Подари мне зажигалку

      Корсар появился уже за полдень. Устроившись на диване в библиотеке, Марк яростно стучал по клавишам ноута, терзая проклятый контракт – распечатка с требованиями Сокольского обнаружилась утром в его комнате, принесенная неизвестно кем, пока он спал. Заглянув в три аккуратно скрепленных степлером листа и пробежав их глазами до конца, Марк почувствовал, как краснеет, и воровато оглянулся: послышались шаги Алевтины в коридоре. Но экономка прошла мимо, Сокольского вообще носило неизвестно где, а требования – вот они. Сам просил. И Марк, попытавшись взглянуть на дело отстраненно, притащил в библиотеку собственный ноут, добыл с полок «Трудовой кодекс», еще несколько книг, показавшихся ближе к теме контракта – и попытался совместить несовместимое: свое желание отвоевать хоть какие-то права и указания Сокольского эти права максимально ограничить. Получалось так себе. Получалось, если следовать этим требованиям, что он поступает в натуральное рабство. Но если творчески подойти к некоторым формулировкам…       Увлекшись, Марк не расслышал шаги по паркету, пока они не прозвучали совсем рядом.       - Картина радует взор, - насмешливо сообщил Сокольский, опускаясь в кресло напротив дивана.       Выглядел он совершенно свежим, отвратительно довольным жизнью и привычно холеным: от кончиков узких, идеально вычищенных туфель до тщательно уложенной прически. И пахло от него едва заметно – через стол – все тем же одеколоном, запах которого Марк уже мог узнать в любой толпе.       - Спасибо, - сдержанно отозвался Марк, снова торопливо опуская глаза и изо всех сил изображая занятость.       Пробел, кстати, явно заедает. Ну, так сколько уже на этом ноуте отработано! Почистить надо… Потом, вот только внесет еще вот этот пункт и поменяет те два местами…       Да, он увлечен контрактом. У него еще три дня, так что нечего… Но Корсар, не откликаясь на столь явный намек, потянулся к столику и нажал кнопку, которую Марк до этого считал элементом инкрустации на красивой наборной крышке.       - Алевтина, дорогая, сделайте чаю, пожалуйста. А ты что будешь? – это Марку.       - Ничего, - торопливо выпалил Марк.       - Чаю и еще чего-нибудь перекусить, - повторил Сокольский.       Отпустил кнопку, откинулся на кресло. Вот как, значит? Интересно, какая там система передачи сообщений, что он так уверен в результате? Ладно, неважно. Марк еще сильнее склонился над ноутбуком, понимая, что нельзя запретить хозяину дома пить чай, где он хочет, только потому, что тебе тошно его лишний раз видеть. Уйти, что ли, самому? Плевать, что глупо…       - Ну, показывай, что наработал, - хмыкнул Сокольский, вставая, делая пару шагов и опускаясь рядом. Заглянул в открытый документ, положил руку на спинку дивана за спиной Марка, склонился ближе. Так близко, что по спине пробежала дрожь и захотелось немедленно отодвинуться. Да, с учетом некоторых пунктов контракта о нервах и брезгливости пора забывать. И уйти не успел.       - Может, вам распечатать? – вежливо осведомился Марк, упорно не отрывая глаз от ноута.       - Да, пожалуй, - рассеянно отозвался Корсар, пробегая взглядом строчки. – Два экземпляра сделай. С двойным интервалом и поля пошире.       Принтер, оказывается, был спрятан все в том же чудо-столике, только провод торчал наружу. Пока Марк устанавливал новое устройство и отправлял документ на печать, Корсар извлек из стола кучу тонких разноцветных маркеров и пару ручек. Марк молча положил перед ним еще теплые листы и вздрогнул от нечаянного прикосновения колена, когда Сокольский потянулся за контрактом. Словно и не было вечера на озере, который должен был их сблизить.       - Та-а-а-к, - протянул Сокольский, пристраивая листы на колене, хотя рядом имелся замечательный столик.       Правда, чтоб дотянуться до него, Корсару пришлось бы сантиметров на десять отсесть от Марка с его уже ненужным ноутом.       – Так вот, значит…       Следующие минут десять он увлеченно перечитывал контракт, отвлекшись только раз: улыбнуться и кивнуть экономке. Бесшумно вплыв в библиотеку, Алевтина поставила на стол поднос с чайником и кучей даже на вид свежайших плюшек, посыпанных сахарной пудрой. Пахло от них и вовсе зверски аппетитно. А чашек, кстати, на подносе было две.       - Чаю налей, пожалуйста, - бросил Корсар, едва за экономкой закрылась дверь, и снова погрузился в чтение контракта.       Пучок открытых маркеров он зажал в кулаке и теперь увлеченно раскрашивал контракт в разные цвета по одному ему понятному принципу. Марк, по крайней мере, как ни косился, закономерности уловить не смог: Сокольский то выделял целый абзац зеленым, то черкал желтым на полях, то оставлял пару красных слов посреди синего предложения… Наконец, удовлетворившись, снова расправил изрядно смятые листы на колене, вернувшись к началу документа.       - Поставь ноутбук, бери свой экземпляр и смотри сюда, - велел он Марку, дотянувшись до чашки чая. – Это вот – пункты и положения, об отмене которых с моей стороны не может быть и речи. Абсолютная база. Это – то, что для меня неприемлемо в твоих требованиях. Вот это, синее, можно обсудить: я готов пойти на уступки, если ты тоже на них пойдешь. А вот это… Ну-ка, сам посмотри и скажи мне, что это?       Марк вгляделся в сиреневые пятна, мелькающие то тут, то там.       - Формулировка неточная?       - Именно, - отозвался Корсар, поднося к губам кружку с чаем. – Читай еще раз мой экземпляр, потом бери свой и делай так же. Цветосхему уловил?       - Розовое – это что? – уточнил Марк, перекладывая листы себе на закрытый ноут, решив использовать его в качестве подставки.       - Сам подумай. Не догадаешься – скажу.       Марк подумал. Снова проглядел контракт, отмечая теперь только раскрашенное розовым и пытаясь свести воедино отмеченные пункты.       - М-м-м… То, что вас устраивает?       - Молодец, - хмыкнул Корсар. – Соображаешь. Ну, давай.       Через пару минут чтения Марк с удивлением понял, что исчерканный, по-клоунски раскрашенный текст не только выглядит гораздо понятнее, но и приобрел совершенно другую, гораздо более четкую структуру. Пройдясь маркерами, Сокольский выделил основные положения, указал на моменты, в которых Марк явно налажал с определениями, и теперь хотелось все взять и переделать. Обязательно переделать! Вот тут, тут и тут. А здесь вообще выкинуть. А это…       Положив рядом два экземпляра, посекундно сверяя их и совершенно провалившись в текст, он не сразу сообразил, что наложенных друг на друга областей разного цвета не так уж и много. Выходило, что в большинстве случаев они могут договориться. Ну, разве что несколько камней преткновения, с обеих сторон раскрашенных в ядовито-красный, все же обнаружилось.       - Сделал? – с интересом спросил Сокольский, наливая новую чашку из белоснежного, сияющего зеркальным глянцем фарфорового чайника. Нет, две чашки. Одну он протянул Марку, потянул с его колена край ноута и пристроил на своем, соорудив между собой и Марком мостик.       - Теперь смотри сюда.       Дорогая золотистая ручка с тоненьким пером запорхала над листами экземпляра Сокольского, зачеркивая, обводя и вписывая слова идеально разборчивыми буквами. Марк следил за изменениями, закусив губу и чувствуя себя болваном. Корсар расставлял пункты немного в ином порядке, чуть-чуть менял формулировки, дополнял, убирал и этим перекраивал ткань контракта совершенно иначе. С каждой новой фразой и предложенным пунктом текст документа обретал восхитительную, чеканную, не допускающую иных толкований четкость. А Марку было нестерпимо стыдно. С кем он решил тягаться этим дурацким контрактом? Да он половины ловушек, расставленных самому себе, не заметил, Сокольский же выразительно обводил их тонкими резкими овалами, ставил на полях вопросительные и восклицательные знаки и шел дальше, время от времени поднося к губам чашку.       К концу документа у Марка, так и поставившего свой чай на столик, снова горели щеки, как в тот момент, когда он впервые взял список требований Корсара в руки, только теперь от стыда не за его содержание, а за собственную, как оказалось, профессиональную непригодность. И вот его Сокольский собрался брать на работу? После этого позорища?       - Ну… во-о-от, как-то так, - спокойно протянул Корсар, откладывая бумаги. – С этим уже можно работать дальше. Считай, что с первым этапом предварительной подгонки мы справились.       - С первым? – растерянно переспросил Марк.       - Еще раза три дорабатывать, - насмешливо успокоил его Корсар. – Это только начало. Ты молодец, для первого раза очень даже неплохо. Только скажи мне, Марк, почему ты не взял типовой вариант?       - Какой типовой вариант? – проговорил Марк, стараясь сосредоточиться не на том, что он, оказывается, не тупая бездарь, но вдруг молодец, а на последних словах Сокольского.       - Типовой, - терпеливо повторил Сокольский. – Обычный контракт доминанта и саба в рамках Темы. В сети их достаточное количество. Большинство – дрянь ужасная, но некоторые моменты тебе бы пригодились. Уже потому, что ты о них просто не подозреваешь.       - Я не знал… - тихо проговорил Марк. – Что такое… есть.       Сокольский со спокойным интересом смотрел на него, крутя в пальцах пустую чашку. Марк сглотнул. А ему пару минут назад казалось, что он дурак. Нет, по-настоящему он дурак вот теперь. Если в сети действительно были исходники, а ему даже в голову не пришло проверить! И это с его-то опытом поиска и добычи любой информации, требуемой для диплома или реферата! Любой… Так… так опозориться. А ведь Корсар и правда что-то такое говорил тогда, в парке.       - Я… найду и переделаю, - еще тише сказал Марк, еле шевеля непослушными губами под мягким пристальным взглядом. – Правда, найду. Я… пойду, ладно?       Взяв экземпляр Сокольского с правками, он молча встал с дивана, вышел из библиотеки, спиной чувствуя взгляд так же молчащего Корсара. Прикрыл за собой дверь, побрел по коридору. Наверное, надо было забрать ноут, уйти в комнату и начать искать проклятые исходники, но не получалось. В горле стоял комок. Он снова облажался, как тогда, на тестировании. «Все, что не идеально – недопустимо», - учила его бабушка. Он должен быть лучшим, всегда и в любой ситуации, иначе в этой жизни ему не пробиться. Кто-то может купить себе судьбу деньгами родителей, кто-то получить ее в подарок или по блату, а ему нужно работать. Не просто больше, чем другим, а несравнимо больше! Так, чтобы и сравнения никакого не могло быть, кто лучший. Только так он может взять свое…       Как он оказался в глубине джунглей, Марк и сам не заметил. Оказалось, что тут, в середине холла, маленькая площадка, заставленная со всех сторон огромными кустами в кадках, а посередине – то ли очень широкое кресло, то ли короткий диван. Можно сесть рядом вдвоем, можно устроиться одному, поджав ноги. Но это не его дом, и залезать на диван с ногами… Не стоит, наверное. Забившись в угол диванчика между подлокотником и высокой спинкой, Марк бездумно уставился куда-то в пеструю зелень. Потом все-таки не выдержал искушения: поджал под себя ноги, свернувшись клубком. У них дома сидеть на кровати с ногами было не принято: кровать для сна, а для остального есть стулья. На квартире он первое время никак не мог привыкнуть, что можно валяться поверх покрывала даже днем. И вот здесь теперь… Неужели Корсар и правда считает, что он хорошо справился? Или бросил ему похвалу, как щенку косточку? Что ему за дело до профессионального уровня Марка, по большому счету. Уж три месяца в фирме каким-нибудь мелким клерком продержит… А Марк еще собирался… Вспомнив, что он вчера решил сделать сегодняшним вечером, Марк судорожно вздохнул. Вот-вот. Самое время. Загладить впечатление, так сказать…       - Сидишь? – насмешливо поинтересовались у него над ухом.       Дернувшись, Марк едва не вскочил, но тяжелая рука легла на плечо.       - Сиди, - велел Корсар все с тем же насмешливым равнодушием. – Я сейчас уйду. Что, получил оплеуху, теперь перевариваешь? Ничего, это полезно.       Оказывается, к диванчику в центре джунглей вела не одна дорога: явно за спиной был и еще проход, просто Марк его не заметил. Не обходя диван, Корсар встал у Марка за спиной, оперся об изогнутую деревянную спинку.       - Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты упорно считаешь, что Тема – это грязь и сплошное извращение, где не может быть цивилизованных отношений. Если бы контракт был в любой другой области, ты первым делом начал бы поиски предварительных материалов, правда? А так… В голову не пришло.       Теперь уже горели не только щеки - жар поднялся до ушей. Марк снова дернулся, и тут ему на колени упала белая пластмассовая флэшка с синим логотипом-парусником.       - На, держи, - сказал из-за спины ненавистный голос. – В сети этого точно нет, а тебе пригодится.       - Чего нет? – хрипловато поинтересовался Марк, сгребая пластиковую штучку.       - Контрактов, - все так же терпеливо уточнил Сокольский. – Тематических контрактов. Я мастер клуба, ты еще не забыл? Здесь то, что я делал для своих: несколько вариантов с разной базой и условиями. Без имен, конечно. Вообще-то, думал, что ты догадаешься спросить, но стеснительность и инерция мышления, помноженные друг на друга – страшное зло. Особенно для юриста.       Лучше бы выпорол. Только вот издевки в голосе Сокольского Марк, как ни старался, расслышать не мог. Насмешка – так это уже привычно. Но и та не злая, а снисходительно-мягкая.       - Спасибо. Я… спасибо...       - Пожалуйста, - хмыкнул Корсар. – Будет второй вариант – приходи.       И ни слова про назначенный срок…       Вот теперь он шаги расслышал! Вскочил, шалея от отчаяния и стыда, окликнул удаляющуюся спину, не зная, как обратиться:       - Подождите!       Сокольский остановился. Обернулся, глянув удивленно.       - Вы…       Марк остановился, задохнувшись, с трудом перевел дыхание и бухнул – словно в ледяную воду речки.       - У вас какие планы на вечер?       Несколько бесконечных мгновений спустя Корсар безразлично пожал плечами.       - Не думаю, что у меня есть планы.       - Я… приду?       Слово было сказано. Невозможное, постыдное, мерзкое… И мелькали перед глазами проклятые фотографии, ники однокурсников и преподавателей, а с другой стороны – четкие ровные буквы, бисером рассыпавшиеся по листам контракта. Контракта, в котором Корсар дюжину раз мог бы подловить Марка, но предпочел ткнуть во все проблемные места носом, как нашкодившего щенка.       - У тебя еще два дня, - ровным, совершенно ничего не выражающим тоном сказал Сокольский.       - Нет. Не два. Я хочу определиться до того, как выйду на работу, - выпалил Марк и увидел непонятное выражение на лице Сокольского, неподвижно стоящего шагах в трех от Марка. – Сегодня. И если не смогу, то…       - Хорошо, - сказал Сокольский. – Спасибо, что предупредил. Я скоро уеду, а вечером жду тебя.       Повернувшись, он шагнул в заросли каких-то лиан. Марк, переведя дыхание, обмяк, только пальцы по-прежнему до судорог сжимали флэшку. Как там было в учебнике латинского про Цезаря? «Жребий брошен – Рубикон перейден». Хорошо было Цезарю. Самое страшное, что с ним могли сделать – это убить.

