Кошатники

Промозглым весенним днём, когда гравиевые дорожки под ногами расползались в кашу, а газон зловеще хлюпал, как трясина, актёр Большого драматического театра Арсений Андреевич Кошатников, одетый во всё чёрное, брёл по Марсову полю, надеясь погулять в красивом месте и развеяться. Но мрачные мысли не покидали его головы, какой бы приятной взгляду ни была местность вокруг. Арсению всё казалось отвратительным, словно он смотрел вокруг через кривое зеркало. Поэтому мужчина старался не озираться. Не глядя ни вперёд, ни по сторонам, он медленно шёл, сгорбив и без того сутулую спину. Прохожие загодя обходили его, не желая даже смотреть на подавленного гражданина в помятой шляпе и слишком теплом пальто. Когда очередной человек проходил мимо, стыдливо потупившись, Арсений вороватым жестом — как бы никто не заметил — доставал измятый платочек, и, приподнимая очки дрожащей рукой, промакивал слезящиеся глаза. Как только в поле зрения показывался размытый цветной силуэт прохожего, Арсений прятал платок во внутренний карман и хмурил брови, чтобы никто не догадался, какое горе он переживает, и не подошёл с соболезнованиями и расспросами. Бессознательно придавая себе самый неприветливый вид, Арсений Андреевич в самой глубине души очень хотел поговорить хоть с кем-нибудь, лишь бы ненадолго отвлечься от своего страдания. Но люди попадались всё такие же хмурые и неприветливые, как он — в Петербурге других и не бывает. Унылая длинная фигура Арсения Андреевича была лишь очередным тусклым мазком на общей картине сумрачных, как сырое серое небо, прохожих. По-прежнему не поднимая глаз, Арсений шёл прямо, не желая никуда сворачивать с привычного маршрута. Каждый раз, когда ему хотелось развеяться, он выходил из метро у памятника Горькому, переходил Неву через самый длинный в Петербурге мост, проходил кружок на Марсовом поле и, мимо Русского музея, стараясь не попадаться на глаза ряженым в костюмах странных животных из мультиков, выходил на Невский проспект, к станции метро. Арсений чувствовал себя спокойнее, когда ходил по одним и тем же улицам. А в том состоянии, которое он сейчас переживал, заблудиться было бы опасно. Подойдя к Вечному огню, он рассеянно подивился на трепещущие языки рыжего пламени и зачем-то огляделся, словно проверял, не потерялся ли. И в этот момент взгляду Арсения Андреевича предстала очень странная картина. Совсем рядом, под костлявыми кустами сирени, даже не думавшей распускать листья, стоял на газоне просто одетый мужчина и держал за поводок шлейку, плотно опоясавшую длинное тело полосатого кота. Кот степенно, не то, что какая-нибудь собака, вышагивал по мокрой прошлогодней траве, иногда останавливаясь, чтобы брезгливо отряхнуть лапы знакомым жестом, вызывавшим в сердце Арсения прилив страдальческого умиления. Любуясь красивым животным, мужчина сморгнул слёзы, забыв про платок и людей, что смотрели на дрессированного кота с таким же удивлённо - умиляющимся выражением, какое сквозило в мокрых светлых глазах Арсения Андреевича. Он с таким упоением наблюдал за котом, что даже не заметил хмурой физиономии его хозяина. Высокий мужчина в очках, больше похожий на бездомного своим простым, но опрятным костюмом, отчего-то так недовольно смотрел на своего чудесного питомца, что страшно было и подойти, но Арсений вдруг захотел заговорить с ним и решительно сделал несколько шагов вперёд, не понимая, что им двигает. Может быть, этот человек так устал от внимания окружающих к коту, что не собирался ни с кем разговаривать. В таком случае Арсений рисковал бы нарваться на грубость — кроме очков, ничего интеллигентного во внешности незнакомца не было заметно. Однако кот... Погладив взглядом его