и города живут

21 сентября ПАРИЖ

12:06 Сегодня вечером состоится гранд-ужин, Дворец культуры шахтеров в центре Воркуты хоть и выглядит снаружи как обычно, внутри изменился до неузнаваемости. Гости подтянутся ближе к вечеру, а нас Лондон завербовал помогать с организацией. Мы с Питером идем по парадной лестнице, над которой сооружена арка из сияющих гирлянд, на перилах развешаны пышные банты, а пустые простенки заставлены светодиодными экранами. На них синхронно всплывают виды мировых столиц и появляются слова приветствия: «Добро пожаловать на Гранд-ужин 2017». — Сколько все это стоит? — Питер останавливается на лестничном марше между этажами, оглядывая торжественную иллюминацию. — Не все измеряется деньгами, — Лондон появляется из-за растяжки в фотозоне с коробкой, набитой именными бейджами. — Настоящая роскошь общения должна проходить в роскоши. Извините за каламбур. — А его и не было, — закатываю глаза и стараюсь выказать полное безразличие к праздничному ажиотажу. — Расскажешь, зачем позвал? — Да, идите за мной, — кивнул Лондон и ведет нас сквозь просторный зал, где в обычные дни накрывали фуршет; сегодня огромные окна в пол задрапированы, а рабочие на высоких лестницах подвешивают к потолку мерцающие лампы. — Эти ребята приехали из Италии вместе с декоратором Винченцо Грассо, — объясняет Лондон по пути и, заметив, что это имя нам ни о чем не говорит, с укором добавляет. — Он два года подряд оформлял Оскар. Я приложил немало усилий, чтобы он согласился приехать сюда всего на один день. А почему вы только вдвоем? Где остальные? — недоумевает Лондон, пропуская вперед группу официантов с подносами. — Венеция и Москва только проснулись, когда мы выезжали, — сообщает Питер. — Нью-Йорк и Берлин обещали приехать через час. Из актового зала доносится громкая музыка. Лондон просит подождать и уходит внутрь. Питер садится на новенький диван — видимо, часть мебели привезли сюда специально для банкета. Лондон помешан на организации подобных приемов и, надо отдать ему должное, всегда справляется виртуозно — он считает, что все должно пройти на самом высоком уровне даже в таком богом забытом месте, как Воркута. Лондон возвращается, когда музыка в актовом зале уже не играет. — У музыкантов пятиминутный перерыв, можем пройти, — говорит он, открывая нам дверь. — А в чем проблема была? — спрашиваю. — В том, малыш, что я не хочу утечки информации о том, кто из звезд сегодня прилетит, — ерничает Лондон и держится на расстоянии, потому что знает — я могу вспылить. Мы идем через пустой зрительный зал к сцене, на которой установили два больших видеоэкрана и растяжки с пиротехникой. Музыканты после репетиции оставили свои инструменты и угощаются пиццей из коробок, сидя в первом ряду. Я надеялся увидеть на черных майках хоть какую-то подсказку о том, на кого они работают, но ничего подобного не вижу. Лондон решил отыграть роль конспиратора до конца и просит не глазеть по сторонам. Поднявшись на сцену, мы проходим за кулисы, а оттуда попадаем в коридор за сценой и сразу же сворачиваем в темный зал хореографии с зеркальными стенами. Посреди него два ярких софита на высоких стойках освещают гримерное зеркало, перед ним стоит кресло и стол на колесиках. Лондон говорит, что здесь приглашенная звезда будет дожидаться своего выступления. — Мы должны встретить? — не понимаю я. — Вы должны все подготовить к встрече, — Лондон ведет нас в темный уголок танцкласса, где складированы какие-то коробки. — На том кресле вы найдете десятистраничный райдер, это требования нашей звезды. К шести часам нужно разобрать и разложить все предметы так, как указано в этих бумагах. Другими словами, вы отвечаете за то, чтобы все условия райдера в плане гримерки были соблюдены в точности. — Десять страниц! — я смотрю на эти коробки и жалею, что согласился помогать. — Это что за звезда такая? — Поверь, это еще не самые изощренные требования, — отбивается Лондон. — Ты ведь мечтаешь организовать здесь Неделю высокой моды? Так привыкай к капризным звездам. Лондон забирает Питера с собой, а мне на помощь приводит задумчивую Прагу и Сеула, который держится скромно, но хотя бы