***
Вернувшись из Хогсмида вместе с Гермионой, Гарри и Роном, Фредерика снова сидела с ними в библиотеке, выполняя домашнее задание. Магия — это прекрасно, но когда учишь теорию, то это — тоска смертная. Конечно, без знаний никак, но читать старинные учебники не ради удовольствия, а лишь потому, что надо, мало кому нравилось. Фредерика закончила раньше остальных, поэтому и решила оставить их и пойти к Дамблдору. Она больше не могла хранить секреты глубоко внутри, ведь они уже вырываются наружу, разрушая ее привычную жизнь. — Профессор, я пришла, чтобы рассказать еще кое-что… — она смотрела ему в глаза, непоколебимо и очень серьезно. — Я внимательно Вас выслушаю, но пожалуйста, дайте мне пару минут. Он указал ей на Фоукса, который уже угасал. Бессмертие, которым он одарен, тоже приносит страдания. Ему больно, когда он чувствует печали других, когда понимает, что конец близок. Но знает ли сама птица, что возродится из пепла после того, как сгорит дотла? Нетленность души, стремление к жизни. Это то, чего не хватает людям, так чем же птица заслужила благословение богов? Феникс был единственным, кто не поддался искушению в Эдеме, чем и удостоился вечной жизни. Из серой пыли показался маленький птенец, без оперения, неспособный даже стоять. Совсем скоро он обретет перья цвета огня и начнет еще одну жизнь. — Тогда я сказала не всю правду… Мне очень жаль, но думаю, Вы должны это знать. Но сначала… — немного помолчав, она спросила. — Что происходит с такими, как я? — Ничего особенного. Живут, как и все другие волшебники. Правда, многие боятся этой силы и просто стирают себе память об этом. — Это возможно? — Лишь отчасти, — он погладил птенца, а после сел за стол, сложив руки. Хоть Дамблдор и был достаточно строг, но в его глазах все равно были доброта и понимание. — Так что привело Вас сюда? — Крестраж моей сестры. Альбус с ужасом взглянул на нее. Он видел в ней талант к темной магии, но не верил, что она была способна зайти так далеко. — Как я говорила, моя бабушка владела даром прорицания. Она знала, что случится, но предотвратить это, к сожалению, было невозможно. Она сказала мне готовиться к чему-то очень опасному, страшному. Было еще упоминание о сестре. Если бы я только знала тогда, что такое крестраж, я бы никогда не пошла на такое. Под влиянием Империуса она убила одну из наших горничных. Насколько я понимаю, для раскола души требуется убийство. — Все верно. Но ведь должно произойти что-то особенное, радостное или грустное, чтобы действительно разорвать душу. — И произошло. В тот день она наконец-то научилась летать на метле. Это было очень волнительно и важно для нее. Радость переполняла ее весь день, но вечером, когда она рассказала об этом родителям, то они промолчали. Вы понимаете? Она ждала даже упреков и оскорблений, но этого не было. Лишь равнодушие. Это сломило ее. Она плакала как никогда. Видимо это и был раскол души. Мы вынули часть и поместили в ее любимую перьевую ручку. — И уже потом Вы решили использовать этот предмет для ритуала? — Да. Но я не смогла. — Вы использовали другое непростительное заклятие. Я готов не брать это во внимание, но интересно другое. Как Вы уничтожили крестраж? — Моя бабушка скончалась примерно за полтора месяца до убийства сестры. Перед смертью она прошептала мне: «Ignis Inferni». Адское пламя. Только потом я поняла, что это и для чего, — Фредерика выдохнула с облегчением. — Собственно, это все. — Для чего Вы возвращались домой на самом деле? — Простите, профессор… Я думаю, Вы уже и так поняли. Конечно же он все понимал. Понимал, что она каждый день живет в страхе и сомнениях, что ей приходится бороться с собой, чтобы никто не узнал о прошлом, что ее жизнь находится под угрозой. На вопрос, что в те дни было с Малфоем, она лишь ответила, что тот был под заклятием забвения и видел только то, что нужно было. Это была очередная ложь во благо. Дамблдор видел в ней сильную волшебницу, полную решимости и безумия, как и любви вперемешку с отчаяниям. Он понимал, что ей придется умереть, отстаивая все, что ей дорого, и она была готова. — Профессор… я боюсь оступиться… — Откуда вдруг такие тревожные мысли? — Том Реддл. Мы встретились совсем недавно, и я даже не знаю, что о нем думать. Он сказал, что мы похожи. Я не про наше проклятие, а про тьму в наших сердцах… Так он сказал. Дамблдору пришлось рассказать ей о нем. Том не был похож на других мальчишек из приюта, с которыми вместе рос. Он очень любил подолгу оставаться один. Думать. Копаться в книгах и делать записи в старых тетрадях. Он пугал других детей, причинял им боль, но никто не мог наказать его за провинности. Том шептался со змеями, что ползали под окном каждую ночь, потому что они были единственными, кто его слушал. Молчание. Он не скажет ни слова, если ему что-то не нравится. Просто согласится. В одиннадцать его забирает профессор, и он навсегда покидает этот приют со всей ненавистью, что там годами взрастили в нем. — Тьма может жить в каждом из нас. Вопрос в том, сможем ли мы управлять ею и подчинять себе. Эти слова дали ей надежду. Какой бы ни была магия, каждый сам выбирает себе путь. Ветер стих. Вечерело. Но этот мир не поблек в красках серого. Небо подарило земле свой лазурный поцелуй, и старинная сладость дремоты ожила, словно что-то первобытное, едва сотворенное. В такое время хочется вновь влюбиться в этот далекий мир. Фредерика шла по коридору, всматриваясь