Утром он едва не проспал. Привык, что если не проснулся раньше Сокольского, тот разбудит не специально, а обычной возней поднимающегося человека. Корсар, похоже, был жаворонком, потому что вставал легко и даже радостно. Впрочем, не спать допоздна он тоже умел не хуже Марка, всегда считавшего себя совой. Вот же повезло человеку со сном. Интересно, можно ли так научиться?
Завидовать совершенствам Сокольского пришлось на бегу. Душ, рубашка в сумке помялась, но гладить времени нет, кофе… а, черт, уже не успеть! О пиццерии речь даже не шла, и Марк обозвал себя болваном, что с вечера не поставил будильник. Хотел ведь встать раньше!
В здание фирмы он влетел, запыхавшись, но успел в последние минуты. Глянул на себя в зеркале лифта: лицо красное, волосы встрепанные, галстук перекосился. Полузнакомый парень с бейджиком «Антон. Техотдел» ухмыльнулся, подмигнул, и Марк неуверенно улыбнулся в ответ. Из лифта вышел, уже отдышавшись и пригладив волосы, только рубашка выдавала, что собираться пришлось в спешке. Расслабился, балбес, раньше всегда гладил с вечера, вешал в шкаф и утром спокойно тратил сэкономленное время на кофе. А у Корсара о стирке и глажке и вовсе думать разучился.
— Марк? Доброе утро! — а вот Жанна была свежа и мила, словно только что выпорхнула из салона красоты. — Вы проект приготовили?
Он кивнул, на миг испугавшись, что и тут налажал, забыв дома флешку, но вот она в кармане. Надо, кстати, брелок повесить какой-нибудь, иначе с этим корпоративным стандартом на девайсы опять можно вляпаться по уши.
— Хорошо! — просияла Жанна. — Через полчаса собираемся в кабинете 304. Я вас жду!
Марк слегка ошалело посмотрел вслед упорхнувшей женщине и услышал за спиной фырканье. Повернулся, убеждая себя, что ему наверняка почудилось, и в улыбках и взглядах Жанны нет и быть не может ровным счетом ничего, кроме вежливости между коллегами. Но по пулеметной очереди из-под пальчиков Маши и ее же поджатым губкам понял, что, может, и не почудилось.
— А Тамара Аванесовна еще не пришла? — спросил он, безуспешно пытаясь поймать взгляд девушки. — Мне узнать кое-что нужно.
— Ее до обеда не будет, вернется — узнаешь, — ледяным тоном ответила секретарша и снова уткнулась в монитор, повысив скорость печатания прямо до сверхъестественной.
Понятно, здесь ему больше не рады. Но логика где? Значит, самой Маше держать его на положении запасного варианта и конкурента для Левы — можно, а стоило Марку поймать пару улыбок — и он уже враг народа? И это при том, что с Машей у них ничего не было и быть, видимо, не могло? Да и с Жанной, он, может, ошибается… Она же старше!
— Спасибо, — буркнул Марк, чувствуя себя совершеннейшим дураком, и мстительно подумал, раскладывая бумаги у подножья кактуса, что не намного Жанна и старше.
Потом все закрутилось, и всякая ерунда сама собой вылетела из головы. Оказалось, что в кабинете 304 их собралось пятеро, и теперь была понятна причина фырканья Маши — она в группу не попала. Кроме Жанны, Левы и Марка за небольшой круглый стол села крупная немолодая блондинка в светло-голубом брючном костюме и тот самый мужик, который не успел дать Марку логотип для презентации.
— Сизалев, — буркнул мужик, протягивая Марку руку и крепко пожимая его ладонь.
— Дарья Ивановна, — стрельнула взглядом блондинка. — Можно просто Даша.
Она улыбнулась густо накрашенным ртом, а Марк невежливо подумал, что Дашей он бы ее звал, будь у них разница в возрасте лет на двадцать меньше, но тут же сам устыдился своих мыслей. Ну, хочется женщине казаться моложе, что тут такого? За границей вообще отчеств нет. Но что это в атмосфере происходит? Откуда в его сторону столько женского внимания и по какому случаю?
Он внимательно слушал Жанну, коротко и четко подытожившую требования заказчиков к проекту. Потом показывал свои наработки — и как же было здорово, когда их смотрели с неподдельным интересом, а Сизалев уважительно хмыкнул и прогудел: «Молодец, студент, нормально так вышло…».
— Замечательно вышло, — тепло улыбнулась Жанна, и у Марка дрогнуло сердце, а губы сами собой потянулись в ответной счастливой улыбке.