серо - коричневую шубку, Арсений с тяжёлым вздохом повесил голову, скромно надеясь, что хозяин кота не окажется совсем уж неприступным. В это время мужчина в очках потянул поводок, заставляя кота сойти на дорожку, и направился прямо к Арсению. Тот застыл столбом, решив подождать, пока парочка с ним поравняется. Тогда бы он набрался храбрости обратиться к мужчине и спросить, как тот умудрился заставить кота ходить в сбруе. Совсем поздно он вспомнил, что плакал, и поспешно утерся, боясь ударить лицом в грязь перед незнакомым человеком. Лицо у Арсения было приятное, хоть и немногое оплывшее с возрастом — всё же, актёрам надо беречь свою внешность, особенно если она тянет на колоритную. Колоритным себя Арсений Андреевич назвать не мог, но если в спектакле нужен был длинный тощий очкарик, звали его. Обычно такой типаж выбирают для интеллигента, но Арсению чаще всего доставались роли бомжей и алкоголиков, чем актёр был ужасно недоволен. Он всегда считал себя слишком утонченным господином, чтобы играть люмпенов. Не дойдя до потенциального собеседника совсем немного, гражданин в темно-зелёной куртке и поношенных джинсах остановился, чтобы дать коту пощипать травки. Нагнув голову, кот кусал вялую траву так неумело, словно зубки у него были совсем слабые и маленькие — Арсений знал, что он только прикидывается, а на самом деле может дочиста сгрызать куриные кости. Но надо было подойти к хозяину, который явно скучал, ожидая, пока кот нагуляется. Арсений глубоко вдохнул и шагнул к мужчине, сдавленным голосом выпалив заготовленный вопрос: — Извините, пожалуйста, но можно ли узнать, как у вас кот так ходит на шлейке? Гражданин в зелёной куртке вздрогнул, окидывая Арсения испуганным взглядом небольших, но очень ярких коричневых глаз, и неуверенно протянул: — Ну бывает такое, что коты ходят в шлейке, а на иных и бантик не нацепишь. А что? Голос у него оказался спокойный и приятный, такой же, как выражение симпатичной физиономии. Выглядел этот длинноносый шатен ровесником Арсения — рубеж в пятьдесят лет он явно перешёл. С ровесником Арсений точно бы смог поговорить, и продолжил, не желая терять приятного собеседника: — Просто коты очень независимые животные, и я никогда не видел, чтобы они так послушно ходили. Вы, наверное, его как-то дрессируете? — Выдрессировать кота только Куклачеву под силу, — усмехнулся господин. — Я считаю, мне с котом повезло. Слушается меня. — Вы, наверное, хорошо знаете кошачий нрав, — с уважением отметил Арсений и прошептал подобострастным тоном, — а можно его погладить? — Не советую, — покачав головой, сделал мужчина кислую физиономию. — Поцарапает. — Понятно... Но вы хорошо делаете, что правду не скрываете, в отличие от собачников, которые с трудом удерживают на поводке какого-нибудь ротвейлера и говорят: "он не кусается!" — А потом в новостях говорят о людях, которым собаки руки откусывают, — согласился мужчина, провожая появившуюся в поле зрения чихуахуа презрительным взглядом. — Не люблю собак. — Я их вообще боюсь, — поёжился Арсений, улыбаясь растянувшемуся на траве коту. Арсений совсем забыл о своей гложущей душу печали и спрятал руки за спину, чтобы случайно не разгневать кота. Тот не обращал на него ни малейшего внимания, и, иногда, превращая жевать траву, поднимал голову и напряжённо вглядывался в дали, видные ему одному. У зверюги оказался выразительный профиль с крупным носом — значит, с определением пола Арсений не ошибся. Но что-то такое проскальзывало в облике стройного подтянутого животного простой и красивой окраски, отчего он выглядел едва ли не старше хозяина. Да и глаза у него были старческие и спокойные, без блеска. — Вы прямо, как кот говорите, — улыбнулся