Подари мне зажигалку

      Предупреждая Алевтину, что сегодня он опять ночует в городе, Влад самым дурацким образом злился. На себя, что никак не может устроить нормальную жизнь без всех этих метаний, на Незабудку, явно затаившего обиду, на Анри, которому так не вовремя приспичило организовать рекламные мероприятия. Злость была именно дурацкой, потому что глупой и откровенно несправедливой. Ну кто ему виноват, что навешал на себя обязательств? Саша имеет право обижаться, ему в последнее время и вправду достается куда меньше внимания. А Анри не обязан подстраивать свой рабочий график под его интимную жизнь. И все-таки злость от этого осознания не становилась слабее, пока Влад не понял, что просто-напросто устал.       А еще — Марк. С которым в последнее время тоже творилось не пойми что. Нет, кое-что как раз было понятно: у мальчишки рвало крышу от осознания, что не такой он правильный, каким себя всегда считал. Ох, каким он оказался сегодня! Горячим, сумасшедше искренним… Как он позволял и сам шел навстречу, как плавился в руках и под телом Влада… А финал секса?       Влад вспомнил напряженное, как струна, тело, хриплое рваное дыхание, стоны, которые мальчик уже не мог сдерживать, и солоноватый вкус во рту… И теперь, после такого, Марк уйдет? Разве что совсем запороть их завтрашний разговор. Потому что на самом деле он хочет остаться, просто не может найти достаточного повода. Брать деньги и пользоваться преимуществами связи с начальником мальчишке стыдно, и тут Влад его понимал. А признаться самому себе, что ему нравится секс с мужчиной, Марк тем более не в состоянии. Вот и рвется на части, не в силах решить…       Шины новенького, взятого в салоне на обкатку «Лексуса» чуть слышно шелестели по асфальту, внедорожник шел идеально плавно, и на трассе Влад прибавил скорости. Огни за окном слились в сверкающие полосы, мимо мелькали столбы, дорожные знаки, вывески придорожных кафе, по-летнему работающих круглые сутки. Но даже этой скорости было мало. Зачем покупать мощную машину, если не можешь разогнаться по-настоящему?       Влад расстегнул воротник рубашки, повернул тумблер кондиционера, но и это не помогло. Дышать полной грудью ему мешало что-то внутри, хотелось то ли вдавить педаль газа на максимум, то ли, наоборот, остановиться, выйти из машины, вдохнуть ночной холод. «Да ты философ, Владик, — хмыкнул он про себя. — Гнать или остановиться, вот в чем вопрос, куда там Гамлету». Ничего, это просто день такой выдался… И надо, надо было плюнуть на все и остаться рядом с Марком. Уткнуться лицом в темные завитки на макушке, обнять за плечи и вдохнуть запах… Никогда у него еще не было любовника с таким потрясающим запахом: будоражащим и в то же время неуловимо спокойным, родным… Влад в упор не мог вспомнить, каким дезодорантом или туалетной водой пользуется Марк, да и пользуется ли вообще. Такое чувство, что это был аромат исключительно его тела и волос. И сейчас именно им хотелось дышать, а никаким не ночным воздухом. Но — клуб. Анри, которому, возможно, нужна поддержка. И Незабудка, которому поддержка нужна точно.       От мыслей о Саше на душе стало совсем погано. Если предположить — только предположить! — что Марк мог бы остаться с Владом и по окончании этого дурацкого контракта, с Сашей придется что-то решать…       Он сбавил скорость, свернул и перестроился, машинально следя за дорогой. Новый «лексус» шел так же мягко и ровно, как старый, но все-таки что-то было неуловимо иначе. Или это просто предубеждение? Влад поморщился, вспомнив искореженный автомобиль. Жаль было не денег, а красивый мощный механизм, к которому он привык, словно к живому существу. Ладно, глупости все это. Главное — Марк уцелел. Надо же, говорил, что друзей у него нет, а сам сорвался в ночь на чужой машине спасать этого… рыжего. Кто он Марку, если не друг? Однокурсник, просто знакомый? Интересно, как мальчик ему объяснил, где взял такую машину? И что этот Шереметьев будет делать теперь? Марку нужны друзья, ненормально в его возрасте быть таким одиночкой, но друзей следует подбирать с умом. Если рыжий действительно собирается отвечать за разбитый «лексус», это говорит в его пользу…       Подъехав к клубу, он оглядел полную стоянку. Белый «Пежо» Анри, еще несколько знакомых машин… Интересно, а что водит Терникин? Питерский фотограф-ресторатор выглядит человеком, не нуждающимся в деньгах, но и не склонным бросать их на ветер. Скромная квартира, подчеркнутое равнодушие к брендовым шмоткам… И при этом Вадим собирается купить «Дарлинг», весьма не дешевое заведение. Возможно, питерец — тоже чье-то подставное лицо, как Анри? Или ему просто плевать на мнение окружающих о том, как он выглядит и где живет.       Припарковавшись, Влад откинулся на сиденье, потер пальцами ноющие виски. Да, определенно стоило остаться дома, но и пропускать сегодняшнее мероприятие нельзя. Ему отчаянно не нравилась идея фотосессии Анри, а еще больше не нравилось, что он не мог понять причины этого. Ревность к Терникину? Чушь! Анри раздевается на сцене перед толпой людей, не говоря уж о сессиях с клубными сабами. Да если бы у него и появился кто-то, Влад бы только порадовался за друга. Но Терникин… Питерец вызывал смешанное чувство: интерес, настороженность и еще что-то такое, первобытное…       Влад усмехнулся, осознав, наконец, в чем проблема. Терникин — хищник, зашедший на его территорию, вот что он чувствует. В клубе хватало доминантов, с большинством Влад поддерживал уважительные отношения, но соперником никого не считал. Структура «Дарлинга» давно устоялась, появляющиеся новички не пытались бросить вызов ничьему авторитету, а вот Терникин умудрился нарушить баланс одним своим появлением — и интересом к Анри. Еще и Незабудка, глупыш… Теперь Влад выглядит доминантом, не способным позаботиться о своем сабе, а Анри явно отвечает на интерес питерца собственным. И как все это не вовремя и запутанно. Но теперь хотя бы понятно, с чего Владу так тревожно. Глупости это все, самцовые инстинкты, которые надо запихнуть подальше.       