— Ах, Костя, Костя, до чего глупо получилось, — покачала башней искусно уложенных волос Дарья Ивановна. — Ну да что уж теперь… Жанночка, я так понимаю, клиенты этого не видели? Можно представить предложения Марка по интеграции на предварительном слушании, только вот здесь я бы кое-что дополнила…
Да, это была настоящая работа. Через несколько минут Марк с изумлением понял, что спорит, отстаивая свою точку зрения. Сделать это, не выдавая Олега, было нелегко, но его слушали. И даже соглашались! Лева, поначалу хмуро взиравший на проект, постепенно увлекся, сбегал в отдел и распечатал их с Дарьей Ивановной презентацию, Сизалев что-то черкал в блокноте, а потом задавал каверзные, но полезные вопросы, Жанна сияла… И ради этого стоило вытерпеть многое, чтобы на него смотрели вот так: как на равного соперника, профессионала, коллегу.
— Однако обед уже, леди и джентльмены, — Лева откинулся на спинку стула, щурясь вальяжно и томно, как сытый лев. — В хорошей компании время летит.
Жанна легким движением выскользнула из-за массивного стола. Поправила выбившуюся из прически светло-пепельную прядь, обвела всех взглядом, улыбнулась немного растерянно:
— Это мы уже столько успели? Молодцы… Так, Марк, не уходите, вы идете со мной к Владиславу Алексеевичу.
— Зачем? — испуганно ляпнул Марк, прежде чем успел по-настоящему понять смысл сказанного.
Замерев под скрестившимися на нем взглядами, он в панике дернул защелку папки-органайзера, едва не оторвав ее, успел за несколько мгновений задохнуться от ужаса разоблачения, сообразить, что никто о них с Корсаром здесь ничего не знает, и понять, что ведет себя глупо.
— Проект показывать, — удивленно отозвалась Жанна. — Марк, Владислав Алексеевич вашу работу не видел, он специально просил, чтобы я вас привела.
— Успокойтесь, Марк, — с интонацией воспитательницы детского сада проговорила Дарья Ивановна. — Владислав Алексеевич очень лоялен к стажерам. А у вас отличный проект, не сомневайтесь.
Этого только не хватало, чтоб его еще начали утешать и успокаивать. И кто? Женщины! Слава богу, Лева с Сизалевым промолчали, собирая документы.
Из кабинета Марк выскочил с горящими ушами и щеками, едва не забыв придержать перед Жанной дверь с той стороны, раз уж не пропустил вперед, остолоп. Заработал еще одну очень милую и понимающую улыбку, а потом потащился следом на четвертый этаж, по пути впадая в тихую панику. Зачем Корсару проект, который он не просто видел, а даже проверял?
В памяти вспыхнуло: вот Сокольский лежит рядом, просунув руку ему под шею, обняв, притиснув к себе. От него веет жаром тела и свежестью геля для душа, горячая ладонь лежит на плече уверенно и властно. Вот, чуть наклонившись, он показывает нужное место, заставляя вздрогнуть от нарастающего внутреннего напряжения. Часть Марка ничего так не хотела, как сбросить эту наглую руку, но другая, забыв обо всем, плескалась в пространстве юридических положений и связей… Сокольский видел тендер! А раз так, зачем ему Марк?
Дверь кабинета ничем не выделялась из ряда других в длинном коридоре, только золотистая табличка лаконично гласила: «Сокольский В. А.». И даже должности нет. А это секретарша? Симпатичная кареглазая блондиночка улыбнулась и кивнула Жанне, с интересом глянула на Марка. Вот так всегда, стоит раз прийти на работу в неглаженой рубашке, как сразу и совещание, и красавица секретарша Сокольского, и сам Корсар. Вот сейчас увидит его такого, и…
Что — и, Марк додумать не успел. Шагнул следом за Жанной в соседний кабинет. Нет, что-то такое он себе и представлял, но одно дело складывать образ места из отдельных паззлов, и совсем другое — увидеть.