мужчина, заставив смущённого лестным сравнением Арсения слегка покраснеть. — Вы, наверное, где-то рядом живёте, что можете вот так выгуливать кота в царских местах? — видя, что хозяин настроен вполне дружелюбно, перевёл тему Арсений, на что мужчина неопределённо пожал плечами. — Нет, я на Проспекте Славы живу. Знаете, новую станцию метро построили? Вот мне совсем от неё недалеко пройти. — Не слышал о таких местах, — удивился Арсений и поправился, боясь показаться невеждой, — я просто на Политехнической живу. — Далеко... — протянул хозяин. — Вы значит, на севере города, а я на юге. А вообще, я часто езжу сюда с ним, пусть развеется, не всё же ему в Купчино сидеть, смотреть на хрущевки всякие. — Вы с ним и в метро ездите? — вскинул брови поражённый Арсений. — Ну да, — улыбнулся мужчина, не понимая, чему тут удивляться. — Посажу его в сумку и еду. Весь вагон умиляется. Так-то я тут рядом работаю, в антикварном — там ещё куклы на витрине стоят, знаете — и Тёма со мной. А в обеденный перерыв мы тут гуляем или в Катькином садике. — Он у вас путешественник прямо, — с уважением отозвался Арсений, и оживился, наклоняясь к коту. — Его Тёмой зовут? Хозяин солидно кивнул, и Арсений обратился к коту умильным тоном: — Тимофей, значит. Тёма, кис-кис! Тёма бросил на него презрительный взгляд выцветших, как у старика, жёлтых глаз и сел, отвернувшись, так что Арсений смог увидеть блестящую черную полоску, которая шла от затылка до кончика хвоста. — Бесполезно, — произнёс хозяин, взглядом прося Арсения подняться. — Он у меня такой, своенравный. Вас-то самого как зовут, гражданин? Арсений с серьёзным видом поднялся, жалея, что не удалось погладить кота, и представился: — Арсений Андреевич Кошатников. — Удивительно, — заметил мужчина, с удовольствием пожимая ему руку. — А моя фамилия Кошкин. Кошкин Семён Михайлович. — Сама судьба подготовила нам эту встречу. Видно, неспроста у нас такие похожие фамилии. — Любовью к кошкам мы точно похожи, — согласился Семён. — Да и во внешности есть что-то общее, знаете. Арсений с сомнением оглядел скромно одетого Семёна, потом перевёл взгляд на своё пальто, больше подошедшее бы детективу, и серьёзно кивнул. Действительно, Семён Михайлович был похож на него так же, как все очкарики походят друг на друга. По сравнению с новым знакомым Арсений выглядел более стройным и поджарым, а на худощавой фигуре Кошкина, стоило тому неудачно повернуться, можно было разглядеть небольшое брюшко. В отличие от своего холеного кота, Семён Михайлович выглядел каким-то неухоженным. Словно жил один и отдавал коту все свои нежные чувства, не растраченные в любви к женщинам и детям. — У вас кот, знаете, такой, можно сказать, интеллигентный, — вновь вернулся Арсений к волновавшему его предмету. — Даже странно, что погладить себя не даёт. — А он к кому попало на ручки не идёт. — напомнил Семён. — Лучше не трогайте. Исцарапает. — А я не кто попало! — ответил Арсений с весёлым возмущением, забыв, что недавно плакал. — Я тоже котов люблю! И тут же его глаза заблестели от слёз. — Арсений Андреевич, да что же с вами такое! — спохватился Семён, настолько растерянный внезапными слезами собеседника, что выронил поводок от шлейки. — Что случилось? Арсений затрясся, стараясь дышать ровнее и унять слёзы, но против воли выдавил срывающимся голосом: — Я сам недавно кошку похоронил. Бусю. Как взглянул на вашего котика, сразу её вспомнил. Я по ней так скучаю, как по человеку... Всё уговариваю себя не смотреть на кошек, но так люблю их, что меня даже смерть Буси не останавливает. — Да, очень жалко, — сдвинул Семён брови в жалобном выражении, и, заботливо придерживая Арсения за рукав, отвёл его к скамейке, где их не могли