Winolove anthem

Новый блеклый рассвет — будет твоим единственным спасением. От безжалостной одинокой ночи. От всех мыслей, что терзают виски. И все до единой — о нём. Где ты сейчас? Почему через три ночи… Может, ты вновь мне только привиделся?.. Но эта ночь полна надежды.       На глиняных ногах тащишь уставшее за почти трое суток без сна тело к берегу… Никого. Время переваливает за полночь, но ни со стороны моря, ни со стороны поселка так никто и не спешит сюда появиться. Садишься на остывающие после дневного зноя камни и принимаешься вглядываться в чернеющий вдали горизонт.       Разум и тело берут свое. Ты даже не ощущаешь, как голова твоя оказывается прижатой затылком все к тем же камням. Засыпаешь.       С мрачного неба падает звезда — но тебе это неведомо. Падает туда, где рождаются и умирают новые миры. Но ты крепко спишь. Морской ветер дарит легкость твоим конечностям. Сон — предсмертное желание без молитвы. Конец надежды. Конец времени.       Тоскующее море присмирело. И ты не можешь видеть и все еще не можешь почувствовать, как из его глубин, к обласканному ветром берегу, неспешно рассекает тихие воды тот, кого ты сегодня так долго ждал на обещанное свидание.       Ночной мрак давно одел берег в свои одежды, но тебя безошибочно находят там, в свете луны и дрожащих на небесном куполе звезд.       Просыпаешься оттого, как бережно касаются твоих волос, ласково пропуская пряди сквозь прохладные пальцы. Оборачиваешься на эти прикосновения, ладонью ловишь его руку и прижимаешься к ней щекой:  — Я думал, что уже не увижу тебя.  — Я обещал, что приду.  — Неправда, — лукаво прищуриваешь взгляд, приподнимаясь с нагретых твоим телом камней. — Это я обещал прийти за тобой. В ответ мелькнет робкая улыбка, а звонкого ручья голос вновь промолвит:  — У нас мало времени. Рассвет здесь наступает быстро.  — Мало времени для чего? — лоб твой напрягается, три глубокие складки собираются на нем, придавая тебе неестественно суровый вид.       Мальчик только еще раз слабо улыбается; сам обхватывает твою ладонь своей и негромко произносит:  — Мы можем чувствовать друг друга только до рассвета.  — А потом?  — А потом мне придется уйти…  — Но я же видел тебя при дневном свете. Видел два раза.  — Вот как? — голосок его выдает легкую усмешку. — А я тебя — гораздо больше.  — Вот как? — вторишь ему. — Что же не показался мне раньше?  — Боялся.  — Меня?  — Нет… того, что ты можешь сделать.  — А именно?       Юноша задумывается, а ты ловишь себя на мысли, что не в силах оторвать от него взгляда — слишком чиста его красота.  — До тебя здесь тоже бывали люди. Один раз я решился и вышел на свет, к ним. Они начали кричать, смеяться, потом достали что-то из карманов и было много вспыхнувшего света… Ты понимаешь, о чем речь.  — Люди всегда жаждут хлеба и зрелищ. Не все, на самом деле, — другой рукой накрываешь его плечо, склоняя мальчика к себе на грудь.  — Знаю, — слова журчат у твоего виска. — Поэтому я и решился выйти к тебе.       Его тепло обволакивает тебя, его нежная, сдержанная улыбка, его глаза, глубокие, как море, и яркие, как летнее небо; то, как он прикасается к тебе, как будто ты — самое драгоценное, что у него есть. Никогда еще ты не испытывал ничего подобного.       Твоя улыбка сияет, как луна и все звезды, когда вы, все еще держась за руки, вдвоем, близко прижатые друг к другу, опускаетесь на камни. Странное ощущение — почему-то сейчас ты совсем не чувствуешь их холода и остроты.  — Как твое имя? — шепчешь, почти касаясь его губ. И губы эти с улыбкой выдают:  — Якуб.  — Никогда о таком не слышал.  — Как и я о твоем.  — Я же не называл его тебе?  — И правда, не называл. Но я его знаю… Виталий.  — Откуда? — не перестаешь удивляться, но отчего-то тебя это мало заботит. Якуб качает головой, а его разметавшиеся по камням локоны раздувает ветром:  — У нас правда мало времени.       Ничего не говоришь, просто смотришь на него с непроницаемым выражением лица, а твоя рука обнимает его за спину и прижимает к себе. Якуб повторяет твое движение.       Почему-то в этот момент его улыбка становится до странности неуверенной и смущенной. Не желая больше терять времени, ты на пару мгновений разъединяешься с ним, чтобы сбросить свою одежду, чтобы стать с ним на равных, а затем вновь прижимаешься к нему всем телом, словно переплетаясь. Навеки.       Всего несколько секунд требуется, чтобы знакомое тепло снова поселилось между вами.       Ты знаешь: рядом с тобой Якуб чувствует себя в безопасности. Но ваша с ним связь еще слишком хрупка.       Его взгляд тверд, а выражение лица тоже становится непроницаемым, когда он поначалу внимательно наблюдает за тобой, а затем тянется губами к твоим. В его взгляде — немой вопрос, неуверенность, но ты киваешь и позволяешь ему поцеловать себя. Твой лоб смягчается, а руки принимаются блуждать по его согретому твоей близостью телу. Вы почти не разговариваете, просто лежите там, разглядываете друг друга, дарите короткие и затяжные поцелуи, прикасаетесь, обнимаете друг друга. Ты понятия не имеешь, как такое может быть у тебя с едва знакомым… человеком? Ты вообще не уверен, что со всей чувственностью прижимающееся к тебе существо — человек. Раз или два тебе приходит в голову мысль, что тебя могли околдовать. Но желания покинуть его у тебя нет. Как и сил. Тебе кажется: все сладкие, нежные речи — для молчания, а ваши юные сердца — лишь для любви.       Эта ночь все еще укрывает собой рассвет. Тебе чудится, будто темные небеса останавливаются над вами, чтобы почтить этот момент. Его нагота — твое перерождение. Его поцелуи и ласки — воды, заживляющие все раны твоей души. Где-то там, выше этих небес, выше самой вселенной, он навсегда останется желанным тобой.       Как теперь прожить без этого взгляда — взгляда сказочной глубины океана?       Но даже самые цепкие когти ночи не могут удержать авроры в своих лапах. Светает. Вы, так много раз за ночь утомленные и воскрешенные друг другом, вновь должны расстаться.       Перед уходом, райским лучом озаряет тебя его застенчивая улыбка. Ты и сам не можешь сдержать ее.  — Когда я вновь увижу тебя?       Якуб тихонько целует тебя в плечо и, напоследок ласково проведя ладонью по волосам, в последний раз за это раннее утро берет тебя за руку:  — Ты сам почувствуешь, когда нужно будет вернуться сюда.  — Снова эти загадки?       Вместо ответа к твоей ладони прижмутся губами, и ты едва успеваешь заметить, как его гибкое толо накроет волнами.       Уже две к ряду недели маешься неведением. На третью, в один из вечеров, сердце пронзает, будто копьем, непреодолимой тоской. Наспех собравшись, идешь к морю. Якуба там нет.       Зато со стороны поселка доносятся шум и гам. А еще до тебя долетают обрывками: «поймали», «амфибия».       Сердце твое ухает вниз. А ватные ноги волочатся на шум…