в закатное небо. Кто-то толкнул ее, проходя мимо. Это был Драко. Сначала он растерялся, но вскоре пришел в себя, словно вспомнил кто он такой на самом деле. Высокомерный и циничный Малфой. — Знаешь… — Фран решила начать разговор, но вскоре сильно об этом пожалела. — Я нашла учебник, чтобы ты смог приготовить эликсир и… — Мне не нужна твоя паршивая книга, — он оттолкнул ее руку, даже не осознавая этого. Он понял, что поторопился, но извиняться не стал. — Я даже не понимаю, почему тогда вдруг решил заговорить с тобой. Ты думаешь, что лучше всех, что тебе все позволено, только потому, что ты темный маг… — Да что с тобой?! Разве это повод, чтобы гордиться?! — она в слезах кричала на него, даже не пытаясь сдерживать свои эмоции, позабыв обо всех обещаниях и клятве — оставаться сильной. — Каждый день для меня — это пытка, потому что я не знаю, как жить дальше… У меня больше никого нет, ты понимаешь? В один день я потеряла все! — Это только твоя вина, — он прижал ее к стене, крепко впиваясь пальцами в ее тонкие запястья. — Я знаю, что ты причастна к смерти родителей. Будешь отрицать? — Ты только и делаешь, что попрекаешь меня, не зная, как все было на самом деле, — ее едва слышимый шепот отражался от стен. — Я не хочу быть отвергнутой тобой… не сейчас… — Я презираю грязнокровок и даже не мог представить, что ты будешь наравне с ними. Ты лгала мне, так почему я должен тебе верить? Только и делаешь, что скрываешь настоящую себя за этой холодной красотой. Все думают, что ты — жертва, и только я знаю, что ты — исполнитель. Ты никогда не признаешь своей ошибки, ведь намного проще судить и наказывать других, верно? Я считаю, этому нет никакого оправдания. Ты не заслуживаешь даже прощения, но все равно продолжишь эту игру, где ты по-прежнему невиновна. Они стояли рядом, но так и не осмелились сказать это друг другу в глаза. Из их сердец не уйдут воспоминания о днях, проведенных вместе, уйдет лишь эта обида, и тогда они забудут друг друга. Руки, обожженные от недавних прикосновений, все еще дрожали, потому что им не хотелось отпускать друг друга. Может, чувства не сотрутся в пыль, а может, закроются на тысячи замков, от которых будут потеряны ключи. — Знаешь, никогда не понимала, почему так много людей тебя ненавидит. До сегодняшнего дня. — Если честно, я даже удивлен, что тебе понадобилось так много времени, чтобы это узнать. В распятии этой ночи каждый из них пытался найти ответ на давно избитый вопрос. В песне тихого ветра были слышны отголоски одиночества и печали, а луна все смотрела в зеркальную гладь воды. Дни проходят монотонной чередой, увлекая за собою все тайны в далекие дали. Пока они были неразделимы, то так и не поняли, что влюблены. Время идет, а их чувства тонут в бескрайнем море. В эту дождливую серую ночь они твердили, что ненавидят друг друга, оставляя в мыслях тихое «люблю»…***
— Что с тобой происходит? Оценки стали еще хуже. Ты же понимаешь, что если не сдашь экзамены, то можешь даже не просить меня ни о чем? — Я все сдам, только маме не говори. Люциус приехал в Хогвартс навестить Драко и узнать о его успеваемости. В последнее время он не узнавал своего сына и, кажется, догадывался почему. Люциус знает, как важно сказать правду, и он не станет пренебрегать этим, даже если это приведет к разногласиям. Любовь родителей часто губит детей, но всегда объясняется заботой и накопленным жизненным опытом. Люциус не позволил бы Драко совершить ошибку, а тот никогда не пойдет против воли отца. Строгость воспитания, чувство долга и ответственности всегда берут верх над собственными чувствами и желаниями. Только тот, кто смел и силен духом, мог пойти наперекор. Кто угодно, но не Драко. — Я хочу поговорить с тобой о той девушке, с которой тебя часто видят вместе. Что ты о ней знаешь? — Она единственная, кто не боится спорить со мной. Немного дерзкая, сильная. Я так и не смог выстоять хотя бы одну дуэль против нее. — Значит тебе неизвестно, что ее родители погибли от ее же рук? Драко посмеялся, решив, что это очень остроумная шутка насчет ее происхождения или характера, но вскоре его охватил страх и непонимание. Он отказывался принимать это, пока отец не сказал, что даже Дамблдор и профессор Снейп могут это подтвердить. В этот миг он хотел сжечь этот проклятый мир, чтобы увидеть его пылающим в огне. Хоть Драко и упрямен, но не будет идти против власти даже без ясной на то причины. — Если ты благоразумен, то перестанешь с ней общаться. Я не позволю какой-то глупой девчонке погубить тебя. — Ты ее не знаешь… — Как и ты, — упрекнул его Люциус. — Я надеюсь, мы поняли друг друга. — Да, отец. Он так и не смог признаться ему, что влюблен в нее. Драко был чувствителен и очень раним глубоко внутри, но он бы никогда не показал этого. Его ответ прозвучал твердо, словно это были заученные слова. В голове появились тысячи вопросов, но Люциус не дал возможности задать хотя бы один. Одна его фраза перечеркнула все сомнения и желание сопротивляться, точно отданный приказ. Люциус видел печаль в глазах сына, знал о невысказанных словах, но был ослеплен любовью к нему. Он — непоправимый хранитель мира, что боится войны, и он был бы рад, если бы все сдерживали свои чувства и вели себя достойно. Перед тем, как попрощаться с сыном, Люциус приподнял его голову и положил свою руку на плечо, проявляя таким жестом сочувствие и непоколебимое решение. — Мне так жаль, Драко, но ты отравлен ею.