известен своим трудолюбием. — Ароматизированные свечи должны быть установлены по периметру на расстоянии строго в трех метрах друг от друга, — зачитываю я вслух, но Лондон не реагирует, проверяя комнатную температуру, которая также отдельно оговорена в райдере. — Ты видел, какая метель на улице? Я, знаешь ли, сомневаюсь, что твоя звезда сегодня сможет приземлиться. Интересно, кого ты решил кокнуть в авиакатастрофе — Джей Ло или Джастина Бибера? — В аэропорту в эти дни работают лучшие специалисты наземных служб Великобритании, — Лондон говорит с такой невозмутимостью, что мне хочется швырнуть в него этим райдером. — Они посадят самолет даже в самую нелетную погоду. — Не забудь потом вспомнить, что мы тебя предупреждали, — ледяным голосом говорю я. — Не забудь потом перестать быть моей мамочкой! Лондон отшатнулся, увидев, что я кинулся на него с кулаками. Сеул меня сдерживает: «Ребята, успокойтесь оба!». Пока он меня пытается унять, Лондон подходит ближе и улыбается, глядя мне в лицо: «Надеюсь, ты уже напряг извилины и знаешь, как использовать эту встречу в своих интересах». Сказав это, он красноречиво обводит взглядом коробки, и уходит. 15:19 Согласно пожеланиям звезды, мы обклеили танцзал плакатами Дэвида Боуи и Элтона Джона, пересчитали мятные зубочистки и ватные палочки, чье количество также было оговорено, разложили перед зеркалом черные полотенца Versace, расставили по специальной схеме вазы (исключительно цилиндрической формы). Администратор доставил несколько охапок белых роз и предупредил, чтобы все шипы были срезаны. Чуть позже он вернулся, и мы полчаса потратили на то, чтобы протолкнуть в танцзал три белых кожаных дивана. — А говорят, рабство отменили, — вздыхает Прага, сидя на полу и срезая шипы. Мы даже присесть теперь никуда не можем — всю мебель только что продезинфицировал специально обученный человек, специально прилетевший ради этого из Нью-Йорка. — Я хочу курить, — говорю, в очередной раз проверив комнатную температуру. — А еще нам понадобится кондиционер и увлажнитель воздуха, мы не укладываемся в заданные параметры. Здесь хорошее отопление. — Тебя не выпустят, — предупреждает Сеул, когда я с курткой направляюсь к выходу. — Там со всех сторон уже выставили охрану. В коридоре пахнет жареным мясом и дорогим парфюмом, повсюду снуют неместные — они будут сопровождать звезду или приехали сюда в качестве поваров? Не могу разобрать. Темнокожий охранник сурового вида не хочет пропускать меня тем путем, которым нас привел сюда Лондон и рекомендует покурить в туалете, указав на дверь. Приглашенная звезда будет в шоке от туалета с двумя кабинками. Лондон явно упустил этот момент. Курю, метель бьется об окна с такой силой, что не ровен час, выбьет стекло и ворвется внутрь. Они не смогут посадить самолет в такую погоду и, если Лондон будет настаивать, про Неделю мод можно забыть. Воркута прославится тем, что здесь разбился какой-нибудь многократный обладатель Грэмми, на свою беду согласившись выступить на частной вечеринке у русского олигарха. Насколько я понял, под этим предлогом сюда всех затащили. Тревожные мысли о надвигающейся катастрофе прерывает Венеция. — Эй, это мужской, — возмущаюсь я столь наглому вторжению. — Это общий туалет, — заявляет она с таким видом, будто нас обрекли встретиться в самом паршивом месте не Земле. — Как ты сюда прошла, они ведь никого не пускают? — У меня связи, — говорит она, как бы озвучивая единственное очевидное объяснение. — Я пришла с плохими новостями. — А разве на свете еще остались хорошие? — Донателла Версаче категорически против переноса шоу в Воркуту, — Венеция произносит это на одном дыхании — видимо, ей не терпелось с кем-нибудь поделиться. — Она считает, это место не соответствует стандартам красоты. — Что за стандарты такие? — Она так выразилась и с ней сложно поспорить, — Венеция оглядывается, призывая всю убогость этой туалетной комнаты служить подтверждением ее словам. — Донателла завтра разошлет письма всем модным домам с призывом бойкотировать твою Неделю мод. Милан, кстати говоря, будет счастлив избавиться от такого конкурента. На завтра мы наняли Bombardier до Цюриха, есть два свободных места. Полетишь? Венеция смотрит на меня испытывающим взглядом и добавляет: «Раз уж ничего не вышло, не оставаться же тебе здесь, когда мы улетим». — Я подумаю. Затушил сигарету о трубу отопления. На пол летят искры. 