и города живут

16 сентября

— Привет, я Кирилл. Можно присесть? Не помешаю? Призрак Исаака утром материализовывается в кафетерии при отеле. Мне не привиделось — он похож на него настолько, что я готов поверить в реинкарнацию. Моментально теряю контроль над собой, издаю нечленораздельный звук, который каким-то чудом растолкован как согласие. — Я вчера так напрягся, — говорит Кирилл, слегка растягивая слова и самоуверенно рисуясь. — Гляжу на экран и вижу, как тебе стало плохо в коридоре, — сложно сказать, как он к этому относится: что-то вроде безразличия в сочетании с неподдельным интересом. — Но, когда поднялся на этаж, тебя там не было. Хорошо себя чувствуешь? Соберись! Подбери русские слова, выстрой их в таком порядке, чтобы звучали правдоподобно. — Мы с подругой выпили, и я немного не рассчитал... свои силы, — тоже слегка растягиваю выговор, выбирая тональность «крутых парней». — Сегодня мне гораздо лучше. — И хорошо, — медленно кивает и едва улыбается. Молчим. Вероятно, мы оба не знаем, куда может двигаться эта беседа дальше. Стараюсь не смотреть на его руки — мои к ним фантомно тянутся. Про себя твержу: «Это не Исаак» и тщетно ищу отличия. — Слышал, ты актер... — Откуда? — Об этом сегодня пишут в газете. Вчера к тебе ломились особо агрессивные фанаты. На заметку самому себе: 1) больше не представляться актером при регистрации в отеле; 2) милая девушка с дредами не такая уж милая. Наш разговор теперь имеет признаки допроса с пристрастием. Для меня это пытка преспокойно сидеть напротив его проекции и врать напропалую. Кирилл кладет в рот зубочистку и откидывается на спинку стула. Манерами он точно не похож на Исаака — тот никогда бы не стал вести себя так раскованно. — Да, я... приехал заранее, хочу... лучше войти в роль, — говорю. — Мне бы освоиться, но я здесь никого не знаю. Ты чувствуешь? Я выбираю тебя проводником, заходя в угодья вечной мерзлоты. И если все закончится простым визитом вежливости в кафетерий, клянусь — останусь в этом городе хоть на целую вечность! До тех пор, пока мы не станем друзьями и не наговоримся до взаимного молчания. Всепроникающего. Звучит так, будто перед вами возник одержимый маньяк. Но кто может ручаться за свой рассудок, когда закон земного притяжения локально аннулирован, а притяжение физическое становится навязчивой идеей? Этому состоянию подходит слово — «не-из-беж-ность». — Я чем-то могу помочь? — спрашивает Кирилл. Он представляется подчеркнуто брутальным, соблюдает дистанцию, но явно заинтересован в общении не меньше моего. Вот только что им движет? Хочет козырнуть перед друзьями тем, что поболтал с парнем из утренней газеты? Вряд ли. Мне кажется, у них другие ценности. Чем, интересно, живут молодые люди в местах, где зима длится девять месяцев? — Покажи, где вы тусуетесь, — прошу ровным тоном, словно для меня подобные просьбы в порядке вещей. — Не вопрос, — как бы прикидывая в уме, говорит он. — Я пойду отсыпаться после ночной смены. Вечером, в районе восьми, можем встретиться у входа в отель. Диктуй номер мобильного. — Прости, никак не могу запомнить свой номер. Как тебя найти в инстаграме? С моей памятью все в порядке. Это такая уловка, чтобы прямо сейчас узнать о нем как можно больше. — Боишься, продам твой номер поклонницам? — недоумевает Кирилл и диктует по буквам: «холод-точка-внутри». Он уходит слегка растерянным, уже без напускного позерства: «Ну, до вечера. Одевайся теплее». Поверить не могу — впервые за много лет я жду чего-то с нетерпением. Так поездка в Россию обретает новый смысл. 