***

      Сокольский действительно уехал примерно через час. Сидя на кровати с ноутбуком и пытаясь отвлечься проверкой почты и сообщений в социалках, Марк слышал, как отъехала машина. Вздохнул, потер пальцами усталые глаза. Флэшка так и лежала на уголке стола, но просматривать ее сейчас не хотелось. Впрочем, через пару часов тупого перелистывания новостей Марк решился.       Флэшка оказалась почти чистой: пара папок с несколькими файлами в каждой. В первую, «девайсы», Марк не полез, открыв «контракты» и по привычке развернув текстовые документы все разом. Жадно вчитался в первое же загрузившееся окошко. Потом в другое и третье, пока не прочитал всю дюжину. Откинулся на спинку кровати, прикрыв глаза и переваривая, как выразился Корсар. Это был высший пилотаж. Виртуозная работа мастера, продумавшего, похоже, все, даже то, о чем Марк действительно не имел и не мог иметь ни малейшего понятия. С юридической точки зрения контракты были безупречны. И с каждым новым документом Марку было все страшнее и тоскливее. Где-то на четвертом все же пришлось лезть в папку «девайсы», поскольку в ней же оказался словарик, на который Корсар заботливо сделал ссылку. Нет, можно было и в сети посмотреть значения терминов, но лучше все-таки знать те определения, которые подразумевает твой партнер. Партнер… в этом контексте слово приобретало смысл донельзя похабный.       Да, там был словарик. И фотографии были: наручники, кнуты и плетки, вибраторы и еще какая-то хрень. Марк рассматривал все это, выпадая из реальности, отказываясь понимать, как применение этого на себе может кому-то нравиться. Ладно, тому, кто применяет – но нижнему? Терминологию он усвоил мгновенно, лишь чуть-чуть попутавшись в понятиях «доминанта», «верхнего» и «топа». Но юрист он все же или кто, а формулировки Корсар давал исчерпывающе точные. «Двадцать четыре на семь» - это то, что имел в виду Сокольский, предлагая ему контракт. Обязанности и права топа, права и обязанности нижнего – именно в таком порядке важности. Правила этикета в клубе. Этикет при встречах в реальной жизни. Этикет в сетевом общении. Уровни доверия и безопасности. За пару часов Марк узнал о втором мире Корсара больше, чем за всю жизнь, но все это оставалось абстракцией, потому что Сокольский сам сказал: их отношения рамкам Темы не подчиняются. Это значило, что прав нижнего у Марка не будет, а будет лишь то, что ему выделит Корсар…       Стемнело как-то незаметно. Разболелись глаза. Выключив ноут, Марк спустился вниз, на кухню, где хозяйка джунглей постоянно держала на специальном столике под стеклянным колпаком дежурную еду: то роллы, то бутерброды, то печенье. Съел что-то, совершенно не чувствуя вкуса, как будто травы пожевал. Снова поднялся наверх и замер, как застигнутый вор: снизу послышался голос Корсара, весело рассказывающего что-то Алевтине. Юркнув в ванную, Марк уперся в раковину ладонями, посмотрел в зеркало: отражение ответило ему очумелым взглядом. Да-а-а-а… надо решать. Или сейчас спуститься вниз и уйти из этого дома к чертовой матери – на позор, или играть по правилам Корсара и Кирсанова – обоих одновременно.       То, что ему сейчас понадобилось, Марк обнаружил еще в первое утро, проводя ревизию шкафчиков. Резиновая фигня с трубкой и наконечником, вазелин, салфетки… В прошлый раз ему и делать-то почти ничего не пришлось, только поворачиваться, как кукле, стараясь не сблевать от омерзения, а вот теперь не выйдет: Незабудки здесь нет. Раздевшись и набрав в ванну горячей воды, Марк остервенело оттирался мочалкой, пока кожа не покраснела, потом вылез и взялся за клизму. Неуклюже пристроил наконечник внутрь, стиснув зубы от неприятного ощущения, и понял, что забыл смазать. Твою же… Во второй раз пошло легче. Только мерзко было так, что… Как они все это терпят? А если такое каждый день? Думать не хотелось и не получалось: ни о том, что делают его руки, ни о том, к чему это приведет. В паху ныло: мыщцы скручивал банальный тупой страх. Перед глазами плавали картинки с Корсаровой флэшки. Что он для первого раза выберет? Флоггер? Зажимы? Страпон? Твою же… Вода, мыло, снова вода, салфетки… И опять - в ванну, чтоб хоть как-то избавиться от мыслей о том, что делал только что. Марк еще никогда не чувствовал себя одновременно таким безупречно чистым снаружи и грязным внутри. Время потерялось, и то, что пора выходить, он понял только по сморщившейся от горячей воды коже на пальцах рук и ног.       