Он почти весело удивился собственной дурости, проходя по коридорам привычно оживленного клуба. Поздоровался с парой знакомых, заглянул в бар, попросил сделать сладкого чаю покрепче и принести… Где идут съемки? В малом зале? Вот туда пусть и принесут.       Ночные бдения уже давно перестали даваться с юношеской легкостью, после тридцати Влад стал ценить возможность выспаться, но сегодня ночью сном стоило пожертвовать. Ради съемок Анри не стал закрывать весь клуб, так что ресторан и дискозал по-прежнему работали, но центром притяжения явно стал второй зал, поменьше.       Подойдя к дверям, он замер, прислушиваясь к звукам внутри. Просто чтобы уловить атмосферу. Из полуприкрытой двери слышалось какое-то жужжание, женский смех и четкие негромкие команды. Слова Влад разобрать не мог, но тон Терникина не оставлял сомнений: питерец именно командовал. Ну, это его работа сейчас, в конце-то концов…       Вздохнув, Влад прошел внутрь, остановился в нескольких шагах от края подиума, не скрываясь, конечно, но и не отвлекая внимание на себя. Дружески кивнул Абсенту, у окна обнимающему за плечи Танечку Корш — это ее звонкий смех слышался даже за дверьми зала, — глянул на подиум. И даже не удивился, что его появление осталось незамеченным. Анри всегда умел полностью отдаваться выступлению, а Терникин… Терникин работал.       Влад невольно залюбовался. Верхний свет в зале был выключен, обычная подсветка подиума тоже, вместо этого над сценой возвышалось несколько ламп на длинных гибких ножках-кронштейнах. Их лучи скрещивались в центре подиума — и этим центром стал Анри. Влад вспомнил, что говорил Незабудка о ночных съемках. Что-то про то, что «господину из Питера» не нравится естественное освещение… Нет, не так. Что ему не нравится, как свет ложится на Анри. И снова Влад с изумлением почувствовал болезненный укол ревности, смешанной с восхищением. Терникин лепил из света и теней новую реальность, сосредоточенную только на Анри, созданную для него и под него. Резкие лучи и мягкие световые потоки сплетались вокруг полуобнаженной фигуры, замершей посередине подиума. На Анри были только узкие черные брюки, облегающие его, как вторая кожа, а может, они и были кожаными — издалека не видно. Босой, с распущенными волосами, он стоял перед Терникиным, четко роняющим отрывистые слова… Влад прикусил губу, замерев и боясь шевельнуться, чтоб не рассеять странное чувство, охватившее его.       В свете софитов — слово само выплыло из памяти — кожа Анри сияла теплым золотом, на гладких черных волосах мелькали зайчики бликов. Влад рассматривал тонкий профиль, линию шеи и очертания тела, узнавая и не узнавая — таким он его не видел. Разве что в танце, но там все было построено на движении, а сейчас мгновение остановилось, наполнившись нереальной и зыбкой красотой…       Он сморгнул, словно это могло что-то изменить в увиденном. Кто-то тронул плечо, и Влад, обернувшись, машинально принял кружку с горячим чаем, молча поблагодарил кивком и снова впился глазами в сцену.       Анри что-то сказал Терникину, не отрываясь, сделал пару шагов назад и одним гибким движением опустился на большой квадрат белой то ли ткани, то ли клеенки. Черное, белое, золотое… Влад снова зажмурился на миг, так это ударило по глазам и обострившимся чувствам. Терникин отошел и принялся колдовать над ближайшим софитом, слегка поворачивая его и изгибая. Под страхом смерти Влад не сказал бы, в чем разница, но через пару минут питерец удовлетворенно кивнул и подошел к камере на высоком треножнике. Анри улыбнулся, запрокидывая голову…       — Хорошо работает, правда?       — А?       Влад вынырнул из черно-бело-золотого марева, виновато глянул на подошедшую Арину.       — Извини, — попросил сконфуженно, — что-то я… засыпаю на ходу.       — Так немудрено, — хмыкнула женщина — третий час ночи. Хорошо работает, говорю. Красиво… Стервец.       В голосе Арины слышалось неприкрытое восхищение, и Владу стало полегче: не только у него питерец вызывает особые, скажем так, чувства.       — И не говори, — буркнул он, не отрываясь от происходящего на сцене.       — Он сначала Абсента снимал… — тихо сказала Арина. — Очень подходящее слово… снимал… да уж… И ведь ничего такого — веришь? Ни лишнего слова, ни одного движения, он Костика даже не коснулся ни разу. А такое ощущение, что трахнул. Разложил прямо на сцене и поимел, как в экшне. Костик аж поплыл… Ему, конечно, до Анри далеко, но…       — Ариш, помолчи, а? — тихо и очень ласково попросил Влад.       — А… угу. Ясно.       Арина вздохнула и замолчала. Сочувственно покосилась на Влада и отошла на пару шагов. Он поднес к губам кружку с насмерть остывшим чаем, про который просто забыл, сделал глоток. Холодная сладкая жидкость смочила пересохший рот, увлажнила горло. Влад пил чай мелкими глоточками и смотрел. Терникин работал. И Анри работал вместе с ним и для него. И — Арина права — больше всего это было похоже на качественный экшн, странный, но безумно красивый.       