Китайский ресторанчик тушераздирающих ужасов

Открыв выдвижной ящичек кассового аппарата, молодой человек несказанно удивился: денег там совсем не было, буквально ни копейки. Как ни странно, сейф тоже оказался незаперт — однако и он пустовал. Единственная в комнате дверь была закрыта; попытавшись выломать её, бритоголовый юноша только пребольно ушиб пятку. — Чёрт, даже на «Жигулёвское» не наскреблось: гнилая какая контора, адски не подфартило. Знать, правильно мамочка учила, воровать не хорошо… Кроме предметов, предназначенных для хранения денег, в помещении почему-то расположилась клетка с диковинным существом, больше всего походившим на единорога (вот только туловище его было скорее бычьим, чем лошадиным). Животное невозмутимо наблюдало за всем, что совершал молодой человек, начиная с того момента, как он мусорным баком разбил оказавшуюся непрочной стеклянную стену. — Ты, тварь, чего на меня лыбишься? — наконец обратил внимание на удивительного зверя веснушчатый тонкий тинейджер. — А ну, вертай зыркалы в сторону, не то рог пообломаю. Я в этом деле мастак — знаешь, как в детстве ещё в деревне бурёнку одну покалечил… Единорог в ответ фыркнул и не отвёл пристального, умного, куда более осмысленного, чем у обращавшегося к нему человека, взгляда. Юношу явно не обрадовали подобные манеры и, процедив «Ну смотри, гнида», неровной пьяной походкой он направился к вольеру, прихватив с собой ящик кассового аппарата, которым попытался сломать решётку — впрочем, безрезультатно. Животное демонстративно повернулось к разбойнику задом и протяжно испустило газы. Не успел подвыпивший тинейджер защемить нос и возмутиться, как открылась дверь, и вбежавшая шустрая пантера с рычанием отрезала человеку путь к отступлению; следом за пантерой вошёл граф Ди. — Ай-ай-ай, как нехорошо, молодой человек, — покачал он головой, — сломали дорогостоящее стекло, разорили и без того бедного китайца… С чисто пьяной развязностью (каковая, впрочем, не была беспредельной, поскольку не толкнула его сражаться с пантерой) бритоголовый паренёк промолвил: — Ты, жёлтая раса, вообще бы помалкивал. Давай, отзывай пантеру и отпускай по-хорошему, а то в суд подам, скажу, что общественно опасных зверей разводишь. Ещё братков позову — они твой ресторан к чертям собачьим разнесут… Граф Ди опешил. Помолчав, он спросил: — Смею осведомиться — о каких братках вы изволите вести речь? И неужели они настолько опасны, что смогут побороть восточного дракона? — Восточного — смогут, — уверенно заявил бритоголовый юноша, — русского Горыныча ещё бы пожалели, а на восточном места бы живого не оставили. Зовут меня, знай, Пётр Костоломов… — Очень приятно, — поклонился Ди, — а меня зовут граф Ди, если угодно — КаунтДи. — Да ты не перебивай, узкоглазый! Так вот, я — активист движения против нелегальной иммиграции, ДПНИ. — Кого пнуть? — изумился граф. — Да это движение так называется, китайские твои мозги! И кореша все мои тоже в нём состоят… — Простите, простите, — закланялся китаец, — мне показалось, что «д» — краткая форма частицы «да», знаете, как в народной поэзии и у вашего русского поэта Андрея Белого: «д’наплясался я»… — Ты мне зубы-то не больно заговаривай, жёлтая рожа! — оборвал лепетание иностранца Костоломов. — Я знаю только двух русских поэтов: Талькова и Лимонова, да Лимонов, впрочем, в чём другом хорош, а музу америкосам продал, не по-нашенски стихи пишет… — А как же Есенин? — удивился Ди. — Неужто, по-вашему, Есенин — не русский поэт? — Да какой он русский, — сплюнул на пол подросток, — фамилия у него неславянская, слова нерусские напоминает — ессенция, Ессентуки… Так я про движение наше говорю, отпусти ты меня подобру-поздорову, не связывайся с моими братками из ДПНИ… У тебя и хаер вон какой — ты просто идеальная скиновская груша для битья, в натуре. И к нам зачем мигрировал? Мы всех чурок вроде тебя выпнуть за границу хотим! — Так значит, «ПНИ» всё-таки глагол, — пробормотал, обводя взглядом помещение, граф, а затем спросил, смотря на Костоломова: — А сейф зачем открывал? Кассу? Стекло ломал? Ограбить хотел? — Ты, мужик, ментов-то не зови, не козлись, пойми, я не со зла, а по пьяни, — струхнув, залебезил бритоголовый (видимо, начал проходить хмель, и он лучше осознал действительность), — отвечаю, не бухнул бы, так и сюда б не полез… Понимаешь, иду я домой, догнаться хочется пивком — а тут мне кореш позвонил, позвал завтра на стрелку возле китайского ресторана, а я как раз мимо заведения сего проходил, ну и подумал: «А что, не ограбить ли мне китайский ресторан? Китаёзы в России бабки зашибают, процветают — а у простого русского парня денег на «Жигулёвку» не найдётся, где же тут справедливость»? Ну, взял я тогда мусорный бак, проломил стеклянную стену — и очутился здесь. Да ты не лютуй, в натуре, я ни черта не украл, ни копейки не нашёл, отвечаю… — Понимаю, — вздохнул граф Ди, — вы, наверное, решили, что я сказочный богач, а ведь в Екатеринбурге ресторан китайской кухни содержать — одни убытки терпеть… У вас в городе прямо Токио какой-то: все ценители восточной кулинарии только суши и питаются, на китайские блюда и не позарятся… Кстати, — владелец ресторана от неожиданного решения даже прищёлкнул пальцами, — а не