Стол. Огромный письменный стол буквой П, натуральное светлое дерево слегка блестит на солнце, не лакированное, а просто отшлифованное до совершенства, выделяющего каждую прожилку. Несколько стульев у стены и за столом. Огромное окно, чуть затененное светло-кремовыми жалюзи, но сейчас они открыты почти полностью, и солнце играет на глянцевых зеленых листьях нескольких растений в простых белых горшках. Шкаф с книгами, какие-то дипломы на стенах… Взгляд скользил, не останавливаясь, упорно избегая задержаться на самом хозяине кабинета, стоящем у окна, и Марк разглядывал резное панно из темного дерева над спинкой стула Корсара, и сам стул, тоже деревянный, с широкими подлокотниками, и дивной красоты макет парусника у стены кабинета на специальной подставке. Такие модели продают в сувенирных магазинах, заключенными в бутыли, только они гораздо меньше, а этот от носа до кормы был, пожалуй, длиной в размах рук Марка. Снасти, сияющие на солнце металлические детали, крошечные фигурки матросов и множество искусно сделанных мелочей от крошечных лестничек до капитанского мостика…
— Это «Катти Сарк», знаменитый парусный клипер, — негромко и очень нежно сказал Сокольский, как-то незаметно повернувшийся к ним лицом. — Подарок от коллектива на день рождения. Нравится?
Марк оторопело кивнул. Наверное, его замешательство для той же Жанны выглядело совершенно естественно, студенту-практиканту простительно немного потаращиться на кабинет главы фирмы, но самое смешное, что так оно и было. Он жил в доме Сокольского, спал с ним, а вот в его рабочий кабинет вполне мог бы и не попасть до конца практики, да и потом — тем более. И это снова дергало внутри потаенным страхом — зачем Сокольский его позвал?
— Жанна, вы сегодня особенно обворожительны. Садитесь, пожалуйста. Марк… Марк?
— А… простите!
Марк, наконец, отмер, шарахнулся от парусника и присел на краешек стула, еще сильнее покраснев и надеясь, что не ведет себя совсем уж по-дурацки. Хотя вряд ли на это стоит надеяться, вон с каким тщательно скрываемым удивлением и веселой насмешкой смотрит Жанна. Ой, дурень…
— Люблю красивые корабли, — пояснил зачем-то Сокольский, обходя стол и садясь напротив них на свое место. — А «Катти Сарк» — это легенда… Ну что же, Жанна Викторовна, рассказывайте.
Глядя, как Сокольский улыбается молодой женщине, Марк поймал себя на глухом, смутном и очень неприятном чувстве, словно у него забирают что-то, принадлежащее лично ему. Что-то, что он никому не хотел бы отдать. Неужели… ревность? Бред, ну какие права он имеет на Жанну? Напридумывал себе что-то из пары вежливых улыбок, а она смотрит на него, как на мальчишку… Но что же так паршиво на душе?
Жанна рассказывала, показывала документы на маленьком серебристом лэптопе, таком же тонком и изящном, как она сама, Сокольский кивал, иногда негромко уточняя или спрашивая. Марк маялся за столом, изнывая от беспричинной тоски и еще более беспричинной глухой обиды…
— Ну, а теперь вы, господин Резневич.
Голос обратившегося к нему Корсара был мягок, равнодушен и безупречно… лоялен, как сказала Дарья Ивановна. Ни тени чувства, как и положено между чужими людьми. Марка вдруг накрыла иррациональная детская злость. Он для Сокольского такое же украшение, как модель корабля, еще один подарок на день рождения, только этот Корсар сделал себе сам. Дорогая игрушка. И тоже красивая, наверное, если можно их сравнить, но если снять и убрать — ничего не изменится, только можно будет на освободившееся место поставить что-то другое, новое.
Судорожно вздохнув, он затолкал совершенно неуместную сейчас глупость подальше и принялся рассказывать. Излагать то, что они прекрасно знали оба, но нужно было стараться ради Жанны, и Марк говорил так, как говорил бы с настоящим начальником, которому принес выполненную работу. Формулировал насколько мог четко и кратко, выделял главное, подчеркивал выигрышные стороны…
— Что ж, замечательно, — прервал негромкий голос Сокольского эту пытку. — Жанна Викторовна, дорогая, вы ведь используете работу господина Резневича в полной мере?
О да, она обещала использовать, и снова эти улыбки, от которых Марк уже бесился, сам не зная почему. И красивый, со вкусом отделанный кабинет с отпечатком личности хозяина, сделанный для Сокольского и под Сокольского, и барби-секретарша, и дурацкие горшки на окнах, будто Корсару дома зелени мало.
— Спасибо, Жанна, — прорезал его тоскливые мысли отвратительно веселый и жизнерадостный голос. — Вы можете идти, а господина Резневича ненадолго одолжите мне, хорошо? Хотелось бы побеседовать.