Менялся свет, менялись цветные ткани для фона, и, главное, менялся Анри. Он смотрел на Терникина непристойно сияющими глазами и улыбался, садясь, вставая и ложась, как велено. Собирал и снова распускал волосы, подавался вперед — к Вадиму! — и откидывался назад, гибкий, как вставшая в позу атаки королевская кобра, и трепещущий, как птица, на которую эта кобра охотится. Это было как застывший танец, в котором Вадим ловил мгновения неподвижности — и Анри замирал для него, одновременно охотник и добыча, каждым движением, каждым взглядом и улыбкой подтверждая связь между собой и проклятым фотографом.       — Мастер…       Незабудка подошел неслышно, не прикасаясь, встал совсем рядом. Потом, склонив голову, потерся щекой о плечо Влада, коснулся губами его рубашки… Влад обнял его, притягивая к себе и дыша сладкими духами, смешанными с запахом сигарет. В другое время непременно устроил бы выговор, но сейчас это было даже приятно — потому что знакомо и привычно в этом новом странном мире… Ох, надо все-таки лучше высыпаться…       — Вы видите, мастер? Видите?       Лучше бы Саша молчал. Влад почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение. На Сашу и звучащее в его голосе мелочное гадкое удовлетворение, и на себя самого за то, что на миг поддался, позволил себе принять это, как должное.       — Мастер, вы же видите, — горячечно снова зашептал Незабудка. — Ну они же…       — Саша, помолчи, — повторил Влад, сжимая пальцы на его плече. — Не сейчас.       Ну почему Саше не хватило ума просто промолчать? Влад почти с отчаянием смотрел на сцену, где ему не было места, да и боже упаси, конечно, но… Что теперь с этим делать? Ведь не получится просто сделать вид, что все по-прежнему и ничего не было.       Вадим легко спрыгнул с подиума, подошел к нему и протянул руку.       — Добрый вечер.       Влад пожал крепкую ладонь с набитыми костяшками, мимолетно подумал, что питерец явно занимается чем-то из боевых искусств. Глянул в безмятежный прищур синих глаз, спокойное, вежливо улыбающееся лицо.       — Саша, принеси нам чаю, — обернулся он к Незабудке, даже дышать, кажется, переставшему. — Мне как обычно, а господину Терникину… пуэр?       — Да, пожалуйста, — подтвердил питерец, — самое то для ночной работы.       Повернувшись к сцене, он громко окликнул то ли Анри, то ли сразу всех в зале:       — Перерыв двадцать минут! А потом меняем свет и работаем дальше. Анри, можете переодеться пока.       Снова обернулся к Владу и поинтересовался:       — Разбираетесь в фотографии?       — Ни в малейшей степени, — честно признался Влад. — Но мне нравится. Очень… красиво выглядит.       — Модель идеальна, — отозвался Терникин, провожая уходящего Анри взглядом, в котором самый пристрастный наблюдатель не заметил бы ничего, кроме профессионального восхищения. Разумеется, профессионального! Не больше… — Я рад, что довелось поработать с господином Роговым.       Все-таки пока еще господин Рогов, не Анри? Или это ради него, Влада, такая сдержанная вежливость?       — Он очень красив, — сдержанно подтвердил Влад.       — Да не в красоте дело! — махнул рукой питерец, оживляясь и сбрасывая маску бесстрастности. — Как его любит камера! Вы потом поймете… Увидите фотографии — и поймете.       — О фотографиях… — медленно начал Влад. — Вадим, у меня к вам просьба…       — Да?       — Я могу заказать у вас фотосессию для Саши? Подождите, — мягко попросил он нахмурившегося питерца. — Я помню, что вы говорили. Камера его не любит, и все такое… Это неважно. Саша не модель и не собирается ею быть. Просто я хочу сделать ему подарок. У него сейчас… сложный период. Ему нужна вера в себя, а он…       — Слишком циклится на собственной внешности?       — Да! — выдохнул Влад, не зная, радоваться подобной проницательности или начинать ее опасаться. — И можно, чтобы инициатива исходила от вас? Я все оплачу, разумеется, но…       — Я понял.       Терникин поднял манжет очередной клетчатой рубашки, на этот раз черно-бирюзовой, глянул на массивные «командирские» часы — тот еще раритет, насколько знал Влад.       — Хорошо, без проблем. Давайте так: я отсниму сегодня с ним небольшую серию. Мне это, признаться, не очень интересно, но фактура хорошая, его вполне можно снимать. Одну-две фотографии отберу для выставки. И…       Он подмигнул Владу и сказал чуть громче, метнув быстрый взгляд через его плечо:       — Большое спасибо за разрешение. С меня причитается…       Влад обернулся, глянул в загоревшиеся недоверчивой радостью глаза Незабудки. Взял с протянутого подноса чашку с чаем, светлым, в отличие от темного, почти черного напитка Терникина, подул на горячую поверхность и сказал небрежно:       — Саша, господин Терникин хочет, чтоб ты ему позировал. Ты не против?       — Можно?!       — Конечно, — пожал плечами Влад.       Он снова притянул к себе залепетавшего что-то несвязно-благодарное Незабудку, чмокнул в щеку, отпустил, и тот умчался, причитая, что как теперь успеть привести себя в порядок.       — Он вам дорог, — констатировал Вадим, пригубив свой чай.       — Да, — подтвердил Влад. — Он мой саб. Вы же понимаете.       — Понимаю.       — Влад!       Анри, вынырнувший из боковой двери, сиял, как начищенный золотой дублон. Он и вправду переоделся, снова в черное, но совершенно в другом стиле. Теперь — Влад едва не подавился чаем — на нем была рубашка с белоснежными кружевными манжетами и воротником, угольно-черный бархатный камзол и узкие короткие штаны, тоже бархатные. Выглядело это…       Влад сглотнул и невольно облизал губы.       — Влад! Ты все-таки приехал!       А разве он собирался? Его, кстати, не приглашали, это спасибо Незабудке, вовремя поделившемуся новостями. И снова этот укол то ли ревности, то ли просто злости.       Влад стряхнул неприязненное чувство — ведь это же Анри, и он счастлив — так чего еще надо? Улыбнулся, обласкал с ног до головы откровенно восхищенным взглядом, обернулся к Терникину?       — Это что, тоже для съемок? В смысле, вот так?       — Нравится?       Питерец рассматривал Анри с такой гордостью, словно сам его создал.       — Вадим хочет галерею исторических образов. Я буду дворянином восемнадцатого века, Танечка — барышней-институткой…       В глазах Анри плясали чертята-искры. Он улыбнулся питерцу — для него уже Вадиму, отметил Влад — и запрыгнул на подиум.       — Исторические образы?       — Как часть проекта.       Улыбка Терникина была совершенно спокойной, просто безмятежной.       Влад посмотрел на подиум, возле которого мялся вернувшийся Незабудка. Распущенные и тщательно уложенные волосы, новая белая рубашка — где только успел найти? Терникин тоже глянул, поморщился.       — Нет, не то… совсем не то… Ладно, извините...       Быстрыми упругими шагами он подошел к Незабудке, что-то сказал ему и небрежным движением руки взлохматил прическу. Оглядел снова — уронил еще пару слов. Незабудка покорно помотал головой — Влад смотрел, онемев от изумления, как рассыпаются в полном беспорядке платиновые пряди.       — Ну, хотя бы так для начала, — услышал Влад.       Просияв, Незабудка обернулся, посмотрел, как ребенок, которому купили билет на любимые карусели. Влад улыбнулся, кивнул в ответ, молча поднял большой палец. Отпил чай, совершенно не чувствуя, что первая чашка принесла хоть какую-то бодрость. И снова некстати вспомнилось, что Марк сейчас спит, наверное… А еще, что он давно не видел, как мальчик просыпается. Как щурится, сонный, разомлевший, уютно-теплый…       На подиуме Терникин работал с Незабудкой. Работал честно: ставил заново свет, поправлял что-то, менял… Сам Влад всю жизнь полагал, что Незабудке, как всем платиновым блондинам, идут яркие цвета вроде синего. Но сейчас Саша был в ослепительно-белом, и от этого казался невозможно изящным, нежным, пугающе хрупким. Кожа в расстегнутом вороте белоснежной рубашки светилась изнутри то ли мрамором, то ли жемчугом, но однозначно чем-то холодным и твердым. И Влад никак не мог понять, чего не хватает Вадиму в этой совершенной, идеальной красоте. Почему питерец морщится и смотрит на Незабудку то искоса, критически наклонив голову, то сбоку, то отступив на несколько шагов.       Наконец, сделав несколько снимков, Терникин взмахнул рукой, подзывая Анри.       — Вдвоем? — спокойно уточнил тот. — Как мне встать?       А вот Саша вспыхнул, на фарфоровом личике появилась недовольная гримаса, впрочем, мгновенно слинявшая. Повинуясь указаниям питерца, Саша послушно опустился на очередную подстилку-фон, откуда-то быстро появилось кресло, в которое опустился Анри.       Влад смотрел, злясь на Терникина и не в силах не восхищаться им. Неизвестно, каким питерец был доминантом, но фотографом — от бога. В зале вдруг стало тихо. Замолчали Танечка и Костя, ни звука не долетало от стены, где стояли еще несколько клубных, и даже ребята из охраны, притащившие кресло, отошли от подиума на цыпочках.       Анри сидел в кресле, наклонившись вперед, к Саше, которому питерец велел встать на колени. Самая обычная поза саба. Только вот сейчас сцену пронизывали невидимые струны, пока молчащие, но уже напряженные. Влад замер, затаив дыхание. Четкий тонкий профиль Анри, как темное золото старой камеи, холодный мрамор лица Незабудки… Черное и белое, бархат и лед… Вот Незабудка упрямо сжал губы, будто сопротивляясь, застыв, и Вадим шагнул к ним. Но что-то у него не складывалось, питерец уже раздраженно что-то сказал, Саша послушно чуть сменил позу, развернув плечи, и все-таки это было не то, не так… Струны не дрожали, композиция была совершенна, но мертва.       И тут Анри тихо, почти неслышно уронил несколько слов. Услышал его только Незабудка. А увидели эффект — все. И без того большие глаза Саши стали огромными, растерянно-злыми, ненавидяще-яростными, беспомощными — и это все разом. Он подался к Анри, на миг замерев в изломанной позе, позволить которую могла разве что его мальчишеская гибкость, приоткрыл губы…       — Стоп! Снято! — крикнул Терникин, и Влад увидел на усталом лице питерца широкую счастливую улыбку. — Отлично!       Он спрыгнул с подиума — и зал ожил. А Влад беспомощно смотрел, как Незабудка, вскочив, убегает в заднюю дверь.       В восхищенном гомоне вокруг он слышал, как завидуют моделям, как обсуждают происходящее, а глухое раздражение внутри сменилось тянущим тоскливым страхом. Хотя с чего бы?       — Ну вот, — хмыкнул подошедший питерец. — Хоть под конец ваш мальчик ожил. Я же говорю, талант… Не он, конечно…. Зато вот эту фотографию я, пожалуй, и возьму для выставки. Если не возражаете.       — Нет, конечно, — обреченно ответил Влад, ища взглядом Анри. — Вы еще будете снимать?       — Завтра, может быть… Модели устали, да и я хочу посмотреть материал.       Питерец был доволен, это читалось в хрипловатых нотках утомленного голоса и удовлетворенном блеске глаз. И Влад его понимал, как всякого профессионала, чей труд окончился успехом. Но это не решало проблемы, которая теперь встала в полный рост.       