11:20 Закрылся в номере и листаю фотографии Кирилла. Это все равно что узнать про альтернативную жизнь Исаака. В этой вариации он выбрал себе новое имя и ждал меня у северных окраин. И все же это не совсем так. Кирилл не Исаак, хоть и внешне похож на него — точь-в-точь. Этот парень — на этом снимке он обнимает плюшевого единорога — не может и не обязан принимать на себя весь этот бэкграунд. Кирилл не станет для меня продолжением Исаака. Тень прошлого не должна приклеиться к нему. В конце концов, он вырос в другое время и в местах отдаленных от меня. Есть вероятность, что мы вообще не сможем найти общий язык. После изучения его странички в сердце остается ноющая тоска, а у слова «надежда» появляется точное определение: «В районе восьми. У входа в отель». 11:40 Москва появляется как город-мираж: «У меня плохое предчувствие». И тебе доброго утра! Она стремительно заходит в мой номер, осматривает в зеркале чуть помятое лицо. Ее тревога как-то резко передается мне. — Помнишь, вчера я думала, что мы здесь одни? Так вот, теперь я за это не ручаюсь. За ночь что-то изменилось... У нее такой измученный вид, что хочется обнять, но я лишь небрежно утешаю: «Не накручивай себя — ты наверняка ошибаешься». Иногда о мою чуткость можно разбиться насмерть, ей-богу. — Ты готов? — Мы куда-то идем? — Так и знала, что забудешь! Мы едем гулять с Воркутой, утром ее выписали из больницы. Собирайся! А я почитаю тебе статью из местной газеты. Перестань! Серьезно? «В Воркуту приехал известный французский актер Луи Гаррель. Он поселился в отеле „Россия“ вместе с помощницей, — она делает красноречивый акцент на слове „помощница“. — Представители отеля рассказали, что им неизвестна цель визита мсье Гарреля, но, по всей видимости, актер готовится к съемкам в новом фильме и прибыл заранее. При этом в мэрии сообщили, что им ничего неизвестно о съемках. Напомним, Гаррель известен по таким фильмам, как...» — ну и так далее... 12:05 Мы встречаемся с Воркутой в холле. Она так рада меня видеть, что душит в объятиях: «Жаль, я не могу рассказать всем, кто ты на самом деле! Они бы с ума сошли!». Выходим из отеля в осенний туман и хаотично катаемся по городу. Москва сегодня усилила охрану. Рядом с бритоголовым впереди сидит весьма заторможенный молодой человек в старомодном костюме по имени Федор — он настолько вялый, что падает вниз головой и бьется о приборную панель, когда мы резко останавливаемся. Москва мрачно посматривает на него. Воркута сидит между нами и выглядит, как школьница, вынужденная проводить унизительную экскурсию для родителей по захламленной комнате. А они вопреки ее ожиданиям натянуто восхищаются. Иногда она комментирует в духе: «Здесь раньше была тюрьма» или «Это заброшенный поселок. Теперь здесь играют в пейнтбол». Москва, увидев пустые дома на другом берегу реки, предлагает остановиться и сделать селфи на память. Если я покажу вам эти фотографии, вы наверняка подумаете, что мы позируем на фоне города, который только что бомбили с воздуха. А под ногами грязь, как после танковых маневров! Но Москва обнимает Воркуту, когда мы возвращаемся в машине: «Отсюда открывается отличный вид». — Фильмы про зомби можно снимать, — срывается у меня нечаянно. В напряженной обстановке едем дальше. Москва нервно стучит пальцами по дверной ручке, телохранитель Федор еле слышно рычит и начинает меня пугать, Воркута снова жалуется на жизнь и грозится уехать: «Никто не знает о моем существовании!». Ее аргумент о том, что к ней за полвека так и не провели дорогу, в моем понимании звучит как приговор. Я чувствую себя желанным, смыкая тысячи дорог, устремленных ко мне. А к Риму так вообще все тянутся. По крайней