— Да, конечно, — Жанна встала, подарив Марку ободряющий взгляд. — Марк, можешь потом задержаться и пообедать, когда Владислав Алексеевич тебя отпустит.
Ах, какие все заботливые! Передают его с руки на руки, как… Да что с ним такое-то?
Марк судорожно вдохнул и выдохнул, глядя, как Сокольский провожает Жанну к двери кабинета, говорит что-то секретарше и через несколько секунд поворачивает в двери ключ изнутри.
— Жанна о тебе очень хорошего мнения, — негромко сказал Корсар, возвращаясь к столу и рождая у Марка чувство, с которым птичка смотрит на приближающуюся змею. — Это немного странно, учитывая их дружбу с Костей, но приятно, разумеется. Как провел вечер, мальчик? Отдохнул, выспался?
— Да, — сквозь зубы процедил Марк, невольно поднявшись и жалея, что деться из просторного кабинета, ставшего ловушкой, совершенно некуда.
— Вижу, — кивнул Сокольский, рассматривая его с доброжелательным любопытством, под которым обострившимся чутьем угадывалось еще что-то. Впрочем, понятно, что… — Надеюсь, соскучился по мне хоть немного.
Это был не вопрос, конечно же. Утверждение, почти приказ. И сразу же ладони подошедшего вплотную Корсара легли Марку на плечи, обжигая сквозь тонкую рубашку уже привычно и все-таки каждый раз по-новому.
— Перестаньте, — прошипел Марк, невольно дернувшись назад. — У вас там секретарша…
— Уже нет. Карина ушла на обед, а после него отпросилась в парикмахерскую. И Жанна тебя в ближайшее время не ждет. Кстати, я часто беседую с практикантами, в этом нет совершенно ничего подозрительного.
И голос у него был вроде бы обычный, насмешливо-ровный, но отчего-то же у Марка дрожало все внутри, а во рту появился кисловатый привкус. Ключ в двери, чтоб его…
— Вы этот тендер уже смотрели, — сказал он отчаянно, надеясь, что все обойдется и то, чего он боится — просто его собственный страх.
— Верно. Поэтому на тендер времени терять не будем.
И снова этот насмешливо-ласковый тон. Марк заставил себя посмотреть в окно поверх обтянутого белой рубашкой плеча, загородившего и «Катти Сарк», и все остальное, включая надежду, что это был просто визит вежливости к начальнику фирмы. Широкие плечи, запах одеколона, который он уже опознал бы из сотни других, горячее дыхание Корсара, наклонившегося к нему… Марк всхлипнул, уговаривая себя не вырываться. Да когда же это кончится? Неужели каждый раз сердце будет вот так трепыхаться, а низ живота сводить от томительного предвкушения пополам с отвращением. Теперь вот и в солнечном сплетении словно камень…
— Мальчик, посмотри на меня.
Ладони Сокольского медленно прошлись по его рукам вниз, скользнули на грудь, бока… Тело отозвалось постыдной дрожью, и Марк взмолился про себя, чтоб обошлось без эрекции. Ну неужели Корсар действительно хочет прямо здесь?
— Посмотри на меня, — надавил Сокольский голосом, как мог бы сделать это руками, и Марк покорно поднял взгляд, щурясь, словно стоял лицом к солнцу, хотя оно давно ушло за угол здания. Разглядел щеку, ухо и завиток черных волос.
Так же медленно Сокольский взялся за его галстук, потянул на себя, что-то сделал с узлом, распуская его, ослабляя, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Шепнул, стоя мучительно близко, обжигая ухо дыханием:
— Видел бы ты себя со стороны. Мой идеальный офисный мальчик. Правовой вундеркинд. Корпоративный ангел.
Голос обжигал не меньше дыхания, а то и сильнее, лился кипящим медом по обнаженным нервам, слова падали на кожу — горячие, полные откровенного желания и внутренней злости, томной и яростной одновременно.
Марк закусил губу, но тут же его лицо развернули жесткие пальцы, взяв за подбородок, по губам прошлись чужие губы, наглые, бесцеремонные, а между ног протиснулось колено, и Марк оказался прижатым к столу, едва не сидящим на нем.
— Да, ты определенно должен нравиться женщинам, — шепнул Корсар, не позволяя ему ни отдернуться, ни даже вздохнуть полной грудью. — Такие невинные глазки… любой щеночек обзавидуется. И рот… Хочется то ли целовать, то ли вставить в него до самого горла… Повернись и нагнись.