Корсара в спальне не было. Заглянув туда, Марк снова выскочил, вцепился в перила и замер, собираясь спуститься вниз и не решаясь сделать шаг – и тут же услышал сразу и шаги, и голос на лестнице. Что-то ответила оставшаяся внизу Алевтина, а Сокольский, поднявшись наверх, глянул Марку в лицо и, отцепив его от перил, обнял за плечи. Провел несколько шагов до двери и втолкнул, едва держащегося на ногах, в дверь спальни.       До кровати Марк добрался сам. Сел, обернувшись, сложил руки на коленях, уставился в пол, боясь поднять глаза. Даже не вздрогнул, когда небрежная ладонь провела по его еще влажным после ванны волосам - то ли погладил, то ли проверил его готовность к употреблению. Услышал сверху тихое хмыканье, потом бесстрастное:       - Я в душ. Можешь лечь пока.       Мягко чавкнула дверь. Еще несколько мгновений Марк сидел, не шевелясь, потом, словно очнувшись, начал торопливо раздеваться. Конечно, если Сокольскому захочется, он его в два счета из-под одеяла достанет, но зато можно не раздеваться при нем. Почему-то это было особенно неприятно… Скинув все до трусов, Марк минуту поколебался. Снять все самому – унизительно, не снимать – стыдно, да и все равно придется. Закусив губу, все же оставил плавки, нырнул под холодное царапучее одеяло. Отвернулся от двери, чувствуя себя маленьким и жалким, и замер.       Звук открывающейся двери ударил по напряженным нервам так, что Марк едва не всхлипнул, но только втянул воздух. Выключив свет в комнате и обойдя кровать, Корсар скинул халат – мелькнула перед глазами темная ткань – и лег под одеяло с другой стороны, немедленно притянув Марка, заставив его повернуться набок, лицом к себе. До этого момента было просто страшно и противно, теперь Марк изо всех сил напрягся, уговаривая себя, что вскакивать и бежать нельзя. Он сам так решил. Сокольский не сделает ничего действительно опасного – он обещал. Только вот опасное и гнусное – это очень разные вещи…       Но Корсар лежал рядом молча, лишь прижимая его к себе, обжигая горячей кожей: влажный, слегка пахнущий свежестью, непредсказуемый. Потом ладони, обнявшие Марка за плечи, потянули сильнее, и пришлось лечь еще ближе, почти уткнувшись лицом в гладкое твердое плечо. Шея, спина, бок – тот, что сверху… Бедро и слегка, со стороны бедра – пах. Сокольский гладил его, прикасаясь нежно и невесомо, не произнося ни слова, потом ладони прошлись по коже сильнее – и опять едва касаясь в настойчивой уверенной ласке. Закрыв глаза, Марк ждал, но Корсар не торопился. Коснулся губами его макушки, спустился ниже – губы поймали мочку уха. По спине пробежала дрожь – Марк дернулся. Тут же рука Сокольского скользнула под глупо оставленные плавки, потянула их вниз. Чуть приподнявшись, Сокольский скинул одеяло, быстро раздел Марка окончательно и, надавив ладонями, уложил на спину, опустившись рядом. Провел кончиками пальцев по ключицам, груди, животу… Марк закусил губу, чувствуя, как тело отзывается крупной дрожью, прикрыл глаза.       - Ты так боишься боли? – послышался сверху спокойный голос.       Марк молча помотал головой.       - Тогда не паникуй. Ну, мальчик…       Опустившись на локоть, Сокольский лег рядом, снова обнял его, поцеловал в плотно сжатые губы.       - Ничего не хочешь спросить? – сказал тихо. – Сейчас самое время.       Марк снова помотал головой, желая только одного: чтоб это уже поскорее началось – и поскорее закончилось. Что он тянет-то?       - Хорошо, - прозвучало из темноты за закрытыми веками. – Тогда я сам расскажу. Это больно, но не так, как ты думаешь – вполне терпимо даже в первый раз. Я возьму смазку с анестетиком, помогу тебе подготовиться. Просто постарайся не напрягаться, мальчик. Чем лучше расслабишь мышцы, тем легче все пройдет, а потом уже будет проще. Я не буду торопиться и постараюсь не делать больно. Это понятно?       Марк честно попытался осознать. Сокольский его успокаивал. Сокольский его гладил и, кажется, пытался помочь расслабиться. Обещал не мучить. Это было странно и совершенно не понятно.       - А… остальное? – с трудом разомкнул он губы, по-прежнему не открывая глаз.       - Что остальное?       - Остальное, - шепотом выдохнул Марк. – Наручники… еще всякое… Что – сегодня?       Вместо ответа Корсар хмыкнул, прижался к нему сильнее, поцеловал снова, проведя кончиком языка по нижней губе.       - Никакого остального. Ты что, флэшку мою изучил? Если б знал, что ты решишь прийти сегодня – не дал бы ее. Насмотрелся ужасов и перепугался? Успокойся. Для первого раза хватит с тебя самого первого раза.       