мере, так говорят. Бритоголовый включает радио. Туман становится таким плотным, что мы еле движемся. Окна запотели — провожу рукой по стеклу, пуская подтеками крупные капли, Воркута завороженно наблюдает за мной. От Москвы приходит сообщение (она не может сказать это вслух): «Не забывай — вокруг тебя ЖИВЫЕ люди — мы не схематичные точки на карте». Если Воркута действительно влюблена в меня, то это так грустно, что выть охота. С годами я стал настолько предсказуемым, что не могу расслабиться и отвлечься — железобетонные устои отравляют весь вкус к жизни. Мне могут приписывать самые разные качества, но в сухом остатке единственная оценка, с которой я соглашусь — ветхость. И, возможно, вытекающая из этого хрупкость. Я все еще могу любить, но мне всегда боязно быть любимым. Боюсь не оправдать ожиданий. В конце концов, влюбленный взгляд однажды обнаружит эту изношенность и горько разочаруется. Если бы мне предложили поменяться с Воркутой — ей мое место, а мне ее возраст — я бы не раздумывая жил на краю света, ощущая мир по-юношески свежо. В радиоэфире появляется неприлично жизнерадостная ведущая: «С вами радио „Север“, мы по-прежнему принимаем звонки. Не знаю, как вы, а я сегодня заблудилась, добираясь до студии — такого тумана у нас еще никогда не было!». Москва тоже сосредоточенно вслушивается. Диккенс, который, само собой, водил с Лондоном дружбу, писал: «Туман — часть его личности». 16:32 Свет за окном плавно выключается. Брожу по номеру, пытаюсь найти свой прежний внутренний голос. Слышу только внешние звуки, а себя не слышу. За окном по мокрому гравию едет автомобиль, лифт отдаленно гудит в шахте, настенные часы мерно отсчитывают секунды до нашей встречи с Кириллом. И мне сейчас меньше всего хочется слушать этого нудного парня, живущего в моей черепной коробке. Поэтому я прекращаю поиски, сажусь на краешек кровати и закрываю глаза. Так выглядит самое томительное за триста лет ожидание. Уже многократно представил идеальную встречу. Только вот, чем она должна закончиться, не знаю. Мы едем аэропорт, и я забираю его с собой? Даже мало-мальски рассчитывать на это не стоит. Сойдемся на том, что завтра мы еще раз увидимся. И послезавтра тоже. 18:13 По телевизору специальный репортаж из Нью-Йорка, там началась генассамблея ООН. Все наши приезжают туда раз в год инкогнито и проводят в дни генассамблеи собственный съезд. Эта встреча городов мира порой носит куда более судьбоносный характер, чем собрание мировых лидеров. Меня ежегодно приглашают, но недавно очередное такое письмо было переадресовано в мусорную корзину. Значит, все остальные гостят у Нью-Йорка. Ладно я — персона нон грата, которую много лет не видели на этом съезде. А Москва? Почему она не с ними? На кровати лежат фиолетовый худи от Balenciaga и шерстяной свитер с вышитым логотипом от Fendi. Выбор давно не был таким сложным. Кирилл, наверное, уже проснулся и не заморачивается по поводу нашей встречи так сильно. За полчаса он начнет нехотя собираться, жалея, что утром вообще дал обещание погулять со мной. Наденет, что под руку попадется, не будет полчаса вертеться у зеркала и даст обещание родителям вернуться к полуночи. И, хоть это и ломает мое идеальное представление о сегодняшнем вечере, нужно признать — Кирилл вряд ли возлагает на эту прогулку столько надежд. Это я к вечеру исчерпал лимит предвкушений, а он не ждет ничего особенного — ни к чему не обязывающая вылазка перед сном в компании постояльца отеля, с которым он имел неосторожность заговорить в кафетерии. Поэтому какая разница — Fendi или Balenciaga? И все-таки первое. 