Ухитрившись вывернуться из сковавших его рук, Марк яростно замотал головой, разве что не отплевываясь. Только что его накрывало если не настоящее возбуждение, то раскаленная истома, круто замешанная на стыде, беспомощности, страхе и все-таки предвкушении удовольствия. Но это… Это уже слишком.
— Отпустите, — отчаянно сказал он, не позволяя себе повысить голос, но приготовившись вырываться, если понадобится. — Я не хочу так…
— С какой стати? Ты мой. Ты сам на это согласился, никто силой не тянул. Думаешь, я каждый раз должен терпеть, жалеть и ждать, пока ты разнежишься? Мальчик, ты меня с кем-то перепутал. У нас с тобой совсем другой договор, помнишь? Я и так долго ждал. Поворачивайся, третий раз повторять не буду.
— Нет, — прошептал Марк, ухитряясь все-таки глядеть мимо, куда-то в радужную пелену подступающих слез и ненавидя себя за это — с детства, как девчонка, чуть что… — Не надо, я прошу. Только не здесь… Не здесь, пожалуйста…
— Почему?
Одно-единственное слово, отсрочка приговора, и Марк уцепился за него, лихорадочно выпалив:
— Потому что это работа. Вы обещали, что она будет ни при чем. Я не хочу каждое утро идти в офис и думать, что вы… что там… опять…
Голос все-таки позорно сорвался, и пришлось зажмуриться, сморгнув пелену перед глазами, но Сокольский хмыкнул то ли удивленно, то ли раздосадованно.
— Мальчик, — сказал с каким-то веселым раздражением, — ты даже не представляешь, сколько нового принес в мою жизнь. У меня даже нереализованные эротические фантазии появились. В моем-то возрасте…
Если он и злился, то как-то не всерьез, потому что запустил пальцы в волосы Марка, взъерошил их, слегка оттянул его голову назад, вынуждая посмотреть на себя. Марк посмотрел, щурясь, как от солнца. Упрямо и безнадежно встретил изучающий взгляд серых глаз, холодный взгляд, задумчивый.
— Значит, боишься, что это войдет в привычку?
— Нет, — замотал головой Марк, нутром почуяв ловушку в благожелательном вопросе и стараясь не думать, что там Корсар имел в виду, говоря про фантазии. — Не боюсь. Просто… не хочу так. На работе!
— Можешь, но не хочешь? — уточнил Корсар все так же мягко, уже явно забавляясь, если Марк хоть чуть успел выучить оттенки его интонаций. — То есть это не отказ, а просьба?
— Да, — выдохнул Марк, изнывая от обволакивающего его запаха одеколона, древесного, теплого, с тонкой горечью, и уже не понимая, где парфюм, а где собственный запах Сокольского. — Это просьба. Пожалуйста.
Пальцы Сокольского, едва касаясь, гладили его щеку и подбородок, ласкали шею. И Марк замер, боясь шевельнуться, глянуть, сказать — напомнить хоть чем-то, что он и так перед Корсаром в долгу, словно тот не знает… Все он помнит и понимает, учитывает, рассчитывает, и если сейчас отпустит, то не по доброте душевной уж точно. Только ясное понимание, что стоило бы плюнуть на гордость и повернуться, как велено, не помогало. Этот кабинет, и само здание, и «Катти Сарк», которой Сокольский так явно восхищался — все скрутилось в узел вокруг Марка, не позволяя отступить. Будто если он не позволит разложить себя именно на этом столе, рабочем, что-то изменится.
— Поцелуй меня, — сказал Сокольский очень просто, совсем обыденно, и от этой простоты, за которой стояло совершенно неизвестно что, у Марка екнуло в груди.
Потянувшись, он неловко коснулся суховатых губ. Спохватившись, поднял налитые свинцом руки и сам положил ладони на плечи Корсара, напрягаясь, вытягиваясь в струну не столько телом, сколько душой. Поцеловал снова, насколько мог старательно, подтверждая, что это не бунт. Просто просьба… Ох, чтоб тебе провалиться…
Поцелуй длился и длился, горячие руки Сокольского гладили спину, плечи и бока через рубашку, а вот колено между ног только мешало, пожалуй, отвлекало, и Марк почти смирился с неизбежным, когда Корсар все-таки оторвался от него, вздохнув с явным сожалением.
— Вечером, — уронил, блестя зрачками, как голодный волк, если бы только нашелся волк с глазами цвета расплавленного серебра. — И тогда уж не ломаться.