Почему-то Марк поверил ему сразу. Может, потому, что очень хотел поверить. А Корсар все так же медленно выглаживал его всего, куда только доставали ладони, не трогая только пах, время от времени легонько касаясь губ Марка своими – сухими, чуть шершавыми.       - Никаких девайсов, - повторил он медленно и успокаивающе, не переставая ласкать. – Никаких игр. Я понимаю, что ты к этому абсолютно не готов. И я понимаю, что тебе страшно, Марк. Страшно и стыдно. Я не сделаю ничего, чтобы тебе стало еще хуже, обещаю. Наоборот. В первый раз мало кому нравится, даже тем, кто этого хочет сам и по-настоящему. Но это только первый раз. Если будет больно – скажи, мы притормозим. Я не обещаю, что остановлюсь, понимаешь? Но постараюсь все сделать так мягко, как смогу – а я это умею. Ну, мальчик… Открой глаза.       Тугой ком страха в животе все никак не хотел разворачиваться, и мягкий терпеливый голос Корсара только успокаивал его, как испуганного злого зверька, готового в любой момент ощетиниться иглами или клыками. Марк судорожно вздохнул, заставляя себя разлепить ресницы, посмотрел в темноту над плечом Корсара. Тот включил крошечный ночник, и теперь золотистый свет обрисовывал их обоих, оставляя остальную комнату в непроглядной тьме.       - Вот и молодец, - ласково сказали четко обрисованные светом и тенью губы – и зверь внутри Марка прижал уши, словно от прикосновения руки. – Ложись удобнее…       «Что, вот так? – растерянно подумал Марк. – А разве…» Память услужливо подсовывала картинки пассивов, стоящих на четвереньках…       - Вот так, да, - подсказал Корсар, когда Марк, неловко шевельнувшись, сполз чуть ниже с подушки. – Ты что-то спросить хотел?       Похоже, губами Марк все же успел шевельнуть, прежде чем осекся. Но сейчас не выдержал:       - На спину? Я думал…       - Вообще-то в коленно-локтевой удобнее, - ровно подтвердил Сокольский. – Но я хочу видеть твое лицо. Это не прихоть. Если что-то пойдет не так, мне лучше сразу это понять. Ничего, невелика разница. Приподнимись немного, хорошо?       Твердая ладонь, просунутая под поясницу, показала, как приподняться, и тут же ее место занял невысокий широкий валик. Действительно, так было… удобнее? И намного беспомощнее. Почти сразу рука Сокольского скользнула Марку между ног, раздвигая их, пока вторая, просунутая между шеей и подушкой, обвила плечи, не позволяя отстраниться. Дернувшись, Марк попытался вдавиться в матрас, но валик не пустил.       - Тише, мальчик, тише…       И снова к его губам приникли чужие губы, Марк вдохнул уже привычный запах, замер… Пальцы Сокольского умело гладили его член, совсем как в прошлый раз. Потом убрались на минутку и вернулись, уже смазанные горячим и скользким. Обхватили член, пробежавшись по нему – пах пронзила судорога удовольствия.       - Не надо, - шепнул Марк, стоило Корсару оторваться от его губ. – Не хочу так. Лучше просто… без этого.       - Не хочешь получать удовольствие? – спокойно-насмешливо поинтересовался Сокольский, продолжая размеренно двигать рукой. – От этого ничего не изменится. Просто будет не так больно и даже немного приятно. Поздно уже невинность беречь.       Марка обожгло стыдом. От этого ровного, без издевки, но с явной долей иронии тона, от бесстыдных прикосновений, под которыми у него уже стояло, от всей ситуации: грязной и пошлой - в которую он сам себя загнал. Корсар не знает и знать не может, что Марк стер его телефон после того разговора, что не хотел соглашаться. Кого он в Марке видит? Обычную проститутку. И если Сокольский считает, что Марк с ним ради денег и престижной работы – а так он и считает! – то это он еще с ним неплохо обращается…       Закусив губу, Марк заставил себя чуть шире раздвинуть ноги, заслужив одобрительное «да, мой хороший, так…». Постепенно придвигаясь ближе, Корсар закинул на него колено, не переставая изощренно ласкать член: гладил по всей длине горячими маслеными пальцами, сжимал, перебирал яички и рисовал на головке подушечкой большого пальца узоры. Лицом и шеей Марк чувствовал его горячее дыхание, не шевелясь, но едва сдерживаясь, чтоб не податься навстречу ублажающей его руке.       Потом пальцы исчезли и вернулись вновь, уже смазанные чем-то другим: Марк почувствовал слабый, приятно-свежий запах. Скользнув вниз, ладонь Сокольского щедро втерла гель ему между половинок, и тут же пальцы обвели колечко мышц. Кожа загорелась, потом как-то сразу замерзла…       - Расслабься, - тихо то ли попросил, то ли приказал Сокольский. – Ну же…       Марк попытался. Правда, попытался. Осознание того, что сейчас случится, кружило голову и сушило рот, в глазах мелькали искры – золотистые, под цвет ночника. Вцепившись пальцами в простыню под собой, Марк еще сильнее раздвинул ноги и согнул их в коленях, подчиняясь рукам Корсара. Тот и вправду не торопился: легонько надавливал, массировал, втирал, потом медленно просунул один палец, заставив Марка дернуться. Это было не больно, нет, но дико непривычно и стыдно. Как кто-то может по доброй воле делать что-то подобное? К первому пальцу присоединился второй… Сокольский растягивал его умело и терпеливо, потом перекатился так, что оказался стоящим на коленях между бедрами Марка.       - Будешь напрягаться – будет больно, - предупредил спокойно и бесстрастно, кладя одну ладонь на по-прежнему торчащий член Марка. Погладил, сжал, пока два пальца, уже легко входящие в словно онемевший зад Марка, гладили его изнутри. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, мальчик мой.       Марк с трудом поднял тяжелые, словно налитые свинцом веки. Взглянул в совсем близкое сумасшедшее серебро глаз под слипшимися ресницами. Вдохнул изменившийся запах: никакого геля и шампуня, только чистое горячее тело. Подумал, что теперь неизвестно, от кого так пахнет: от него или от Корсара. А может, запахи смешались? Мысли текли звонкие и холодные, страх то наплывал волнами, то отдвигался куда-то вдаль.       - Положи мне руки на плечи, - мягко сказал Корсар. – Давай. Можешь обнять за спину, можешь – так. Не бойся…       Несколько мгновений Марк смотрел на его шевелящиеся губы, потом, поняв, чего от него хотят, с трудом разжал сведенные судорогой пальцы. Поднял негнущиеся в локтях напряженные руки, забросил Корсару за шею и, почувствовав под пальцами твердую гладкую спину, такую же напряженную, хищно выгнутую, странным образом чуть-чуть успокоился. Сокольский его хотел. Так хотел, как Марк, наверное, и представить себе не мог. Лежал сверху, опираясь на ладони, и пахом Марк чувствовал его горячий каменный член, уже скользкий от чего-то. В глазах Корсара стояло расплавленное серебро, грозя вот-вот перелиться через край радужек. И он терпел. Ждал, терпел на грани собственной боли – Марк видел и бьющуюся жилку на виске, и побледневшие губы – чтобы не сделать больно ему. Смотрел на него жадно и восхищенно, потом, склонившись к самому уху Марка, шепнул:       - Ты такой красивый, мальчик мой. Красивый и храбрый. Иди ко мне. Давай… Тебе решать, понимаешь?       Поймал губами ухо Марка, медленно провел кончиком языка вниз, к мочке.       Задохнувшись от этого простого движения и слов, что были перед ним, Марк всхлипнул, глотнул воздуха, пропитанного запахами их тел, подался вперед, еще сильнее раздвигая ноги. Уткнулся лицом куда-то между плечом и затылком прижавшегося к нему Сокольского и изо всех сил стиснул зубы, ожидая боли и соглашаясь на нее.       В первые мгновения не было ничего, только давящее тупое неудобство внизу. Потом – стало больно. Просунув руку между их телами, Корсар снова взял член Марка в ладонь, погладил, сжал, возвращая упавшую эрекцию. Медленно, очень медленно надавил бедрами, входя еще немного. И снова – пальцами, ладонью, по всей длине и в укромных складках между яичками… Качнулся ближе. Марк ловил воздух ртом, не в силах застонать, стискивал пальцы на предплечьях Сокольского, потом тихонько заскулил, чувствуя, как огромное, твердое и горячее, раздвигающее его изнутри, уперлось во что-то.       - Ш-ш-ш, мальчик, тише-е-е, - так же задыхаясь, проговорил Корсар. – Все, все…       И, подтверждая, так же медленно, даже еще медленнее качнулся назад. Позволил Марку сделать два-три рваных вдоха, поцеловал в пересохший рот и опять двинулся навстречу. Его ладонь на члене Марка словно жила сама по себе, снова и снова стискивая, гладя и сжимая, не давая погрузиться в боль, мешая ее с удовольствием.       Прижавшись к Марку всем телом, Сокольский покрывал поцелуями его шею, плечо, ключицу… Потом отодвинулся, запустил руку ему в волосы, заставляя откинуть голову назад, и принялся целовать губы, закрытые глаза, щеки и скулы…       Тихо постанывая даже не от боли, а от чего-то непонятного, Марк плавился под этими упоенными, сумасшедшими поцелуями, подчиняясь мучительно медленному ритму, бьющему внутрь него. Вперед-назад, вперед-назад… Немного быстрее – и это было бы нестерпимо больно, немного медленнее … Марк сам не знал, что было бы тогда, но почему-то казалось, что все это – как оно происходит – единственно возможный вариант.       Время растянулось до тягучей бесконечности, нарезанной кусками – по одному на движение бедер Корсара. И Марк уже не понимал, как и отчего в слепящих острых вспышках боли проскакивают не менее острые всплески удовольствия: то ли от ладони на его члене, то ли от чего-то разрастающегося изнутри. А потом по телу прошла тяжелая раскаленная волна, залила его от макушки до кончиков пальцев, сведенных судорогой, заставила вскрикнуть, толкаясь к Корсару раз-второй-третий, пока не схлынула безнадежным и мучительным отливом.       