бы заметить прохожие. — Она, наверное, первая и единственная у вас была, что вы так тоскуете по ней? Семён так испугался, что и не приметил, как внезапно исчез куда-то Тёма. Арсений, виновато утирающий глаза рукавом, занял все его мысли. — Я, когда с женой развёлся, — продолжал Арсений некстати вырвавшуюся исповедь, — взял в приюте кошечку, чтобы не скучно было. Кошки мне всегда нравились: они спокойные такие и нетребовательные, в отличие от собак. У меня животных никогда не было, но я всегда очень хотел иметь рядом что-то тёплое и живое, с детства. А тут ещё и лицо женского пола, как-то приятнее. Буся в приюте сразу ко мне на колени запрыгнула, я её и взял. Пёстрая такая, до чего ласковая, просто прелесть. — Пёстрые вправду очень общительные и добрые, — подхватил Семён, озабоченно всматриваясь в искаженное рыданиями лицо. — Я её как на руки возьму, она сразу заурчит, а сердечко у неё стучит быстро-быстро, как моторчик. Буся толстенькая была, поесть любила, так сердце у неё и не выдержало. Я её несколько дней как похоронил, а с собой справиться не могу. Доброе лицо Семёна болезненно сморщилось, как будто он сам был готов расплакаться: — Я очень вас хорошо понимаю, Арсений Андреевич. Знаете, у меня было четыре кошки — я всю жизнь в окружении котов —и, как бы я ни горевал, когда они умирали, я всё равно не мог без них жить. Просто сходил с ума от одиночества. Может, вам так тяжело, что вы ещё не приняли смерть вашей Буси, как тяжёлую необходимость? Я бы советовал вам завести кошку, чтобы в заботе о ней вы забывали бы своё горе. Это странный способ, но он работает. Поверьте мне, —умоляюще заключил он, поглаживая Арсения по плечу. — Нет, — тот покачал головой, сняв очки, и пустыми глазами уставился в мутные стёкла. — Второй смерти любимого существа я не переживу. Вернее, не смогу обслуживать питомца без того, чтобы не думать о его кончине. — В таком случае, можно не заводить, а любоваться на чужого кота! — внезапно ободрившись, предложил Семён. — Хотите, я вам дам Тёму погладить? Это очень успокаивает! — Давайте, — вяло усмехнулся сквозь слёзы Арсений. Но Кошкин в этот момент вдруг заозирался и беспомощно развёл руками, на что Арсений озвучил вопрос, которым одновременно задались оба: — Где же Тёма? Ни на скамейке, ни на газоне рядом Тёмы не оказалось. — Сбежал... — растерянно прошептал Семён, пытаясь найти в руках поводок, и поник, не видя его. — Так пойдёмте искать! — Арсений бодро вскочил со скамейки, жалея, что не может взять Семёна за руку и потащить за собой. Но тот сам побежал за ним следом к кусту сирени, отчаянно выкрикивая: — Тёма! Тёма, иди сюда! Арсений между тем внимательно оглядывал каждый куст. Прохожие смотрели на них как на умалишённых. Но обоих мужчин сейчас гораздо больше беспокоило, куда подевался строптивый кот. То ли Тёма в совершенстве владел искусством маскировки, то ли очки его хозяина никуда не годились, но кот словно сквозь землю провалился. Арсений боялся, что они окончательно потеряли тут котика, и успел напридумывать самых ужасных развязок. Семён обеспокоенно поглядывал на часы, торопясь в свой антикварный, как вдруг Арсений ткнул пальцем в небо и шёпотом воскликнул: — Да вот он сидит! Тёма, иди сюда! Тёма обнаружился на ветке сиреневого куста. Спасаясь от любви хозяина, он забрался так высоко в самую глубь куста, что лишь поводок шлейки свисал с кривой ветки. Из-за ветвей только и светились большие жёлтые глаза, глядевшие испуганно и неприступно. — Вот он всегда так, — любовно проворчал Семён, обращаясь к озадаченному и счасливому Арсению.