Сделал шаг назад, отпуская, и только теперь Марк вдохнул полной грудью — даже голова закружилась. Сокольский, отойдя к окну, смотрел на него снова совсем непроницаемо, даже скучающе, будто не было вообще ничего, и только его запах, впитавшийся то ли в рубашку, то ли внутрь Марка, подтверждал — было.
Марк кивнул, сглотнув вставший в горле комок, боясь проронить хоть слово. Глянул на дверь кабинета, перевел взгляд на Сокольского. Тот кивнул, достав из кармана брюк блестящий ключик, но открыть дверь не спешил.
— Отдышись, — посоветовал равнодушно, — постой минутку. Если спросят, о чем говорили, не дергайся. Я действительно всегда беседую с практикантами. Иногда и не по разу. Скажешь, спрашивал о планах на специализацию. Все уже поняли, что ты застенчив, так что никто не удивится, если покраснеешь или разволнуешься.
Марк снова молча кивнул, умом понимая правоту слов, но не в состоянии осознать их по-настоящему. Тоскливо покосился на дверь. Выглянувший откуда-то солнечный луч осветил «Катти Сарк», запутался в белых парусах, пробежал по начищенным до яростного блеска накладкам на штурвале. Чайный клипер… Лучше бы пиратский фрегат заказал! Романтик долбаный.
Злость помогла прийти в себя, и Сокольский одобрительно кивнул. Открыл дверь кабинета, отступил в сторону, выпуская, и Марк на едва гнущихся ногах вышел в коридор, с трудом веря, что все обошлось. Хотя бы сейчас. До вечера, да. Но обошлось. И завтра он сможет переступить порог здания фирмы без тошноты.
***
Из кабинета мальчишка вышел с таким видом, словно ему смертную казнь отменили прямо на плахе. Влад раздраженно кинул ключ на стол, передернул плечами, возвращаясь к окну. Да, ожидаемо, но все равно противно. От безнадежной тоски во взгляде, от мгновенного, чуть что вспыхивающего испуга, от брезгливости, которую Марк скрывает, то есть думает, что скрывает. И ведь при всем этом секс ему нравится! И под ласками млеет, возбуждается, каждый раз краснея до слез и пытаясь спрятаться, свернуться в комок… Чертова улитка с непрошибаемой раковиной фальшивой нравственности! Сам же хочет!
Злость сменилась усталостью. Ночью, проводив Глеба, он уже никуда не поехал, разумеется, а в баре был коньяк… Нет, надо с этим завязывать, так и спиться недолго. Напряжение? А когда его нет? Просто что-то многовато навалилось разом. Кедрин тянет с активными действиями, если не считать таковыми попытку взломать базу. Кто-то дышит в спину с фотографиями убитого официанта. Вот уж где ни сном, ни духом! Но если это псих, то у него своя логика, и это может быть по-настоящему опасно. А еще Незабудка…
Перед тем, как лечь спать, Влад позвонил, еще не зная, что скажет, но говорить и не потребовалось — Незабудка отключил телефон. То же самое было с утра и потом, через пару часов… В «Дарлинге» его тоже никто не видел, но это ничего не значило: список любимых клубов Незабудки вполне потянул бы на справочник по ночной Москве. В очередной раз выслушав механический голос, сообщающий, что абонент вне зоны доступа, Влад тихо выругался вслух матом, чего не позволял себе уже давненько. Доминант, не способный управиться с сабом — это позор и профанация, но не сажать же дурня на цепь? Ладно, если Сашенька всего лишь показывает характер и нарывается на наказание, соскучившись по экстриму, это можно понять. И даже обыграть можно, почему нет? Но вдруг действительно что-то случилось? Начинать обзвон больниц и моргов?
Когда Жанна, которую он лично с утра попросил зайти с новостями по проекту и привести с собой восходящую звезду отдела, появилась, Влад уже был на взводе. Полубессонная ночь, нервы с утра, не лучшая неделя и раздражение от того, что пришлось пользоваться другой машиной — все сложилось воедино. Да, он злился. Но не на Марка, разумеется, а, скорее, на самого себя. Какие чувства? Откуда? Просто еще один смазливый паренек — мало ли их было? Да, умненький, старательный, даже талантливый, но это все касается работы, а за границами правоведения мальчишка моментально превращается в не пойми что. И надо заканчивать дурные сантименты, иначе лето пройдет, а настоящего удовольствия так и не получится, пока будешь беречь невинность и щадить гордость.