Извинившись, Влад отошел, набрал номер Незабудки. Тот сбросил вызов. Это уже не лезло ни в какие ворота. Саша разболтался до безобразия…       Твердо пообещав себе устроить настоящий, долгий и сложный разбор полетов с возможным серьезным наказанием, Влад прошел за сцену, постучавшись и дождавшись ответа, толкнул дверь в гримерку.       Анри, уже сменив черный бархат на обычные темные джинсы и майку, тщательно стирал с лица остатки грима.       — Влад!       Улыбка его выглядела абсолютно искренней и неподдельно радостной.       — Ну, как тебе?       — Потрясающе, — тоже искренне признал Влад. — Слов просто нет… Анри…       Он осекся, разглядывая лицо друга, капельки влаги на смуглой коже, чуть приподнятую и распухшую губу и блестящие глаза — как после секса. Но это бред, конечно, ничего подобного Анри успеть не мог, да и с кем? Но вот возбуждение витало в воздухе гримерки.       — Что?       Влад подошел ближе, присел на какой-то ящик у стены. Глянул на Анри и спросил откровенно:       — Тебе не кажется, что это перебор? С питерцем.       — А что такого?       И снова Анри был безмятежно спокоен. Так безмятежно, что это уже едва-едва, но отдавало игрой.       — А ты сам не понимаешь?       Влад потер виски пальцами, запретив себе срываться. Ничего же не происходит… Почти ничего.       — Влад…       Вздохнув, Анри повернулся к нему, бросив испачканный ватный диск на столик.       — Влад, — повторил он. — Ты нормально можешь объяснить, что не так? Нам нужна реклама, а это отличный проект. Взаимовыгодный. Что тебя не устраивает?       — Все, — честно ответил Влад. — Анри, ты понимаешь, как это выглядит со стороны?       — С чьей стороны? — с хладнокровным любопытством поинтересовался Анри. — С твоей, моей, Терникина, окружающих?       — Да он тебя чуть на сцене не разложил! — не выдержал Влад, с трудом заставив себя не слишком повысить голос. — А выглядело так, словно тебе это понравилось.       — Влад… — снова проговорил Анри. Запнулся, махнул рукой.       — Извини, — тихо сказал Влад. — Извини, правда. Дело не в ревности. Я не собираюсь тебе указывать, как себя вести. И тем более — с кем встречаться. Но думаешь, он просто так вьется вокруг клуба?       — Я думаю, — очень спокойно и рассудительно ответил Анри, — что сейчас он вьется вокруг меня. И это значит, что у меня будут очень хорошие фотографии. Влад, когда фотограф хочет модель, это нормально. И это идеально для снимков, понимаешь? Просто работа, ничего личного.       — У тебя — ничего, — успокаиваясь, сказал Влад. — А у него?       — А у него — его проблемы, — усмехнулся Анри. — Я уже большой мальчик, Корсар. И я не собираюсь с ним спать, просто хочу выжать ситуацию по максимуму.       — Не заиграйся, — уронил Влад. — И если что-то почувствуешь… неладное…       Дождавшись кивка Анри, он вышел. Снова набрал номер Незабудки, чувствуя себя отвратительно беспомощным, словно твердый надежный пол вдруг закачался, уходя из-под ног. Незабудка снова сбросил вызов. И Анри… Верный влюбленный Анри! Что ж, ты же сам хотел, чтобы он стал не таким влюбленным? Только вот объект крайне неудачный. Играть с Терникиным может оказаться куда опаснее, чем думает Анри. Да, и что же он такого сказал Незабудке? Возвращаться, чтоб узнать, не хотелось, Влад опасался, что в таком состоянии серьезно поссорится с Анри. Разборки между сабами — головная боль любого доминанта, потому что сколько ни устанавливай правила, избежать нервного напряжения не получается. А ведь Анри ему формально и не саб даже. Друг, любовник, партнер по клубу. И гораздо дороже Незабудки, стоит честно признать, только вот этика Темы предписывает ставить на первое место заботу о сабе.       Телефон тренькнул вызовом, когда Влад уже почти доехал до московской квартиры, решив и сегодня не возвращаться в коттедж. Достав мобильник, он глянул на экран, нажал кнопку ответа.       — Ой, мастер, простите, — зачастил Незабудка. — Я его в тесный карман положил и нечаянно к стулу прижался. А сейчас смотрю — пропущенные… Я не хотел, простите, пожалуйста…       Незабудка врал. Это Влад слышал ясно и отчетливо, но на мгновение заколебался, не спустить ли с рук ложь, которой все равно нет доказательств? Подумал, и решил, что нет — спускать нельзя. Но устраивать разборки и непременно необходимый разговор прямо сейчас никаких сил не было, так что он только сдержанно посоветовал быть внимательнее. Выслушал поток виноватых заверений, слишком старательных, чтобы быть искренними, холодно отмечая и фальшь в голосе, и страх. А вот страх в торопливо льющихся уверениях был очень настоящим и таким томно-возбужденным, что Влад едва не велел Незабудке приехать, но глянул на часы и с сожалением отказался от этой мысли.       Что ж, сегодня они все были хороши. Надо, как минимум, выслушать Сашу, и если Анри действительно его обидел, то и наказание можно отменить или хотя бы облегчить.       Выйдя из машины, он остановился у подъезда, не торопясь входить внутрь, с удовольствием дыша ночной свежестью. В детстве ему всегда казалось, что ночью воздух совершенно особенный, и, вдыхая его, втягиваешь в себя темноту, такую прохладную, уютно-успокаивающую…       Снова и снова Влад понимал, стоя у дома и глядя на редкие светящиеся окна, что запутался. Незабудка — привычный, послушный. Хлопотный, но тоже в определенных, давно установленных рамках, да и хлопоты эти только добавляют чуточку остроты давно приевшимся отношениям. Зато в постели великолепен и, пожалуй, искренне дорожит Владом. Всегда готов примчаться по вызову, прогнуться, подставиться, быть ласковым и откровенно развратным.       