хотели бы вы моим клиентом стать? — Да ты меня обдерёшь, как липку. И с чего мне иностранный капитал поддерживать? — Что вы, что вы! — замахал руками граф. — Я вас накормлю за чисто символическую плату в десять рублей, а мой сервис того стоит, поверьте: у вас на глазах я забью и приготовлю любого, по вашему выбору, из собственных питомцев… Ну же, соглашайтесь, иначе мне нечем будет в этом месяце платить за водопровод. — Слушай, а ты и того мерина, что в этой комнате стоит, приготовить можешь? — оживился Костоломов: его не покидало желание как-нибудь подгадить глумливой твари в клетке. — Я же сказал, что сделаю блюдо из любого питомца! Кстати, это не мерин, а Цилинь (в Японии его ещё зовут Кирином) — редкий вид, родственный европейскому единорогу. К сожалению, западные феодалы, падкие до пикантных угощений, истребили всех единорогов, Цилиню же повезло больше, поскольку его почитали как царя животных, а его появление в пределах страны, по народным поверьям, приносило удачу правящему императору… Впрочем, и Цилиней в мире сейчас не очень много, а их жареные ляжки, к слову сказать, весьма ценятся, до своего просветленья Гаутама почитал их излюбленным кушаньем… — Лады, уговорил, — прервал собеседника юноша, — десять рублей у какого-нибудь младшеклассника отберу, не проблема. Да и охота посмотреть, как ты эту тварь забивать будешь… Завтра-то у меня стрелка, а вот послезавтра ближе к вечеру приду. — Только я обслужу вас с одним условием, — улыбнулся граф Ди, — вы не должны никому рассказывать про то, кто, чем и за какую плату собирается вас угощать. Ещё, чего доброго, поползут слухи, что я финансирую националистические организации, меня обвинят в пособничестве мировому терроризму — а я так устал от преследования властей… И запомните: ни в коем случае не сообщайте никому о сегодняшнем происшествии, иначе я едва ли смогу гарантировать вам приятный обед. — Забей, я не девчонка сплетни распускать. — Тогда — до встречи послезавтра, — поклонился Ди. Пантера вышла в дверь, и гопник скрылся в им же сделанном проёме в стекле. Следующей же ночью, отмечая во дворе с дружками удачную стрелку, после того как высокочтимое молодёжное собрание выслушало все новоскаченные мелодии для сотовых и новые анекдоты из газет, Костоломов решил развеять скуку своей необыкновенной историей: — Слухай, братва, сюда: туморроу я буду мясо единорога жрать, и вот по какому случаю… Впрочем, выслушав правдивый рассказ, все не сговариваясь решили, что их приятель выпил лишнего, и не придали его словам никакого значения. Направляясь следующим вечером в китайский ресторанчик, Костоломов решил смеха ради зайти через проделанное им отверствие, благо нового стекла не вставили — видимо, владелец-китаец и правда терпел убытки. Очевидно, граф Ди угадал ход мыслей клиента, и поджидал его в комнате с пустующими сейфами и кассами. Цилинь, будто предчувствовал неладное, встал на дыбы (что было достаточно нелегко при его грузном теле) и бил передними копытами по решётке собственной клети. — Вы знаете, Цилинь сегодня какой-то сам не свой, — встревоженно проговорил Ди, — уж не укусила ли его больная бешенством крыса? А может, вы нарушили моё предписание? — в широко раскрытых глазах графа читался едва ли не ужас. — Какое предписание? — недоумевал Костоломов. — Ну, вы не должны были никому рассказывать… — А, да не боись! — махнул рукой тинейджер. — Никто про тебя не узнает! Я только братве своей рассказал, а они не из болтливых… Страх мгновенно исчез с лица китайца; его место заняла привычная кривая загадочная улыбка. — Не важно, кому вы рассказали: главное, что нарушили запрет. Во-первых, я не приготовлю вам обещанного угощения — но это не самое неприятное из того, что грозит вам. Дело в том, что вы не понравились Цилиню — а вы знаете, что Цилинь делает с людьми, которые ему не нравятся? Мангу когда-нибудь читали? [В манга “PetShopofHorrors” Кирин убивает не приглянувшегося ему владельца в автомобильной катастрофе] При этих словах единорог сокрушил решётку и, издав зловещий нечленораздельный рёв, яростно бросился вперёд. Не читавший мангу, но испытавший дурное предчувствие гопник повернулся и дал дёру. Бежал он что есть сил, не разбирая дороги, как Евгений от каменного Петра; боковым зрением Костоломов, выдыхаясь, увидел набережную Исети — и ощутил страшную боль в спине, ставшую последним ощущением в его жизни… — Цилинь сломал тому молодчику позвоночник, размозжил копытом голову и столкнул рогом в близкопротекавшую реку, — докладывал Кю-тян, — свидетелей тому, по счастью, не оказалось. Раздался дробный стук, и вскоре единорог с гордо поднятой головой прошествовал в свою клетку. Граф Ди, подойдя к питомцу, протягивал ему кусочек колотого сахара, но Цилинь только фыркал и отворачивался от лакомства. — Не обижайся ты, всё равно бы я тебя ему на съедение не отдал, — виновато заговорил Ди, — я знаю, что он бы нарушил мою просьбу. А если б даже и произошло чудо и требования мои были бы исполнены — я бы превратил Кю-тяна в защитника прав животных, так что твоей жизни в любом случае не угрожала опасность. Понятливо и немного осуждающе посмотрев в лицо графу Ди, Цилинь в знак примирения легонько лизнул китайца и принял с его рук сахар.