— Ищешь его, ищешь, а он сидит совсем рядом и делает вид, что ничего не слышит! Тёма, иди сюда, ну пожалуйста. Тимофей Семёнович, я к вам обращаюсь. — Тёма, кис-кис, — решил не оставаться в стороне Арсений и вытянул руку, словно держал там что-то вкусное. На кота не подействовали ни мольбы, ни уговоры, ни шутливые угрозы — он так и сидел, вцепившись когтями в ветку, сверлил мужчин затравленным взглядом и ожесточённо размахивал хвостом. Слезать он не собирался. Тогда Семён Михайлович осторожно приблизился к кусту и потянул за поводок шлейки. Весь куст огласился угрожающим шипением — Арсений даже испугался, но тоже подошёл. — Он сам не слезет, — констатировал Семён, оглядывая куст, растопыривший спутанные ветви во все стороны. — А я тут не пролезу. Вместо ответа Арсений собрался с духом и шагнул в самую чащу сухих колючих веток под полный благодарности взгляд Семёна. Сирень со злобой скребла по лицу смелого Арсения своими ветвями, но мужчина пробирался к цели, уверенно раздвигая ветки. Куст стонал и трещал. Волнующийся Тёма так махал хвостом, что он мог вот-вот отвалиться. Его грозный вид не испугал Арсения — мужчина протянул к нему руки и не дрогнул, когда Тёма полоснул по тонким пальцам острыми когтями. Семён, стоящий на газоне, нервно переминался с ноги на ногу — он переживал за них, как болельщик "Зенита" за любимого, но неудачливого футболиста. Арсений обхватил Тёму за бока и потащил, невзирая на то, как тот возмущённо шипел и лягался крепкими задними ногами. Он оказался неожиданно сильный и тяжёлый, но Арсений крепко прижимал его к груди, как бы кот не вертелся, стараясь нанести своему спасителю несовместимый с жизнью ущерб. Однако он успокоился, стоило Арсению отдать его в руки Семёна, и даже позволил хозяину поцеловать себя в мордочку. Арсений мог только умиленно наблюдать за ними. Когда Тему торжественно спустили на землю, держа за поводок, на радостях решился его погладить. Ожидаемо, что за это на его руках отпечатались круглые следы от острых зубов, но Арсений уже слишком влюбился в чужого кота, чтобы страдать от невзаимности. — Сеня, я даже не знаю, как вас благодарить, — признался Семён, на всякий случай покрепче обматывая поводок вокруг руки. Арсений нисколько не обиделся на короткое обращение, которое последний раз слышал далеко в детстве, и улыбнулся: — Мне ничего не надо, уважаемый Сёма. Разрешите только иногда гладить вашего котика. — Тогда знаете что, Сеня, — вдруг произнёс Семён, ловко удерживая на руках рвущегося к свободе кота, — как вы смотрите на то, чтобы встречаться, хоть иногда, и вместе выгуливать Тёму? Раз он так понравился вам? Просто у меня сейчас время перерыва заканчивается, мне только-только до работы добежать, а терять в лице вас хорошего знакомого мне бы совсем не хотелось. Столь поспешное предложение порядком ошарашило Арсения Андреевича. Он оглядел свои расцарапанные руки, взбудораженную кошачью физиономию, добродушное лицо Семёна с умоляющими глазами, и неожиданно для себя согласился: — Отчего нет, это хорошая идея. Когда вам будет удобно встретиться, Семён.. то есть, простите, Сёма? — А я почти каждый день в центре города бываю, — радушно ответил тот. — Можем встречаться тут в обеденный перерыв. Так-то я больше Михайловский сад люблю. — Мне Летний нравится, но туда платный вход, — вздохнул Арсений. — Может, тогда встретимся здесь? — Давайте, — согласился Семён, пытаясь усадить упирающегося Тёму в мешок для обуви, висевший за плечами. — Я буду только рад разделить ваше общество, Сеня. — И мне будет приятно побыть с вами и вашим котом, — Арсений приподнял шляпу, откланиваясь, и ещё долго смотрел на фигуру мужчины, удаляющегося в сторону Спаса-на-Крови, и чувствовал, как впервые со смерти Буси на измученную душу сходит умиротворение. Арсений больше не чувствовал себя одиноким.