19:55 Закрываю номер и проверяю в лифте инстаграм. Кирилл дипломатично лайкнул видео с Людовиком (в моем сердце фейерверк) и час назад сделал две публикации в сторис. На первой он фотографирует себя в зеркале, приподняв черную борцовку и демонстрируя кубики пресса (Подпись: «Good night, сhampions!»), затем короткое видео с коренастым парнем, который бьет с ноги в камеру телефона. А что если они встречаются? Впрочем, с тем же успехом Кирилл может быть в отношениях с местной девчонкой. Одно ясно — у меня в распоряжении всего пара часов, чтобы ему понравиться. И, подозреваю, наша встреча для него и вправду как заурядное обязательство, возникшее нечаянно в типичном распорядке дня. Не удивлюсь, если он забыл и не придет. Но... нет. Вот он. Даже раньше меня. — Ты слишком красив для этого города, — он склонил голову набок, оглядывая меня. — И такой же печальный, как эти дома... Ничего себе! Дар речи и остроумие не улетучились рядом с ним. Кирилл жмет мою руку и вместе мы идем к такси: «Расскажешь, что тебя так печалит?». Садимся на задние сиденья, и он, развалившись, бросает водителю: «Теперь можно в “Коготь”». Тот понимает секретный шифр и везет нас через спальные районы к промзоне — узнаю ее по дымящим трубам и красным маячкам. Опять попадаем в зону неловкого молчания. Утром точно такое же возникло в кафетерии. Подавляя витающее напряжение, начинаю разговор первым. — Ты учишься — В горно-техническом колледже, — сухо отвечает Кирилл. — На промышленного дизайнера. Но вряд ли буду работать по специальности. — Почему? — Люблю расписывать одежду и обувь, это мой маленький бизнес. Видишь? Он поднимает ногу и, включив фонарик, демонстрирует черные кроссовки с узорами. Я в полном восторге — мы определенно найдем общий язык. — Ого! Здесь хотя бы понимают, насколько это круто? — Ценителей мало, — он пожимает плечами и сразу же меняет тему. — А ты в Париже обитаешь, получается? Я всегда мечтал там побывать на Неделе высокой моды. И в Лондоне тоже. — А в Лондон зачем? — Бэнкси. Хочу посмотреть на его рисунки... — У меня тоже скоро будут его рисунки! — У тебя? — В смысле — у нас в Париже. 20:10 Такси тормозит на заднем дворе старого здания возле длинной очереди. Раньше здесь была фабрика или склад. Мы встаем в конец и медленно двигаемся ко входу с какими-то школьницами, они громко смеются, явно стараясь привлечь наше внимание и компании молодых ребят, стоящих чуть впереди. Кирилл с кем-то активно обменивается сообщениями и оглядывает толпу — очевидно в поиске знакомых лиц. Внутри такая громкая музыка, что стены трясутся от басов и, когда перед нами открывают двери, чтобы впустить очередную партию развязных подростков, техно-транс раскатами вырывается наружу. От холода переминаюсь с ноги на ногу и невольно подслушиваю, о чем говорят эти школьницы. Одна из них шепчет другой: «Зачем он сюда пришел?». А та ей отвечает: «Он точно бессмертный». Я все это записываю на свой счет. — Оль, ты уже выпила, да? — неожиданно обращается к одной из них Кирилл, и я понимаю, что они знакомы. Оля подходит к нам ближе, демонстрируя вульгарный макияж: «А что не так?» — Просто помалкивай, ладно? Ты глупая, когда пьяная. — Твое счастье, что я ему ничего не скажу, — Оля смотрит за плечо Кирилла, и он оборачивается на шум позади нас. Мимо очереди шествуют сурового вида парни в спортивках, и один из них, самоуверенный громила, кричит в толпу: «Сдаем оружие, ребят! У нас сегодня перекур!». Все стараются отвернуться, и только Кирилл смотрит на них с вызовом. — Кто это? — спрашиваю. — Не обращай внимания — так, отморозки местные. Никогда раньше не слышал это слово, но примерно