Анри — больше друг, чем любовник. Умница, родственная душа, без слов понимающий, бесконечно терпеливый и всегда готовый поддержать. Если б еще не мелькающая в глазах тщательно скрываемая тоска безнадежной влюбленности…       И — Марк. С ним все сложно и непонятно. С каждым днем сложнее и непонятнее. То, что начиналось, как развлечение, постепенно стало чем-то большим, важным. В Марке Влад иногда видел самого себя, только вот даже в детстве он не был таким наивным и жаждущим чужой теплоты. Мальчишка же то шарахался от Влада, то ластился, как подобранный щенок, только-только поверивший, что его не выкинут обратно на улицу. Умный мальчик. Честолюбивый, отчаянно работящий, талантливый. Конечно, достоин большего, чем роль постельной игрушки, но это что касается работы. А вот что делать с самим Марком, Влад не понимал.       И только гораздо позже, уже привычно выпив на сон пару глотков коньяка, Влад вдруг подумал: чтобы найти выход из тупика, неплохо бы понять, куда собрался идти. А то ведь может оказаться, что в треугольнике, посередине которого стоишь, вовсе нет углов, а ты сам их придумал и бьешься лбом о несуществующие стены.       * * *       Иногда Марк задавался вопросом: а зачем вообще Сокольскому дом за городом? Как правило, Корсар приезжал из Москвы поздно, в коттедже кроме него и Алевтины никто не жил, даже собаку, которой лучше жилось бы в доме с участком, чем в квартире, Сокольский не держал. Близость реки? Так проще съездить на нее несколько раз за лето. Статус? К демонстрации своего состояния Корсар был откровенно равнодушен. Да, он ездил на дорогой машине и ел в столовой, полной хрусталя и серебра, но все это как-то небрежно, ненавязчиво. Марк вполне мог бы представить его на кухне обычной квартиры или за рулем подержанной иномарки из тех, что попроще и подоступнее. Сокольский и там излучал бы свою бесконечную самоуверенность, потому что не черпал ее в окружающих вещах, а приносил с собой, куда бы ни являлся.       И вот этому его качеству Марк завидовал куда больше, чем жизненному успеху. А дом… Ну, Сокольскому виднее, зачем ему эта полупустая громадина. Может, купил по дешевке или вложил таким образом капитал? У богатых людей свои соображения и особая логика. Да и вообще, не его это дело. Ему в этом доме оставаться недолго.       В этот раз Марк собирался на работу с твердым намерением поговорить с Сокольским, как только тот окажется в пределах личной досягаемости. И именно поговорить, а не то, что было вчера…       При одном воспоминании он густо, мучительно покраснел, а взгляд, отражавшийся в зеркале ванной, стал блудливо-смущенным. Или это только показалось?       Раздевшись и встав под прохладный душ, Марк торопливо намылился самой жесткой мочалкой, до болезненной красноты растирая тело, но сегодня даже испытанный способ помогал мало. Вчерашний вечер никак не хотел отпускать, снова и снова подсовывая в память похабные картинки и ощущения. Венцом всего, конечно, был финал.       Марк до отказа выкрутил холодную воду, чувствуя себя мазохистом в общеупотребительно-банальном смысле, а вовсе не тематическом. Запрокинул голову, подставив лицо под ледяные струи, но из памяти упорно лезло, как вчера точно в такой же позе он кончал в рот Сокольского. И как только тому не противно было…       Сдавшись, он вернул горячую воду и торопливо провел рукой по напрягающемуся члену. Раз, другой… Вспомнился совет Сокольского приласкать себя внутри, когда будет… Но до такого Марк еще не дошел и доходить не собирался.       «А на подоконнике ты раком трахаться собирался, значит? — ядовито поинтересовалось его второе я. — И в рот давать… Нечего сказать, зашел попрощаться… Вещички даже собрал! Ну, давай, скажи ему сегодня опять, что хочешь уйти. Тебя ведь, придурка, даже в фирме оставить пообещали…»       Упираясь рукой в горячую мокрую стенку душа, Марк почти ожесточенно ласкал себя, добиваясь не удовольствия, а хотя бы сбросить напряжение. Перед глазами мелькали, как любимые подростками порнокарты, обычные образы, на которые у него всегда вставало. Грудастые блондинки и брюнетки из «Плейбоя», какие-то случайные фотки, увиденные в сети, что-то из воспоминаний… Ничего не помогало. Только все сильнее накатывала тошнота и отвращение к себе, ощутимые физически.       В душе вдруг резко запахло миндалем — это он нечаянно толкнул флакон с гелем, и тот разлился на пол. Марка словно подбросило и выгнуло дугой. Сверкнуло яркое — цветом, звуком, запахом и всеми остальными чувствами — воспоминание, как Корсар заставил его встать лицом к стене и мыл. Сначала голову, ласково и нежно перебирая волосы, потом остальное тело. А потом, когда Марк, уже покорившись, ждал секса, просто приласкал, заставив признать, что это приятно…       Закусив губу, Марк водил ладонью вдоль напряженного, скользкого от мыла ствола члена, перебирал пальцами… Решившись и содрогаясь от стыда, макнул палец другой руки в жидкое мыло, открытое на полочке. Неловко изогнувшись, сунул палец между ягодиц, продвинул чуть глубже, нащупывая… Вынесло его почти мгновенно, едва-едва успел двинуть пару раз и чуть прижать пальцем твердое, будто припухшее местечко. Задыхаясь, захлебываясь попавшей в рот водой, Марк дергался в сладких судорогах, выплескиваясь в уносящие все улики струи воды. Перед глазами плясали яркие блестящие искры, а по телу разливалась горячая истома, заставляя тихонько стонать. И только мгновенный ужас опоздания на работу, вдруг накрывший целиком и смывший остатки удовольствия, выдернул его из душа, с мокрыми волосами, распаренного, краснощекого и мучительно соображающего, куда бежать и что делать.       * * *       Этим утром Владу особенно хорошо работалось. И вообще, выспался он гораздо лучше, чем полагалось бы за такое время. Примчался на работу почти за час до начала, сделал комплимент зардевшейся Карине, с особенным удовольствием выпил чаю, разбирая бумаги и пролистывая страницы ежедневника. И, будто отвечая его азартному настрою, мир улыбался навстречу. Пара дел, давно застрявших на мертвой точке, сдвинулась и пошла в нужном направлении. Позвонил выгодный клиент, долго ломавшийся и вот, наконец, решивший, что лучше «Корсара» ему ничего не найти. Воронцов отчитался за переезд Тимура и его родителей. И даже новости не испортили настроения, хоть там и промелькнуло несколько фамилий, которые Влад с удовольствием увидел бы обведенными черной рамочкой. Одну — так уж точно. Очень уж редкостным мудаком был давний, еще из юности, знакомый, теперь баллотировавшийся в Думу и обещавший по этому случаю золотые горы над кисельными берегами молочных рек.       Увы, настолько далеко, чтоб по одному желанию отправлять чьи-то фамилии в раздел некрологов, расположение вселенной к господину Сокольскому еще не заходило. И Влад просто от души пожелал новоиспеченному кандидату с треском провалиться. Хоть на выборах, хоть к черту.       Отложив газету, он допил чай, одним махом разделался с объемным отчетом и набрал внутренний номер контрактно-корпоративного.       — Слушаю, капитан, — раздался в трубке густой женский голос.       У Тамары сегодня тоже явно было хорошее настроение.       — Тамара Георгиевна, а кто у вас из стажеров лучше всех работает? — поинтересовался Влад, нимало не сомневаясь в ответе.       — Так у нас их всего двое, — хмыкнула бессменная и бесценная замруководителя отдела. — Один мальчик в судебный ушел, а из оставшихся только Резневич и вкалывает. Причем за троих.       — А Давыдов? — спросил Влад для проформы, аж щурясь от удовольствия при похвале Марку и гадая, слышит ли тот.       — А этого хоть сейчас можно отправить туда, где взяли, — высказалась Тамара. — Или к конкурентам заслать.       — Ясно, — весело отозвался Влад. — Тамара Георгиевна, а пришлите мне Резневича в обеденный перерыв, будьте так добры. Побеседовать с ним хочу о планах на жизнь.       — Это дело, — одобрила многоопытная дама, знающая, что обычно такие беседы заканчиваются постоянными рабочими контрактами. — Хороший мальчик… Пришлю.       Положив трубку, Влад с новыми силами занялся работой, решив, что если уж день удался, следует использовать его по полной. И когда селектор голосом Карины сообщил, что чай готов, а в приемной ждет стажер, которому назначено, Влад от души удивился, как пролетела первая половина дня.       — Давайте, Кариночка, — велел он, удовлетворенно глядя на изрядно сократившийся список недельных дел в ежедневнике. — И чай, и стажера. Вприкуску пойдет.       — Ой, скажете… — хихикнула Карина и кокетливо поинтересовалась: — Владислав Алексеевич, а можно я с обеда немного задержусь?       — Карина, ну сколько вас учить? — хмыкнул Влад. — Задержаться — нельзя. А вот обсудить с начальником отдела кадров текущие рабочие вопросы — это я одобряю.       — Да-да-да, — затараторила обрадованная Карина, влетая в кабинет с подносом, на котором дымились чашки и аппетитно пахли тарелки с канапе. — Мне очень надо! Рабочие вопросы…       — Идите уж, — усмехнулся Влад, с чисто эстетическим удовольствием провожая взглядом ладную фигурку в белой блузочке и юбке короткой ровно настолько, чтобы со скрипом соответствовать дресс-коду. — А вы, Марк Анатольевич, проходите, я вас не съем.       Мальчишка настороженно мялся на пороге. Влад дождался, пока он зайдет, встал из-за стола, обойдя замершего Марка, прикрыл дверь, щелкнув хитрым замком — вроде и не замкнулся, но так сразу, не зная секрета, не ввалишься. Шагнув к Марку, взял его за плечи, бесцеремонно просунув ладони под тонкий летний пиджак, притянул к себе.       — Как спалось, мальчик? — шепнул в самое ухо, мгновенно покрасневшее, будто слова Влада были горячими.       — Хорошо, — процедил Марк, снова изображая статую оскорбленной, но терпеливой невинности.       Прямо заметно было, как он старается не сопротивляться, напрягаясь всем телом. Снова усмехнувшись, Влад подумал, как быстро изменил бы ситуацию, повторив окончание вчерашнего… разговора.       — Я рад, — сообщил он, коснувшись губами чисто выбритой смуглой щеки и с сожалением отпуская парня. — Садись, перекусим. Кстати, в отделе скажешь, что я с тобой беседовал о планах на работу после окончания ВУЗа. Тем более, это будет правда. Ну, почти.       — А что планы? — все так же настороженно спросил Марк, присаживаясь к столу с явным облегчением: близость бутербродов ему казалась безопаснее, чем близость Влада.       — Ты не передумал разрывать контракт? — прямо спросил Влад, дождавшись, пока мальчишка прожует канапе с ветчиной и оливками, запив его чаем.       — Нет…       Марк угрюмо уставился в чашку, передумав брать следующий бутерброд, и Влад вздохнул. — Ешь, пожалуйста. И привыкай, что содержание разговора к еде отношения не имеет. Иначе на переговорах будешь вечно голодным. Вот паузу, кстати, потянуть, еда хорошо помогает.       — Спасибо, учту, — съязвил Марк, но бутерброд послушно взял. — А что?       Влад тоже выбрал канапе с семгой и свежим огурчиком, откусил, прожевал, некстати подумав, что надо бы опять сводить Марка в «Азимут», что ли. Ну, если разговор удастся.       — Да вот думаю, — обыденно сказал он. — Ты, конечно, имеешь на это право. И если разрывать договор, то сейчас. Пока все не зашло настолько далеко, что скрывать от себя самого очевидные вещи станет совсем невозможным.       — Какие вещи? — осторожно сунул нос в ловушку Марк.       — Очевидные, — ласково повторил Влад. — Например, что тебе при всей твоей натуральности все-таки нравится секс с мужчиной. Не любой, разумеется, а вполне конкретные вещи. Нравятся ведь? Или опять будешь меня убеждать в обратном?       — Не буду… — процедил Марк, ставя чашку на стол и явно готовясь встать. — Давайте к делу, Владислав Алексеевич. Вы мне вчера обещали кое-что. Но если изменили мнение, то я… пойму.       — И даже в этом случае не согласишься остаться? — уточнил Влад, наслаждаясь этим новым Марком, упрямым, что-то для себя решившим и думающим, что этого достаточно.       — Не соглашусь, — заявил мальчишка спокойно, только пальцы его так сжали чашку, что Влад посочувствовал любимому сервизу Карины.       — Хорошо, — сказал он, откинувшись на спинку стула и нежа в пальцах свой уже слегка остывший чай. — Но скажи мне, пожалуйста… Я ведь играл с тобой честно?       — Ну… да… — еще больше насторожился Марк.       — И давал тебе поблажки? — мягко добавил Влад. — Заметь, я говорю не про то, что сам предлагал, вроде автошколы, а исключительно про… предмет нашего договора.       — Давали, — угрюмо подтвердил Марк, краснея уже не только ушами. — Владислав Алексеевич, да говорите уже.       — Так вот я думаю, — негромко и очень уверенно уронил Влад, — что заслужил право тоже попросить у тебя… поблажку, скажем так.       Он протянул руку и тщательно выбрал самый аппетитный, со своей точки зрения, бутербродик, медленно и со вкусом его прожевал. Марк, закусив губу, молча ждал, и мысленно Влад поставил ему балл за терпение. Учится мальчик…       — Я потерял достаточно времени за тот период, что мы были вместе, — сказал он тем же ровным тоном, будто речь шла исключительно о бизнесе. — И не всегда делал то, чего мне хотелось бы, согласен?       Марк молча кивнул, вцепившись в чашку и едва дыша. Боится, что ли? Ох, дурачок… И даже слегка обидно, если мальчик до сих пор ему настолько не доверяет.       — Ты можешь просто разорвать контракт, — сказал Влад, боясь перегнуть палку. — Доработаешь в «Корсаре» практику, а через год — обещаю — я тебя жду на постоянную работу. Ты действительно собираешься вырасти в прекрасного специалиста, и терять такого протеже я не хочу. И конечно, я не хочу, чтобы мой будущий работник заимел на меня зуб. Так что проблему с твоими выплатами за учебу мы как-нибудь решим. В крайнем случае, дам тебе кредит на льготных условиях.       — Я вам и так должен, — угрюмо напомнил Марк.       — Ох, мальчик, знал бы ты, скольким людям должен я, причем отнюдь не деньги, — усмехнулся Влад. — Если проблему можно решить деньгами, как говорит Шнеерзон, то это не проблема, а расходы. Много про меня чего говорили, но в жадности к своим работникам еще не обвиняли. Отдашь… Но это первый вариант. Если ты считаешь, что просто встать и уйти будет нормально и правильно.       — А… второй?       Пожалуй, любопытный и совестливый щенок уже влез в ловушку всеми четырьмя лапами, хоть и думал, что может выскочить из нее в любой момент.       — Второй, — обыденно сказал Влад, допивая чай и с сожалением глядя в чашку, — это если ты считаешь, что долги надо закрывать не только по контракту, но и по совести. Я прошу у тебя две недели. Еще две недели рядом со мной, только на этот раз честно. Больше никаких отговорок, как тебе страшно и противно. Или ты говоришь, что не согласен, и сбегаешь от меня, или…       — Или — что?       Ловушка щелкнула, захлопываясь.       — Или, — ласково продолжил Влад, ловя взгляд мальчишки своим и не позволяя опустить глаза, — ты признаешь, что вчера это тоже был ты. Настоящий ты, а не запутавшийся в чужих представлениях о морали. Тебе ведь понравилось, мальчик. Когда ты разрешил себе быть живым и свободным, это оказалось не так ужасно. Это потрясающе оказалось, верно? И когда я тебе отсасывал, никакая нравственность тебя не беспокоила. Ну, или не настолько, чтобы это прекратить. Так вот, мальчик, я прошу две недели, всего две. Как при увольнении, например. И если ты останешься, то пообещаешь мне просто попробовать быть таким же живым и настоящим. Только и всего. Не топорщить иголки, когда тебе приятно, и не врать. Это ведь не очень сложно? Хотя и страшно, я понимаю… Увидеть себя настоящего — это всегда страшно.       Марк сидел красный уже полностью: щеки, уши, шея в белоснежном вороте рубашки. И если бы сейчас он начал торговаться, уточнять условия — Влад и сам дыхание затаил, ожидая этого и боясь, — то все бы рухнуло. Ничего у них тогда не сложилось бы и сложиться не могло. Но мальчишка прошептал дрожащими губами:       — А… если не смогу? Не выдержу?       — Уйдешь, — пообещал Влад, свято веря в то, что говорил. — Просто уйдешь. Ну что, попробуем?       — Две… недели?       — Две недели. В моей постели и везде, куда я тебя поведу. Репутацию портить не буду, конечно, но из раковины, как ты сказал вчера, вытряхну — обещаю.       — Хорошо…       Мальчишка закрыл глаза, облизнул губы и повторил с отчаянием приговоренного, отказывающегося от помилования:       — Хорошо, я согласен. Две недели.       — Вот и славно, — подытожил Влад, вставая из-за стола и проходя мимо дернувшегося Марка, чтобы открыть дверь и найти у Карины чайник. — Думаю, новый контракт заключать не будем. Поверю вам на слово, коллега.