок. Вместо истошного крика Сэй мучительно замычал, дëргаясь теперь не от паники, а от болезненной судороги. Две лианы разных толщин уже бурили его тело через два естественных отверстия снизу. Едва ли в мыслях Сэя закрадывалась моральная сторона этой проблемы. Он просто оглушительно чувствовал, что умирает. Умирает в муках, размазывая под собой лужу крови и бог знает чего ещё. И он не мог разодрать предсмертным криком своë горло — его раздирала лиана. Толстая, удушающая и растягивающая до кровоточащих разрывов. А вместо того, чтобы орать как мученик, сотрясая стены и зовя на помощь, Сэй лишь унизительно мычал. Как корова. Хрипел и хрюкал, как свинья. Дох, как скотина на скотобойне. Он ещё жив, а его уже насадили на вертел, обвязали, как колбасу, нафаршировали какой-то зеленью, сдобрили какими-то овощами.       Жгучие слëзы добавят соли "блюду". Но и они будут стëрты. Потому что глаза занимают глазницы. А это, между прочим, тоже отверстия, и весьма интересные.