понимаю его суть. И компания этих ребят обращает особое внимание на Кирилла; кто-то даже присвистнул. Оля с подружками выходят из очереди и следуют за толпой отморозков — у них, как я понял, есть привилегия оказаться в клубе раньше других. «Счастливо оставаться!» — кричит одна из девчонок, снимая свою неровную походку на видео. Судя по лицам тех, кто остался стоять с нами, этих школьниц тут все ненавидят, но боятся сцепиться с их бандитского вида покровителями. Кирилл снова с кем-то оживленно переписывается. После появления этих ребят я замечаю (хоть он и держится) его смущение. Ему так важно, что я об этом подумаю? Мы молчим и продолжаем не спеша двигаться вперед. Пытаюсь прикинуть, какая может быть предыстория напряженных отношений Кирилла с Олей и этими парнями. В голову приходят сюжеты, вдохновленные кинематографом новой волны. Кирилл чем-то похож на потерянных героев Трюффо и Годара. Если у нас все сложится, моя миссия — увезти его из Воркуты до того, как в кадре появится персонаж, убитый безысходностью и лишь отдаленно похожий на моего Исаака. 21:04 Кирилл преображается, когда мы заходим внутрь. Он сжимает мое плечо, притягивает к себе и говорит, стараясь перекричать рев колонок: «Это место называется „Медвежий коготь“». Мы так близко, что наши щеки соприкасаются, и я на какое-то время стараюсь задержаться с ним лицом к лицу. Кирилл отстраняется первым и ведет меня вглубь зала. Думаю, здесь когда-то планировали создать фабричный цех, но приостановили стройку, оставив огромное помещение пустым. Спустя много лет в этом зале накурено, темно и холодно (чуть теплее, чем снаружи). Компании собираются возле редких источников света — сиреневых стробоскопов по краям. Диджейский пульт установлен на открытой площадке второго этажа, к нему с двух сторон ведут лестницы. На ступеньках уже обосновались, то и дело кривляясь и взрываясь от смеха, те самые отморозки, но уже с напитками. Спускаемся на нижний уровень, где на ржавые бочки водружено некое подобие барной стойки. Сюда музыка попадает искаженными вибрациями, бутылки на полках за спинами барменов трясутся. Кирилл заказывает четыре коктейля на основе ликера и останавливает, когда я достаю кредитку: «Сегодня ты наш гость». Мы снова вплотную. Настолько, что я чую вкус мятной жвачки у него во рту и свежий аромат парфюма. Снова идем наверх и, пробираясь через толпу в противоположный конец зала, я ориентируюсь только на широкую спину Кирилла. Он сворачивает в коридор, в котором силуэты парочек сливаются в единое целое. Оттуда попадаем на жуткую лестницу без перил и поднимаемся на третий этаж. Там за дверью с табличкой «Мастерские» пустые комнатки, размером напоминающие тюремные камеры, переделаны в своеобразные кабинки с брошенным на бетонный пол матрацем, подушками и свечами. Кирилл заворачивает в одну из таких кабинок. Там уже сидит коренастый парень, которого я видел у него в инстаграме («Это Денис») и скучающего вида девушка («Это Кристина, его подруга»). Таким образом, я сразу получаю исходные данные — у Кирилла нет девушки. Вероятность: 70%. Сажусь на матрац между Кириллом и Кристиной, делаю первый глоток. Коктейль оказывается чересчур крепким, и я временно ставлю стакан на пол. Чтобы чем-то себя занять, достаю сигареты. Они замечают, как дрожат мои руки? — Мне кажется, Луи нужен плед, — говорит Денис. Я не сразу понимаю, что речь идет обо мне. Спасибо тебе, милая девушка с дредами! При встрече я прочитаю тебе лекцию о конфиденциальности. Кристина, которая ведет молчаливый прямой эфир в инстаграме, протягивает вязаный плед. — Здесь можно курить? — на всякий