16:08 Возвращаюсь в танцзал, когда туда уже занесли на подносах съестное, расставив все на столе у дальней стены. Сеул и Прага говорят, что нам разрешили выйти через служебный вход и зовут поехать с ними в отель, чтобы успеть переодеться и вернуться к началу гранд-ужина. Мне тяжко. Лондон умудрился за неделю организовать в Воркуте грандиозную вечеринку, а я провалил эту идею с Неделей высокой моды, даже не начав. Представляю, как завтра меня будут утешать на борту, вылетающим в Цюрих. «Ты сделал все, что мог», — ободряюще скажет Москва. «Это была изначально глупая затея», — усмехнется Нью-Йорк. И тому подобное. А Лондон весь полет будет хвастаться, вспоминая сегодняшний вечер. И никто не поможет мне. Им все равно, ведь это тот самый Париж — парень который живет в нескончаемом празднике. Они не знают, что для меня это давно лишь воспоминание об утраченном празднике. Другого уже не будет. — Вы идите, а я проверю, насколько продуктовый набор соответствует райдеру, — говорю, и Сеул с Прагой, которые наверняка заметили перемену в моем настроении, уходят, оставив меня одного. 17:27 Я проверил состав мясных и фруктовых тарелок, протер столовые приборы и посуду, и сопоставил последовательность ингредиентов в канапе. Хлеб с пастой из авокадо, затем ломтик красной рыбы и тонко нарезанный огурец, гренки средней прожарки, оливка сверху. Три канапе из сорока пяти были мною забракованы и тут же съедены. Я не обедал и с большим трудом пытаюсь устоять перед соблазном попробовать все эти закуски. Но если притронусь хотя бы к одной, через полчаса здесь ничего не останется. Москва пишет: «Ты где? Мы скоро выезжаем из отеля». Я решил, что не буду переодеваться и, скорее всего, даже не покажусь на семейном гранд-ужине. Настроение — закрыться в номере и спать. Отвечаю: «Я не поеду. Повеселитесь как-нибудь без меня». Зная, что она не оставит меня в покое после такого сообщения, выключаю телефон и, в последний раз оценив готовность помещения, иду к выходу. Уже в коридоре меня догоняет тот парень, который дезинфицировал мебель и сообщает, что в танцзал необходимо доставить коробку с алкоголем. Это странно, потому что в райдере не было ни слова о спиртных напитках, но он настаивает. Распечатав коробку, нахожу в ней дорогущий коньяк — десять бутылок. На всякий случай еще раз проверяю райдер, но там нет такого пункта. Возможно, это обговаривается отдельно, но, согласитесь — столько не выпьет даже самая отвязная рок-группа! Поэтому я открываю одну из бутылок и наливаю в стакан, который ранее старательно начищал. Пью залпом, закусываю двумя ломтиками сыра. Тепло разливается по моей грудной клетке. Запиваю апельсиновым соком из графина и, нарушая сразу несколько пунктов райдера, падаю на вычищенный диван, подложив под голову стопку полотенец. Я даже отсюда слышу, как снаружи дует ветер. Сегодня снег ляжет и не растает уже до весны, а ведь это только конец сентября. И если моим планам о переносе Недели мод не суждено сбыться, наверное, нет никакого смысла оставаться. Кирилл ясно дал понять, что не хочет быть моим другом (не говоря уже о чем-то большем). Мне остается только вернуться домой, зная, что где-то на краю мира живет парень точь в точь похожий на Исаака и я ему безразличен. Переворачиваюсь, уткнувшись головой в эти полотенца. Я плохо переношу приступы бессилия и, когда надо бы уже признать поражение и смириться, всегда нахожу новый повод для схватки, исход которой предопределен заранее. Но в этом случае даже зацепиться не за что. Никаких перспектив. Меня радует непогода. Даже пилот с многолетним стажем не сможет посадить самолет в такую метель и гранд-ужин, о котором так печется Лондон, пойдет не по плану — без участия звезды, ради которой мы так стараемся. Иду к накрытому столу и угощаюсь канапе и сэндвичами. Не пропадать же им, в конце концов. Наливаю еще коньяка, разбавляю яблочным соком, и возвращаюсь на