Lunar Blood

На фамильное поместье Гранцрайх опускалась ночь. Отец Фредерики не спешил покинуть главный зал. Он ждал, слушая свирепую песнь ветра, бьющего в каменные стены трехсотлетнего замка. В сырой прохладе растворялись его безжизненные мысли и одинокое сердце. Пустые коридоры утопали в сумраке и тусклом пламени свечей, а он до сих пор думал, когда он успел потерять былое очарование и радость от этой жизни. И в этом было что-то жалкое. Неполноценное. Он знал, что сегодня что-то произойдет. Чувствовал всем нутром. Он был слеп к своим дочерям, особенно к младшей, но та излучала свет и тепло несмотря на холод и равнодушие. Она была сильнее, чем кто-либо. Как жаль, что он был слеп. При свете луны старшая дочь вошла в зал. Пышное платье, кружева, атласные ленты и венец на голове не делали из нее принцессу, но отец всегда восхищался ее красотой. Хрупкое создание, сотворенное из хрусталя и звездной пыли. Он был готов на все ради нее. И в этот час он ждал расплаты — смерти от рук своей дочери. Единственной наследницы и истинной хранительницы чистой крови. — Я приговариваю тебя к смерти, мой дорогой отец, — шептала она, наслаждаясь тьмой, блуждающей в ее руках. Тьма, что оказалась лишь ровным тонким лезвием серебряного кинжала. Она улыбнулась в пустом полумраке. В ее сердце горели созвездия, и их суровая справедливость не позволяла уйти от предначертанного. В ее душе бескрайнее море, бушующее так неистово, будто оно чувствовало, что сейчас происходит в оковах старинного замка. В глазах — глубина этого моря, отражающая лунный свет. — Почему ты не можешь простить меня? Она видела его страдания, но жалеть нельзя. Не сейчас. — Ты погубил собственную дочь. Ты позволил ей умереть, а я должна простить тебя за это? Ее призвала сюда не ночь, и даже не ее кровь. Лишь желание спасти того, кто ей дорог. — Ты отдашь свою жизнь взамен ее смерти. Это твоя расплата, — она пронзила плоть холодным клинком, и кровь окрасила ее руки и платье. — И я буду вечно жить с этим грехом. Это станет моим наказанием. Силы покидали его тело, и оно глухо рухнуло на пол. Он разменял лишь четвертый десяток, многое видел в своей жизни, но был не в силах противостоять своей принцессе. Она была его слабостью и гордостью, за которую можно отдать даже собственную жизнь. Король пал, теперь черед королевы. Ее мать была настоящей ведьмой. О таких пишут в сказках или же слагают легенды. Она могла околдовать своей красотой кого только пожелает, но душой была чернее ночи. Отравленное сердце и чернильная кровь. Она была холодна к дочерям, особенно к младшей, которую не так и не смогла полюбить. И ее ждет раскаяние этой лунной ночью. — Что привело тебя ко мне, моя милая? Почему твое прекрасное платье запятнано кровью? Лишь шелест листьев за окном нарушал эту, казалось, звенящую тишину. Она протянула серебряный кубок, в котором плескалось красное вино. И покуда ее кровь холоднее льда, остался лишь один глоток, что станет для нее последним. Ведьма умрет от собственного орудия — яда, которым она отравила жизнь младшей дочери. — Что ты чувствуешь, зная, что умираешь? — Я прошу прощения… — наконец та осознала, что ее власти приходит конец. Дрожь прошлась по телу ведьмы, что чувствовала свой конец. — Слишком поздно. Ты чудовище. Им же ты и умрешь, — поток силы бил острым ключом. Первородная тьма, блуждающая в ее душе, высвобождаясь из тела, унося с собой всю красоту и величие. Опасная и несокрушимая. Такие, как она, пытают других, добиваясь холодного равнодушия. Ее дочь рано поняла, слишком рано, что виной всему не клинок, а тот, кто его направляет. — Ты всегда желала избавиться от нее, но она была светом в темноте твоей души. Ты была слепа, как и отец. Ведьма умирала на ее руках. Она молила о прощении в последние минуты своей жизни, молила, но не надеялась. В сияющих глазах юной девы, что были цвета льда, блестели жемчужные слезы. Этот древний зал, старинный витраж и статуя из белого мрамора станут свидетелями совершенного правосудия. «Кость отца, отданная без согласия, возроди свою дочь. Плоть слуги, отданная добровольно, оживи своего хозяина. Кровь врага, взятая силой, возроди своего врага.» Она не смогла. Ее рука дрогнула в последний момент, разум помутился, а все мысли смешались воедино. Она стала мастером, который выдумал прекрасный замок, но вынужден плутать в нем вечно. Было желание добраться до самого сердца, сдаться на полпути и разрушить собственное творение. Кость отца превратилась в прах, кровь матери впиталась в землю, породив ликорисы — цветы, несущие смерть, а плоть слуги, оторванная от ее самой, была разорвана на части стаей волков. Дом опустел. Лишь тихим эхом отдавался плач принцессы в этих стенах. Ее шепот был слышен в любом уголке замка. Она не потеряла счет времени, она просто сбилась с пути. Морские волны разбивались о прибрежные скалы, оставляя на них свой соленый след. Ветер напевал знакомую мелодию, от которой внутри застывала кровь. — Моя дорогая сестра… Твои страдания окончены, и я верю, что ты стоишь у врат небес. Я буду жить ради тебя, и когда мое проклятие станет моей силой, тогда я стану свободной. Тебя больше нет рядом, но ты всегда будешь в моем сердце. Я любила тебя, как не любили отец и мать. Я люблю тебя, как никто другой. И я буду тебя любить со всей болью в сердце, которая никогда не утихнет. Покинув мраморный бельведер, она подошла к безликому серому надгробию. Лишь два имени. Две судьбы, сплетенные воедино. — Я прощаю вас за искреннюю любовь ко мне и ненависть к моей сестре. За то, что были слабы, когда отказались ей помочь. Вы разлучили меня с самым драгоценным, что было в моей жизни, а взамен я разлучила вас. Мне никогда не искупить этой вины. Но я рада, что не похожа на вас. У меня есть сердце, потому что однажды я почувствовала, как оно сломалось. Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen. С ее уст сорвалась заученная молитва, которую она не надеялась произносить. Слова, не лишенные смысла, прозвучали в пустоту холодной ночи. Она склонилась над могилой, и корона упала с ее головы, скатившись ей под ноги. Власть не в реликвиях. Она в воле.