случай уточняю, хотя уже пару раз затянулся. — Можно, соблюдая правила пожарной безопасности, — с этими словами Кирилл берет в руки одну из свечей и наклоняет так, что воск начинает капать. — Хорош, перестань, — ворчит на него Денис. — Это мои слезы, — театрально произносит Кирилл. — Может, заберешь его с собой во Францию? — Денис обращается ко мне. — Вам пригодится такой симпатичный актер. Погляди, какой талант пропадает. Смотрю на Кирилла. Он только делает вид, что сосредоточен на горящем фитильке, но внутри него все явно обернулось ко мне. — Попробую с кем-нибудь договориться, — они даже не подозревают, насколько эти слова совпадают с моими намерениями. — У тебя есть загранпаспорт? — Не хочу я никуда уезжать, — возмущенно отмахивается Кирилл. — Мне и здесь хорошо. Что ж, завтра в аэропорт не едем. Глупо было на это рассчитывать. У Кирилла вибрирует мобильник. По его лицу, до этого непроницаемому, пробегает тень. Он долго смотрит на экран, и передает телефон Денису, чтобы тот прочитал. «Что там?» — даже скучающей Кристине стало интересно. — Все под контролем, я разберусь, — Денис возвращает телефон и уходит. «Возьми на обратном пути шоты», — кричит вдогонку Кирилл, а затем откидывается на матрац, уткнувшись лицом в подушку. 21:56 Дениса нет уже полчаса, а Кристина оказалась веселой девчонкой. Она спросила, какую роль мне предстоит сыграть. Я продумал ответ заранее и наврал, что мой герой живет в маленьком городе, мечтает оттуда поскорее свалить. Только куда именно, не придумал, и Кристина начинает перечислять города. В итоге мы сошлись на том, что он вероятнее всего отправится в Токио. — Вы играете в города? — Кирилл все это время не проронил ни слова. Так и валялся в обнимку с подушкой. — Я, между прочим, друга твоего развлекаю, пока ты дрыхнешь, — мое сердце совершает бешеный кульбит: меня только что официально записали к нему в друзья. — Ты Дениса умирать отправил, что ли? — А я выжил, можешь не оплакивать, — Денис появляется с целым набором из шотов, — Кир, завтра на восемь забились, идет? — Нормально, — Кирилл приподнимается, чтобы взять стопку, тут же выпивает ее залпом, берется за следующую. — Вы не хотите объяснить, что происходит? — Кристина морщится, занюхивает рукой и вливает в себя очередной шот. — Это из-за тех парней, которых мы встретили у входа? — спрашиваю. — С ними какие-то проблемы? — Не столько с ними, сколько с Шакалом, — объясняет Кирилл. — Он главный отморозок. — Почему Шакал? — Повадками похож, — продолжает за Кирилла Денис. — Но главным образом потому что фамилия Шакалов. Их семья, очень богатая, переехала сюда из Москвы в прошлом году. Все думают — зачем? Отсюда ведь наоборот уезжают все... — Я слышала, его отец вложил большие деньги — хочет создать на месте Воркуты полигон, чтобы военные могли проводить учения в городских условиях. — А вас куда? — возмущенно интересуюсь я. — Город выселят куда-нибудь, — предполагает Денис. — Так, ребят, все, что осталось, пьет Луи, — настаивает Кирилл и садится ближе ко мне. — Он что-то скромничает. Я страдальчески взираю на оставшиеся стопки и — не знаю, на кой черт — осушаю за раз все пять. — А ты можешь держать наш темп, — радуется Кирилл. Он уже немного опьянел и приобнял меня за плечи, но явно по-дружески. — Ден, сгоняй, возьми нам еще один сет. Луи, тебе кто-то пишет. Не хочешь ответить? Я успеваю прочитать два сообщения, оба от Москвы. Первое пришло час назад: «Где ты?». Второе только что: «Вернись в отель срочно». И после этого — ответить я не успел — в голове наступает «щелк»... 