диван. Если бы не все эти переживания из-за Кирилла, вечер мог бы претендовать на звание идеального. В моем распоряжении целая гримерка звезды, чье имя мы, похоже, так и не узнаем. Лондон там наверняка бесится. Коньяк обжег все внутри и моментально дает в голову. Интересно, как там Воркута? Она ведь долго не протянет. Будь она обычной девчонкой, жила бы себе долго, хоть до ста лет. Но эта ее привязанность к столь гиблому месту как проклятье — люди покинут город вечной мерзлоты и от нее совсем ничего не останется. Я чувствую себя погано, ведь имел неосторожность дать ей надежду. Завтра мы разъедемся, каждый по своим домам. Оставшись один на один с этой обреченностью, она поймет, что мы лишь погрузили ее в мимолетное забвение. Спящая красавица очнется и тут же горько пожалеет об этом. Будь она рядом, я бы сказал ей: «Не просыпайся». 18:40 «Проснись, давай же — у нас катастрофа». Я задремал, раскинувшись на диване, и разбужен громкими голосами. Дверь закрывается и в комнате кроме меня остаются двое. Я делаю вид, что сплю — так жертва нелепой ситуации прикинулась трупом и отдает себе отчет в том, как комично выглядит со стороны. — Он точно не умер? — интересуется незнакомый мне женский голос. — Нет, крепко спит, — отвечает Лондон. — Прошу прощения за него. Как ты долетела? Меня упрекали в том, что я подвергаю твою жизнь опасности, твердили, что это непременно закончится трагедией. — Нет, крушение самолета нарушило бы космический порядок, — утверждает она. — Я сказала пилоту: «У нас впереди вторая часть тура. Господь хочет, чтобы мы продолжали, поэтому самолет долетит и сядет как миленький!». Но я рассчитывала, что мы встретимся в Нью-Йорке. Не думала, что заставишь меня лететь так далеко. Ладно, не извиняйся. Я верю, это было предрешено. Такова судьба — я должна была появиться здесь. Жаль, что мы опоздали на экскурсию по городу. — Может быть, к лучшему, — говорит Лондон. — Не говори так, — возмущается звезда. — Я вряд ли когда-нибудь еще раз приеду сюда. От этого понимания мне всегда грустно. Не смотри так! Это то, что меня действительно огорчает — каждый день мы делаем сотню разных вещей в последний раз. — И это к лучшему. Ты повсюду таскаешь с собой этого единорога? — Да, он меня успокаивает. Только мужчина мог вставить в лоб животному, символизирующему целомудрие, фаллический символ, правда? Я тихонечко приоткрываю глаза, чтобы увидеть, с кем болтает Лондон. Она сидит перед зеркалом. На ней черные колготки с прорехой, топ, больше похожий на лифчик, стриптизерские сапоги до колен и безразмерная джинсовка. Выбеленные волосы собраны в два хвоста, над глазами нависает черная челка. Она аккуратно подводит жирные стрелки от век до висков. В Воркуту прилетела Леди Гага. Лондон замечает, что я не сплю. — Перестань притворяться, ну же! — требует он. — Мы знаем — ты не спишь! — И подслушиваешь, — добавляет Гага, но не с упреком. Не припомню более унизительной ситуации. Открываю глаза и растираю лицо. На полу валяется разбитый стакан, подсыхает липкая лужа — должно быть, я нечаянно опрокинул коньяк с соком, когда уснул. Так мы узнали, что прием высоких гостей явно не мой конек, я непременно в чем-нибудь облажаюсь — но чтобы настолько... Лондон идет ко мне и ловко подкидывает бутылку с минералкой. Я неуклюже ловлю и сразу же вливаю в себя половину. — Это, собственно, и есть наш именинник. Он учится во Франции, но свой день рождения традиционно отмечает дома, — говорит Лондон, указывая на меня. Хорошо, что Гага не заметила, как я на него вытаращился. — Он твой большой фанат. — Правда? — она отрывается от зеркала и смотрит на меня. — И какая песня любимая? Я судорожно перебираю в голове названия песен и выдаю невнятно: «P-p-p-poker face, p-p-p-poker face». — Какой ты милый, — восхищается она. — Сколько тебе лет исполнилось? — Восемнадцать, — отвечает за меня Лондон. — Ух ты! Уже с девочками можно гулять, — говорит Гага, продолжая подводить стрелки. — Он больше по мальчикам, — заявляет Лондон (надо будет потом врезать ему хорошенько). — Малы-ы-ыш, — протягивает она сладко. — Мне сказали, у тебя есть какая-то особая просьба ко мне.... Я не