Но что на него так подействует вид Жанны, опекающей Марка чуть ли не по-матерински, Влад не ожидал. Хотя что себе врать, материнского там не было и близко. А Марк сегодня выглядел непонятно. Всегда безупречно аккуратный, и в прямом и в переносном смысле застегнутый на все пуговки, в этот раз он был каким-то шалым. Растерянный взгляд, не вовремя растрепавшиеся волосы, удивление на лице, когда увидел кабинет… И на Жанну он реагировал странно… Угу, двадцатилетний парень и красивая женщина куда моложе на вид паспортных тридцати с лишком — это очень странно, и не говори!
Влад хмыкнул, садясь за стол и вместо бумаг подтягивая к себе органайзер. Машинально полистал страницы с планами на ближайшее время, откровенно отлынивая от работы. Так вот в чем дело, в Жанне? Да нет, мальчишку и без этого хотелось завалить и поиметь прямо в кабинете, так хорош он был — и вправду сама невинность, упакованная в дресс-код, мораль и корпоративные принципы. Вот их и хотелось сдернуть вместе с чуть помятыми брюками, нагнув парня над столом, который видел всякое, но только не такое, потому что в этом офисе Влад еще ни разу сексом не занимался. Не с кем было как-то. Не тащить же сюда Незабудку. Тот бы хоть на стол, хоть на подоконник согласился с упоением, но…
Вспомнилось, как Марк смотрел на «Катти Сарк» — восхищенно и в то же время с какой-то обидой, а потом и вовсе хмурился, вряд ли сам это замечая, стоило взгляду ненароком упасть на красавец-парусник. Точнее, красавицу. Глупый мальчишка… И как все перепуталось… Неужели Жанна действительно положила на него глаз? А почему бы и нет? Мальчик явно перспективный, а у умной женщины будет с рук есть и хвостом вилять. Тихоня Жанна… Юбки она раньше носила подлиннее, а ведь такие ноги стоит показывать.
Влад сцепил пальцы, хрустнул косточками и сам поморщился от резкого звука. Марк — натурал. Прими ты уже это и успокойся. Ладно, возможно, он би. Даже очень вероятно, учитывая, как на тебя реагирует. И что? Пройдет лето, и ты его отпустишь. Придется отпустить — обещал. В лучшем случае он останется работать у тебя в фирме, а может, это как раз будет худший случай, потому что забыть у вас обоих не получится. Но, так или иначе, он будет свободен. Молодой, отчаянно красивый, умный, талантливый и работящий. Женщины не слепые, это лишь вопрос времени, кто успеет первым.
А ты, Корсар, останешься его грязным секретом, ненавистным воспоминанием, скелетом, который мальчик попытается затолкать поглубже в самый дальний шкаф и прикрыть нормальными желаниями двадцатилетнего парня. И стоит ли тогда мучиться? Давай, возьми то, что хочешь, а хочешь ты не дурацких, вам обоим не нужных чувств. Марка ты хочешь, его золотистое горячее гибкое тело, его стоны, всхлипы, сумасшедшие глаза, в которых стыд, страх, возбуждение — все разом. И никакая это не любовь, даже близко. Вот трахнешь его во всех позах, в каких успеешь за оставшийся кусок лета — и все как рукой снимет. А письменный стол и дома ничуть не хуже, так что можно начать прямо сегодня.
Но где же все-таки носит Незабудку? Знать бы только, что с ним все в порядке — и пусть шляется дальше, если вожжа под хвост попала.
***
Хорошо, что Жанна разрешила задержаться. Сначала казалось, что аппетит ему Сокольский перебил надежно, но потом желудок вспомнил, что завтрака не было, и предъявил счет к оплате, так что в кафе Марк спустился чуть ли не бегом. Умял предложенный бесплатный обед, взял еще добавку и лишь допивая вторую чашку кофе понял, что наелся до тяжести.
И что на него Сокольский взъелся? Явно ведь злился, но на что? Вчера сам разрешил переночевать дома, был по-обычному насмешливо-ласков, а сегодня… Марка передернуло, стоило вспомнить яростный блеск глаз и прорывающуюся в голосе злость. Вечером будут неприятности.
Остаток дня он чувствовал на себе взгляды. Лева, Дарья Ивановна, Сизалев, сама Жанна — все они смотрели на него, будто примеряясь, решая что-то. Старательно не обращая внимания, Марк работал, гоня мысли о вечере и ночи, прячась от них за юридическими положениями и формулировками. Проекты остальных он раньше не видел, а там была куча интересного, особенно у Жанны с Кочергиным. Интересно, кто из них работал по консалтингу?