Всхлипнув, Марк обмяк в жестких, стиснувших его руках, всем телом почувствовал, как дернулся, застонав сквозь зубы, Сокольский. Кажется, последние несколько раз он вбивался в Марка куда грубее, но это уже было неважно.       - Ох, мальчик, - прошептал он в изнеможении. – Лежи… Лежи теперь…       Дернувшись, вопреки то ли приказу, то ли совету, Марк почувствовал, как все тело отозвалось острой болью, а сильнее всего, конечно, жгло между ног.       - Лежи, тебе говорят, - рыкнул Сокольский.       Скатившись с Марка, он дотянулся до тумбочки у кровати, тихо ругнулся, нашаривая что-то. Потом снова придвинулся ближе, сунул руку Марку между бедер. Что-то холодное и мокрое коснулось горящей плоти, на мгновение потушив боль. Потом жжение вернулось, но Корсар выбросил влажную салфетку, пропитанную чем-то, намотал на палец еще одну. Марк, сжав губы, не сопротивлялся. И постепенно боль, сначала показавшаяся куда хуже, чем во время самого секса, начала заметно стихать.       Зато на смену ей навалилось тупое равнодушие, смешанное с таким отвращением к самому себе, что Марк едва не заплакал. Отодвинувшись от Корсара, он попытался встать с постели – мышцы растекались киселем, ноги подкосились, стоило подняться на колено.       - Куда? – снова на диво спокойным голосом поинтересовался Сокольский.       - К себе, - огрызнулся Марк, изо всех сил сдерживая слезы. – Если это все, то я пошел. Не возражаете?       - Угомонись, - вздохнул Корсар. – Паршиво? Ничего, так и бывает. Никуда ты сейчас не пойдешь.       - А вам не все равно? – прошипел Марк, выдираясь из объятий, в которые его сгребли с совершенной бесцеремонностью. – Или мало? Вторая серия будет?       - Только по заявкам, - хмыкнул Сокольский, подминая его под себя и легко удерживая запястья. – Я бы дал тебе побиться в истерике, но сейчас это плохая идея. Поверь, завтра и так будет все болеть. Ну, ну… Все уже. Все, слышишь?       Из Марка словно вытащили стержень, который держал его все время. Обмякнув под Сокольским, он отвернулся от ненавистного лица, скорчился, не заметив даже, что его отпустили и теперь просто обнимают. Обнимают, гладят по спине и бедрам, целуют в висок и макушку… А осознав, молча отодвинулся как можно дальше, не пытаясь вскочить с постели: и мышцы, и все еще ноющий зад говорили, что это плохая идея. Хмыкнув, Сокольский позволил ему это. Сам же спустя пару минут встал, вышел.       Марк лег на спину, уставившись в потолок, на котором дрожал отблеск фонаря, чудом пробившегося с улицы через жалюзи. Вот и все, значит? Действительно, ничего особенно страшного. Больновато, но терпимо, и мир не перевернулся. Изнутри поднималась легкая тошнота…       Корсар вошел почти бесшумно, сел рядом на кровать, сунул Марку в руки большой прохладный стакан – вроде бы с водой.       - Пей, а то обезвоживание будет, - сказал спокойно.       Марк только теперь понял, как же он и вправду хочет пить. Настолько, что даже изображать оскорбленную гордость и отказываться от воды – невыносимо. И глупо, к тому же. Поколебавшись, он поднес стакан к губам. Минералка и еще что-то кислое, вроде лимонного сока. Вода, кажется, впиталась в организм прямо через пищевод, не успев дойти до желудка.       - Напился? – также спокойно поинтересовался Сокольский.       Марк молча кивнул. И уже потом, поставив стакан, когда Корсар укладывался на вполне пристойном расстоянии, благо размеры кровати позволяли, тихо спросил:       - Вы сказали, что для первого раза хватит самого первого раза, так?       - Так, - отозвался с интересом Сокольский. – А что?       - Значит, до этого, когда были игры и все такое… Тогда вы и не собирались устраивать… первый раз?       С минуту Корсар молчал. Потом хмыкнул, как он умел, то ли удивленно, то ли довольно.       - Далеко пойдешь, - сказал с обычной своей усмешкой. – Если уж сейчас способен думать… Удивил. Да, не собирался. Но если бы не те игры, тебе сейчас было бы гораздо паршивее. Психику тоже надо готовить, еще тщательнее, чем тело. Раскачивать, настраивать. Понимаешь?       - Да, - сказал Марк. – Понимаю. Если с первого раза поломать – потом никакого интереса, верно?       - Вот именно, - прозвучало из темноты ласково-насмешливо. – Никакого интереса. Но ты молодец. Спасибо. И спи уже…       - Спокойной ночи, - ровно откликнулся Марк, поворачиваясь на бок, лицом от Корсара.       Последний раз прокатилась по телу волна противной крупной дрожи, отпустила туго натянутая внутри тетива. Разжав стиснутые на одеяле пальцы, Марк подгреб свой край, закутался, невзирая на теплую ночь. Посмотрел в темноту спальни перед собой, вслушался, сам не понимая, что хочет услышать. Корсар дышал тихо, беззвучно. Засыпая, Марк подумал, что был прав, придя к нему сегодня. Завтра зато можно будет спокойно отлежаться. Кажется, теперь это станет важным фактором его новой жизни. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