сразу сообразил — ведь Лондон предупреждал, что я могу использовать эту встречу в своих интересах! Но о чем я могу попросить? Понятия не имею! Она расценила мое замешательство как стеснение: «Эй, ты знал, что сегодня день исполнения заветных желаний? Я буду твоей сексапильной крестной феей». — Тогда, наверное, мне нужен совет, — я пытаюсь сконцентрироваться, но мысли тут же бросаются врассыпную. — Как быть, если в поисках себя заплыл далеко от мелководья — на такую глубину, что скорее утонешь, чем выживешь? — Ничего себе у тебя вопросы! — удивляется она. Лондон отворачивается — я, разумеется, промахнулся. Вовсе не об этом должен был спросить. Но мог бы тогда прямо говорить, а не своими изворотливыми загадками. — Я бы сказала, мы не должны бояться глубины, — отвечает Гага, взмахнув карандашом с тушью как волшебной палочкой. — Ты не утонешь, а будешь погружаться в самую суть. Мы далеко от мелководья, — задумавшись, проговаривает она. — Отличная метафора, кстати, надо будет ее где-нибудь использовать. И это все, чем я могу помочь тебе? Пока я думаю, она просит подать ей полотенце. Стыдливо передаю Лондону стопку полотенец Versace, служивших мне подушкой, и в этот самый момент луч просветления пробивается с небес и меня озаряет. — А вы знакомы с Донателлой Версаче? — Само собой, — кивает она. — Я даже посвятила ей песню... — Она подписана на вас в Инстаграме? — Разумеется, малыш. Ты с ней хочешь встретиться? — Не совсем, — я еще сомневаюсь в просьбе, которую готовлюсь озвучить, но она в нетерпении смотрит на меня и деваться уже некуда. — Мы можем выложить к вам в Инстаграм фотографию, сделанную здесь, в Воркуте? Только нужно будет подписать ее по-особому. Я скажу как. Гага хмурится и смотрит туда, где застыл Лондон — то ли ошарашенный моей наглостью, то ли от того, что моя просьба превзошла все его ожидания. На этот раз я попал в точку. Лондон, глядя на нее, сделал такую ужимку, которую я бы расценил как: «Все в порядке, мы потом договоримся». Наверное, вопрос упирается в деньги. — Что ж, окей! — заявляет Гага, тряхнув темной челкой. — Пожелание именинника — дело святое. Ты хочешь здесь фотографироваться, малыш? — Нет, — говорю. — Нам придется выйти. Но это займет всего пару минут. 19:05 Через служебных выход нас провели на улицу. До сих пор не могу поверить в реальность происходящего! Гага на высоченных каблуках, опираясь с двух сторон на охранника и менеджера, ступает по снежным заносам. Впереди нас пятится оператор и его ассистент с яркой подсветкой — они снимают эту проходку. Мы огибаем здание Дворца культуры, чтобы пройти к парадному входу. Ей уже несколько раз предложили плед, потому как на улице лютый холод, но она отказывается: «Меня сегодня греет любовь». Лондон уходит вперед и требует, чтобы от ступеней убрали все припаркованные авто. Пока мы ждем, когда машины отгонят, Гага интересуется переводом надписи на фасаде. — Дворец культуры шахтеров, — перевожу я. — И чуть ниже: «Уголь — настоящий хлеб промышленников». Предлагаю сделать фотографию у этих колонн. Можно парочку, чтобы мы могли выбрать. Гага разблокировала смартфон и передает его мне, потом скидывает с себя джинсовку и остается в коротком топе. Ее менеджер молча подбирает со ступеней джинсовку. Сам он одет в такой необъятный пуховик, словно отправился в экспедицию на Северный полюс. Гага начинает позировать и это продолжается около десяти минут. За это время она даже успела забраться на постамент с двумя советскими рабочими, встав между ними в весьма вызывающей позе. Хорошо, что из-за погоды людей на улице почти нет, а то бы эта внезапная фотосессия наделала в городе немало шума. Через полчаса на страничке @ladygaga в инстаграме появляется фотография, на которой она стоит, раскинув руки под колоннами Дворца культуры. Подпись, придуманная мной гласит: «Отлично провожу время в Воркуте! Это город, в котором должен побывать каждый». Через час хештег #vorkuta стал самым популярным в Твиттере. Затем новость о внезапном визите Гаги на север России подхватили все мировые СМИ. Через три часа пост получил вежливый лайк Донателлы Версаче и официального аккаунта ее бренда.