23:?? Все катится по наклонной. Перед нами постоянно возникает новый поднос с сетами. Я продолжаю закидывать голову. Ощущаю справа, как Кирилл тепло дышит. Наши колени соприкасаются. Музыка превращается в огромный молот, колотящий по вискам. Свитер закапан воском, сигареты становятся невкусными. Кристина о чем-то спорит с Денисом. Голова Кирилла на моем плече. Закрываю глаза, внутри меня к потолку течет река. Открываю глаза — передо мной волнами комната утекает в пол. Затем только редкие всполохи, и я не могу ручаться за их достоверность. Денис возвращается с бутылкой рома, мы пьем из горла. У меня заканчиваются сигареты, я курю чужие. Кристина уходит за водой, спустя несколько моих прикосновений к руке Кирилла растворяется и Денис. Шепотом спрашиваю: «Хочешь, я заберу-тебя-отсюда?». Имея в виду клуб. Он говорит: «Твой дом теперь здесь». И сделав паузу: «Здесь-живу-я, понимаешь?». Или мне показалось? Кирилл засыпает, и мы лежим в обнимку. Я собираю на память его размеренное дыхание, запускаю руку под его рубашку. Он теплый, как воспоминание о счастье. Денис возвращается и говорит: «Там парни какие-то всех обыскали». — А Кристина где? — вздрогнув, просыпается Кирилл. Кидаемся в темные коридоры (искать Кристину?). Телефон — приятная неожиданность — при мне. На экране блокировки пять пропущенных от Москвы. Спотыкаюсь о тела, лежащие на лестнице, вниз летит и разбивается бутылка. «Все живы?» — слышу рядом знакомый голос. Кирилл берет меня за руку и задает направление — куда-то вниз. Падаю на стену, перебираю руками. Краска облупилась. Меня кто-то обнимает и пробегает вперед. Другой толкает: «Че встал?». Меня выворачивает наизнанку. Кто-то светит фонариком мне прямо в лицо: «Что за жалкое зрелище? Не хочешь вступиться за своего друга?». Это Оля, которую мы встретили у входа. Пытаюсь схватить ее за руку, но меня подхватила толпа и больно бьет локтями со всех сторон. «Завтра в восемь, боец!» «Разошлись!» «Представление только за деньги, мы уходим». 00:?? Морозный воздух обостряет все мои чувства. Мне больно и плохо. Втроем сидим на поребрике — я, Кирилл и где-то над нами парит беспокойный дух Исаака. Голова Кирилла (или Исаака?) на моих коленях. Я (очень пьяный) перебираю его волосы. И говорю. О чем-то долго ему рассказываю. Досадно путаю имена и даты. Это ты. Наконец-то я тебя нашел. Ты тот, кого я потерял, понимаешь? Кирилл встает и уходит. Призрак Исаака становится его тенью. Мне кажется, я готов умереть от холода. Нет уже никакого смысла думать и двигаться. Мое тело куда-то везут. Фонари сопровождают нас, как соглядатаи. Голова опускается на холодное стекло. Я заблудился и не знаю, кто за рулем. Новое сообщение от holod.vnutri: «Ты принял меня за другого. Наверное, обознался, прости. Удачных тебе съемок». По щекам текут слезы. Я вытираю их рукавом чужой кожанки и понимаю, что на мне все это время была куртка Кирилла. Значит, он ушел в одной рубашке. — Гильгуль нешамот, — произносит кто-то в темноте слова на иврите, начинает рычать. Я окончательно теряюсь. Это никогда и нигде! Меня поднимают, я падаю. Меня снова поднимают. Вижу под ногами узоры ковра, свои грязные ботинки. Становится тихо. Легкий «дзынь» и мерный звук. Потом опять «дзынь» и отдаленный шум, как будто рядом вечеринка. Темно, но датчики движения тут же включают свет. Мы в отеле «Россия». Дверь в номер открывается. Я захожу и ненадолго просыпаюсь от яркого всполоха реальности. Все оглянулись на меня, а Лондон подходит с противной такой ухмылочкой: «Наконец-то! Без тебя начинать не хотели. Очередной съезд городов объявляю открытым! Добро пожаловать в Воркуту!». Слышу звон бокалов и падаю без сознания.