— Марк, вы домой идете?
— А, да… — отозвался он рассеянно и тут же вскинул голову: — Да, Жанна Викторовна, я сейчас! Вот, посмотрите!
— Я завтра посмотрю, хорошо? — вздохнула она и улыбнулась, смешно сморщив нос. — Марк, за один день все не переделать. Седьмой час.
Точно, остальные уже ушли. А Жанна? Ждет его? Краснея, Марк отдал ей распечатку, с которой работал. Блин, а ему ведь в автошколу. И с царицей Тамарой не поговорил, как собирался. И… Да когда же все успеть?
Листы, которые он спешно собрал, выскользнули из рук и разлетелись. Марк снова сгреб их, глянув на экран телефона.
— Вы куда-то торопитесь? — Жанна так и сидела, опираясь локтем на стол, а подбородком на кулачок.
— В автошколу опаздываю, — признался Марк, заталкивая листы в папку и сгребая телефон.
— Далеко?
— На Вернадского… Я… пойду?
— Нам по пути, — Жанна встала. — Хотите, подвезу?
Она водила «Фиат». Светло-серый, очень аккуратный, несравнимо меньше внедорожника «Корсара». Городская машинка… Стильная и легкая, как сама Жанна. Марк сел на переднее сиденье и всю дорогу старательно смотрел вперед, боясь повернуться и глянуть на четкий профиль с единственной, снова выбившейся пепельной прядью. Тихо отвечал на вопросы, но Жанна, словно почувствовав его смущение, спрашивала совсем не много, потом и вовсе включила музыку, что-то инструментальное, нежное…
Возле автошколы Марк вылетел из машины, как ужаленный, торопливо поблагодарив — он опаздывал. Очень опаздывал! Хотя на самом деле до занятий оставалось минут пятнадцать. И слушая инструктора — сегодня занимались исключительно теорией — не мог сосредоточиться, вспоминая запах тонких цветочных духов, склоненную головку и такую милую улыбку. Сокольскому Жанна улыбалась совсем не так! Вспомнилось, кстати, что «Катти Сарк» по-английски — короткая рубашка. А юбка Жанны едва прикрывала колени, а когда она садилась в машину, то и вовсе задралась на ладонь, и Марку пришлось торопливо отвести взгляд, невежливо смотреть на такое.
Телефон, поставленный на конференц-режим, запиликал совсем тихонько, и Марк, извинившись перед инструктором, вышел из аудитории. Ванька!
— Слушай, Марик, ты куда опять пропал? — раскатился из трубки голос рыжего. — Я уж не знаю, что думать! Я у этого мужика, ну, что меня вез, просил номер владельца машины, а он не дал. Говорит, надо будет, сами найдем. Марик, ты как? Все нормально?
— Да нормально, Вань, — Марк подошел к окну в коридоре, думая, что сказать, чтоб не получилось неловко. — Все в порядке.
— Какой там порядок? Блин, я б себя на месте того типа нашел и по уши в землю вбил. Такая хрень… Марик, я с отцом поговорил. Он меня, конечно… Ладно, это фигня, ты мне номер хозяина «Лексуса» дай, а? Это из-за меня все, я и буду разбираться.
— Вань, пока не надо разбираться, — с трудом прервал Марк поток слов. — Там страховка.
— Эта страховка никогда всего не покрывает. Разница все равно будет. Номер дашь?
— Ну… Давай, я твой номер ему дам, — вывернулся Марк.
— О, а давай! Ну ты точно в порядке? Слушай, Марик, с меня пиво, если б не ты… Мне потом ночью приступ снимали, а так бы я на трассе с ним… Ты в городе?
— Вань, мне сейчас только пива не хватает. Я в автошколе. Я тебе перезвоню, ладно?
Надо же, сам позвонил. И хочет помочь, загладить вину. Выходит, Ванька не такой уж и раздолбай, зря Марк думал о нем настолько плохо. Но в людях он не разбирается — это уже доказано.
Он почти успел сунуть телефон в карман, как тот снова зазвонил. Марк глянул на экран, решив, если это снова Ванька, отключить мобильник совсем, но номер был незнаком. В отличие от голоса.
— Марк, здравствуйте, — жизнерадостно сказал господин Кирсанов, парой двух безобидных слов заставив внутренности Марка скрутиться в узел. — Нам бы увидеться. Вот завтра, например, что вы на это скажете?
А он-то думал, что самое плохое в ближайшее время — это обещанный вечер с Корсаром.
